- А ваш муж не придет к ужину?- спросила хозяйка.

- Он, вероятно, не хочет есть,- ответила она.

А он в это время стоял у низкого хлева и делал вид, будто его интересует крыша и вообще вся постройка; он обошел хлев кругом, сложил губы в трубочку и посвистал. Но она хорошо видела из окна, что лицо у него очень бледное и расстроенное. Кончив ужинать, она пошла к берегу и крикнула ему мимоходом:

- Иди и поужинай!

Однако он был все-таки лучше, чем можно было предполагать,- он не пошел есть и ночь провел вне дома.

Кончилось все это так, как обыкновенно кончается: когда она увидала его утром, она раскаялась в своей жестокости, ее тронул его ужасный вид, и все пошло обычным порядком.

На берегу моря они оставались несколько дней в ожидании почтового парохода и в это время однажды вечером в тот дом, где они остановились, пришел пожилой человек. Она знала его, и он знал их обоих; это ее очень взволновало, и она хотела было сейчас же бежать, она плакала и била себя в грудь. Однако вскоре она успокоилась и решила переночевать еще одну ночь. Ведь она вовсе не представляла собою средоточия мира, ее старый знакомый, который пришел на постоялый двор, по-видимому, вовсе не видел только ее одну. Тем не менее на следующий день ранним утром она все-таки устроила нечто вроде бегства; она ушла на рассвете, когда все еще спали. Это она всетаки сделала.

На почтовом пароходе она не встретила знакомых и могла спокойно обдумать все. Теперь она решительно и окончательно порвала со своим товарищем. Они опять поссорились, у него не было билета, и они обменялись резкими словами. Он сказал, что ей легко говорить, так как у нее в кармане есть обратный билет. Он указал ей также на то, что ему не пришлось бы испытать всех этих неприятностей, если бы она не написала ему письмо летом и не вызвала его к себе,- неужели ей не стыдно? Если бы не она, ему никогда не пришло бы в голову уезжать из города. Тогда она дала ему свой кошелек со всеми своими деньгами и попросила его исчезнуть с ее глаз. Денег должно было хватить на билет, таким образом она отделалась от него.

- Конечно, я не должен был бы принимать их,- сказал он,- но другого выхода нет,-и он ушел.

Она долго сидела и смотрела в морскую даль, обдумывая все. Ей приходилось очень плохо, гораздо хуже, чем она когда-то могла предполагать. О, что за стыд, до какого абсурда она дожила! Она думала до того, что устала от своих дум и начала прислушиваться к тому, что вокруг нее говорили люди. В некотором отдалении от нее на сундуке сидели двое мужчин, они ежились, стараясь укрыться от ветра. Она услышала, что один из них был учителем, а другой - ремесленником. Учитель вскоре встал и пробрался к ней; тогда она молча прошла мимо него и села на его место на сундуке.

Была осенняя сырая погода и было приятно укрыться от резкого ветра. Ремесленник, конечно, думал, что место хорошо одетой дамы в каюте, но, когда она села возле него, он сейчас же отодвинулся на край сундука. В эту минуту он как раз набивал трубку и хотел закурить ее, но остановился.

- Курите же,- сказала она.

Он закурил трубку, но отвернулся и закурил так, чтобы дым не попадал на нее.

Он был еще совсем молодой, лет двадцати с небольшим, из-под фуражки выглядывали густые рыжеватые волосы, брови у него были белесоватые, высоко над глазами. У него была широкая и плоская грудь, а спина круглая и руки большие. Что за лошадь!

Ему подали закусить, бутерброды и кофе этого-то, вероятно, он и поджидал, сидя на сундуке. Он заплатил, но продолжал курить и не трогал еды.

- Закусывайте же!- сказала она.- Надеюсь, я не мешаю вам?

- Нет,- ответил он. Он принялся выколачивать свою трубку, не торопясь, после чего опять некоторое время спокойно сидел.- Мне и есть-то не хочется…

- Так вы не издалека?

- Нет, я провел на пароходе только одну ночь. А вы откуда?

- Я из города. Я уезжала только на лето.

- Так, так,- сказал он, кивая головой.

- Я жила в Торетинде,- прибавила она.

- В Торетинде? Вот как!

- Вы знаете это место?

