В сложившейся политической ситуации вокруг «германской революции» и советско-польских отношений эти противоречия в оперативных планах военно-политического руководства СССР и командующего Западным фронтом М.Тухачевского приобретали весьма серьезный политический характер. В сущности, именно Красная Армия, именно та ее часть, которая дислоцирована на Западном фронте, именно его командующий, Тухачевский, в сложившейся обстановке военного бессилия «немецкого Октября» претендовали, как опасалось партийно-политическое руководство СССР, на роль главной и решающей силы грядущей Мировой революции. Не исключено, что опасались и самовольного выступления «красного Бонапарта». Беспокоил и рост его популярности.
' Итак, политическое руководство отправило Тухачевского в Германию, стремясь избежать военного столкновения с Польшей, а Тухачевский отказался оставаться в Германии, вернулся на Западный фронт и на фронтовых маневрах начат «бряцать оружием». Следовало торопиться, пока власть не оказалась поставленной перед фактом войны, развязанной популярным «генералом». Сохранение за Тухачевским командования Западным фронтом, вызывая у соседей страх перед новой «революцией извне», провоцировало нагнетание «военной тревоги» и обострение внешнеполитических проблем для СССР.
В складывающейся военно-политической обстановке, стремясь нейтрализовать возможную неконтролируемую активность и инициативность популярных «генералов», как ранее уже отмечалось, 28 августа Оргбюро ЦК наметило ввести в состав РВС СССР большую группу членов ЦК, в основном из числа сторонников Сталина, Зиновьева, а также Буденного. Этот человек внушал власти не меньше опасений, чем Тухачевский823. Таким образом, вроде бы повысив в ранге — введя в состав РВС СССР (!) — его удалось оторвать от 1 -й Конной армии. Сама же 1 -я Конная была расформирована. Скорее всего, именно эту же модель рассчитывали использовать и для военно-политической нейтрализации Тухачевского, вернувшегося из Германии с настроениями, не разделявшимися политическим руководством. «Позолоченной пилюлей», от которой Тухачевский отказался, очевидно, тоже должен был стать пост члена РВС СССР в обмен на сдачу должности командующего Западным фронтом. Однако он, судя по смутной информации, отказался обменять «жезл» командующего Западным фронтом на высокое, но практически маювлиятелыюе членство в РВС СССР. Пожалуй, именно эти обстоятельства и стали основанием для информации, переданной Е. Беренсом А. Гучкову в конце сентября или начале октября 1923 г. Тогда было решено удалить М.Тухачевского с Западного фронта с помощью «компромата».
8
Политический кризис 1923—1924 гг.
*Призрак Бонапарта*
2 сентября 1923 г. заместитель полномочного представителя ГПУ по Западному краю направил служебную записку заместителю начальника ОГПУ и начальнику особого отдела ОГПУ Г. Ягоде. «Глубокоуважаемый Генрих Григорьевич!» — обращался региональный ответственный сотрудник ГПУ, излагая всевозможные сведения, компрометировавшие командующего Западным фронтом Тухачевского1. Сообщалось, что М.Тухачевского «помимо воли могут склонить к шпионажу». «У нас есть сведения, — сообщал сотрудник ОГПУ, — что в Польше интересуются его романами». Говорилось, что Тухачевский связан с «разного рода женщинами не нашего класса», что он оставляет «секретные документы в комнате стенографистки-полюбовницы», что «ходит масса анекдотов о его подвигах на пьяном и женском фронтах», что «каждый месяц возит семью в бронированном вагоне спецназначения», что «прилетал на аэроплане в свое имение» и проч. Автор докладной записки ссылался на рекомендацию начальника политуправления Западного фронта
В.Касаткина «дать все имеющиеся материалы и установить наблюдение». В заключение докладчик просил санкции для «слежки» за Тухачевским, мотивируя свою просьбу тем, что «мы не имеем права наблюдать за коммунистами без разрешения центра, тем более за такой крупной фигурой, как Тухачевский»824 825.