- Нет. Я только знаю кое-кого из хозяев.- Пауза.- Там, кажется, живет Жозефина?

- Да. А вы знаете ее?

- Нет.

Они еще кое о чем поболтали; пароход шел, а они все сидели на том же месте. Она спросила, откуда он, каким ремеслом занимается. Оказалось, что он ничего особенного собой не представляет, что он столяр, его мать жива и у нее небольшой хутор. Но не хочет ли барышня выпить чашку кофе?

Спасибо, она, пожалуй выпьет немного его кофе, с блюдечка.

Она налила себе кофе на блюдечко и попросила чего-нибудь поесть. Никогда не ела она так вкусно! Кончив есть, она поблагодарила его.

- У вас, вероятно, место в каюте?- спросил он.

- Да, но я хочу сидеть здесь,- ответила она.- Если я спущусь вниз, я заболею.

- Ну, понятно. Нет, надо будет…- С этими словами он встал и тяжело зашагал по палубе. Вслед за тем она увидела, как его спина исчезла в дверях спуска в каюты.

Она долго ждала его, она боялась, что кто-нибудь займет его место. Кофе с блюдечка, здоровый бутерброд, общество столяра, ничего деланного, никаких фокусов,- ей показалось, что она почувствовала некоторую почву под ногами в этом уголке.

Но вот он снова появился с кофе и бутербродами, он нес в своих больших руках целый поднос. Он добродушно улыбался, стараясь идти как можно осторожнее.

Она всплеснула руками и сделала вид что поражена всем этим.

- Господи, Боже ты мой! Нет, это слишком любезно с вашей стороны!

- А я подумал, что, раз барышня сидит здесь, то все равно уж…

Они поели вдвоем, она согрелась, ею овладела дремота, она слегка откинулась и отдалась ей. По временам, когда она открывала глаза, она видела каждый раз, что столяр закуривал трубку; он брал зараз по две и по три спички, чиркал ими, но не торопился закуривать трубку и брал новую спичку. Учитель крикнул ему что-то, показал ему на дверь, но столяр только кивнул головой и ничего не ответил. Уж не боится ли он разбудить меня?- подумала она.

На одной остановке ее товарищ снова появился, он вышел из каюты.

- Иди же в каюту, Ингеборг!- крикнул он. Она ничего не ответила.

Столяр поочередно посмотрел на обоих.

- В таком случае, фрекен Торсен!- жалобным голосом крикнул опять товарищ, как бы в шутку. Он постоял немного и подождал, а потом ушел.

«Ингеборг»,- подумал, вероятно, столяр. «Фрекен Торсен!»- подумал он.

- Вы долго останетесь в городе?- спросила она, выпрямляясь.

- Я подумывал остаться там на некоторое время.

- Что вы там будете делать?

Он почему-то смутился, а так как цвет лица у него был очень светлый, то видно было, как он покраснел. Он наклонился вперед и поставил локти на колени, потом он ответил:

- Я хотел немного усовершенствоваться в своем ремесле, поучиться. Но все это зависит…

- Да, да. Конечно.

- А что вы скажете на это?- спросил он.

- Что же, это очень хорошо.

- Так вы действительно находите это?

Они почти весь день просидели на палубе, а под вечер стало очень холодно, поднялся ветер. Когда у нее коченели ноги, она вставала и топала ими, а когда она уставала стоять, то снова садилась на сундук. Раз, когда она отошла на несколько шагов, столяр положил на сундук сверток, как бы для того, чтобы ее место не заняли.

Ее товарищ снова высунул голову в дверь из каюты, и ветер подхватил его волосы на лбу. Он крикнул:

- Да иди же сюда, Ингеборг!

- О!- простонала она. Она вдруг вышла из себя, направилась к нему, но в эту минуту пароход накренило, и она раза два подпрыгнула, чтобы сохранить равновесие. Подойдя к нему, она прошипела:

- Чтоб я не слышала и не видела тебя больше! Понимаешь? Клянусь…

- Господи помилуй!- ответил он и исчез.

Около трех часов столяр опять принес кофе и бутерброды.

- Нет, пожалуйста, не угощайте меня больше,- сказала она.

Он только добродушно улыбнулся и попросил ее не побрезговать его угощением.