Судя по содержанию этой служебной записки, основные проступки М.Тухачевского сводились к его аморальному поведению. Насколько же информация, в ней содержавшаяся, соответствовала действительности?
Итак, на основе приведенной выше компрометирующей Тухачевского информации выстраивается достаточно вульгарная, но вполне определенная и по тем временам убедителыю-насто-раживающая власти схема. Исходный элемент этой схемы: связь с «разного рода женщинами не нашего класса». Эту информацию трудно опровергнуть. Амалия Протас (Лика) — из среды мелкого дворянства, с гимназическим образованием, адъютант командующего фронтом; Татьяна Сергеевна Чарнолуз-ская, Наталья Сергеевна Чарнолузская — родственницы А.Луначарского; наконец, будущая жена Тухачевского Нина Евгеньевна Гриневич — из старинного польского дворянского рода, «отнятая» им у Аронштама. Все они действительно являлись «разного рода женщинами не нашего класса». Отсюда, по информации ответственного сотрудника ОГПУ, и «масса анекдотов о подвигах» М.Тухачевского «на пьяном и женском фронтах». С этими обстоятельствами информатор ОГПУ прямо связывает «забытые» или «оставленные» М.Тухачевским «секретные документы в комнате стенографистки-полюбовницы».
В штате секретариата командующего Западным фронтом в 1923 г. было всего две женщины: Протас Амалия Яковлевна, «жена» и адъютант командующего, и Эйшинская Софья Ильинична, «член РКП(б), девица, образование 4 класса». А. Протас окончательно увольняется и исключается из списков служащих Западного фронта 14 августа 1923 г. Возможно, именно ее имел в виду сотрудник ОГПУ, говоря о «стенографистке-полюбовни-це». Учитывая изложенные ранее обстоятельства ее службы и перерывы в ней, эпизод с «секретными документами» мог иметь место, видимо, между 27 июня и 14 августа 1923 г.
Однако, судя по контексту обстоятельств, в которых появилось «донесение» заместителя полпреда ОГПУ по Западному краю Г.Ягоде, источником данной информации являлся начальник ПУ Западного фронта В.Касаткин. Он же мог получить эту информацию от человека, находившегося в ближайшем окружении М.Тухачевского. Из этого ближайшего окружения Тухачевского в его секретариате непосредственное отношение к «секретным документам» мог иметь старший делопроизводитель или секретарь командующего. Бессменным секретарем командующего фронтом с 1922 и по 1924 г., которому он, судя по всему, вполне доверял и после обсуждения своего «персонального дела» в ЦКК, был и оставался Смиренский Николай Михайлович (1893—19??), статистик по образованию, бывший офицер. Если бы информатором Касаткина был этот человек, то после октябрьского обсуждения своей «персоны» в ЦКК, где указанные выше сведения фигурировали в качестве компрометировавших Тухачевского, последний вряд ли потерпел бы рядом с собой секретного осведомителя. Н.Смиренский же, как сказано было выше, остался при нем вплоть до перевода Тухачевского в Москву. Поэтому остается лишь один человек, который и мог сообщить о «секретных документах», оставленных Тухачевским «в комнате стенографистки-полюбовницы». Это старший делопроизводитель секретариата Западного фронта с марта 1923 г. Эйшинская Софья Ильинична, «девица», которая вполне подходила на роль указанной «стенографистки-полюбовницы», к тому же польского происхождения. Косвенным указанием именно на нее как осведомителя Касаткина является факт смещения ее с указанной выше должности 1 июля 1923 г. и направлением в распоряжение политуправления Западного фронта. Здесь же начальник ПУ фронта Касаткин не счел ее человеком «провинившимся». Это обозначилось еще одним показательным фактом: Эйшинская была в июле же 1923 г. назначена секретарем помощника командующего Западным фронтом, т.е. того же Касаткина, который с марта 1923 г. являлся еще одним помощником командующего фронтом и временно исполняющим обязанности члена РВС фронта. Следовательно, В.Касаткин вполне доверял С.Эйшинской, в отличие от М.Тухачевского.
