То же происходило и в Тушинском стане. Уже в январе, не дождавшись обещанных денег, покинул Тушино воевода Юрий Мнишек, даже не благословив дочь на прощание, а по возвращении в Польшу громко объявил правду о втором Самозванце. Потом начали роптать и остальные поляки, они требовали решительного штурма Москвы и скорейшего окончания войны, чтобы они могли, наконец, насладиться результатами победы и заняться обживанием поместий, щедро пожалованных им Самозванцем. С каждым днем поведение поляков становилось все более наглым и непочтительным, князь Рожинский позволял себе тыкать государю и даже поднимать на него руку, а пан Тышкевич в присутствии многих шляхтичей назвал его обманщиком. Между собой поляки решили действовать по собственному разумению, не обращая более внимания на приказы Самозванца, самого же его окружили столь плотной опекой, что это больше походило на домашний арест.
Все изменилось осенью. Король Сигизмунд, возмущенный союзом Шуйского со шведами и ободренный легкостью, с которой самостийные польские отряды берут для Самозванца один русский город за другим, во главе своей армии ступил на Русскую Землю. Мнил он, что перед регулярной королевской армией города русские склонятся с еще большей готовностью, и, завидуя славе великого короля Батория, грезил превзойти его подвиги. Коварно нарушив мирный договор, заключенный с царем Василием Шуйским, король Сигизмунд
устремился к Смоленску. Город этот был заново отстроен и укреплен в правление Бориса Годунова. Стоящий на высоких холмах, он устремлялся еще выше куполами храмов своих и башнями крепости. Опоясывала его стена кирпичная толщиной в три сажени, а высотой в иных местах до семи. Тридцать восемь башен, круглых и квадратных, стояли твердынями неприступными, расстояние между ними было около двухсот саженей, а общая длина стены крепостной превышала семь верст. Воистину перл драгоценнейший в ожерелье городов русских! Вот только стояло там в то время всего пять тысяч стрельцов во главе с воеводой славным Иваном Михайловичем Шеиным, что в было в несколько раз меньше армии королевской. Несмотря на это, город не спешил распахнуть ворота перед королем польским, более полутора лет отбивая многочисленные приступы. Чего только не делал король Сигиз-мунд: рыл подкопы и взрывал стены, бросался на штурм, морил город голодом в осаде, писал прельстительные письма и жителям, и ратникам, и отдельно воеводе Шеину — крепость стояла неколебимо. На Руси шли битвы междоусобные, в Москве менялась власть, уж не было того, кому присягу приносили, — ратники стояли насмерть.
Более других вторжением армии короля Сигизмунда озаботились поляки, состоявшие на службе у Самозванца! Едва до Тушина дошла весть о походе короля, поляки созвали коло и нарядили послов к королю Сигизмунду с требованием отступиться от стен Смоленска и вернуться обратно в Польшу. Они опасались, что король похитит у них плоды их побед! Но военное счастье уже отвернулось и от поляков, и от Самозванца. Сапега все стоял под Троице-Сергиевой Лаврой, целый год отражавшей яростные приступы, а с севера уже приближался князь Михаил Скопин-Шуйский, который потрепал знатно отряд Сапеги и в конце сентября занял Александрову Слободу. Полки Самозванца, возглавляемые гетманом Рожинским, атаманом Заруцким, боярами-изменниками, пошли на решительный штурм Москвы, но воевода славный боярин Иван Никитич Романов приступ отбил и отогнал поляков за Ходынку, взяв семьсот пленных.
В этих обстоятельствах тушинские поляки согласились в декабре принять послов короля польского. Переговоры вел гетман Рожинский, даже не поставивший Самозванца в известность о прибытии послов. Не надеясь отговорить короля Сигизмунда от продолжения похода, гетман принялся торговаться, требовал два миллиона злотых за переход на сторону короля, сохранения пожалованных Самозванцем поместий, для видимости требовал и выделения Самозванцу с Мариной достойного их царского достоинства удела, Пскова с окрестными землями. Но Самозванец чутьем воровским понял, что сподвижники недавние готовы при необходимости выдать его королю польскому, и вот декабря 29-го Самозванец бежал из Тушина. Обстоятельства его побега темны, потому что в ту ночь никто более не покидал границ лагеря, позднее рассказывали, что он скрылся, спрятавшись под кучей мусора на крестьянских дровнях.
Исчезновение Самозванца вызвало волнения в Тушине. Сначала говорили о бегстве царя, затем о его ранении, потом и о гибели. Всю ночь не стихали крики в лагере, а на рассвете толпы поляков и казаков приступили к дворцу царскому с громкими призывами к Димитрию явить себя народу. Казалось, еще немного и они ворвутся во дворец, чтобы самим удостовериться в справедливости слухов. Пришлось Марине выйти на крыльцо и объявить, что государь отъехал, но скоро обратится к ним с воззванием. Пока же призвала всех успокоиться и разойтись по домам. Толпа отхлынула, но не успокоилась. Раздался крик, что царицу тоже держат в неведении, что царь пленен и содержится под стражей, указывали и на главного злодея, на гетмана войска, князя Рожинского. Пан Тышкевич, еще недавно обвинявший царя в обмане, теперь во главе своего отряда бросился на штурм подворья князя. Дело дошло до стрельбы, но в конце концов решили выслушать гетмана, тот вышел и поклялся, что царя нет в его доме, ни живого, ни мертвого. Последнее слово утвердило воинство в мысли, что царя уже нет в живых. Принялись искать тело, дотошно обыскивая весь лагерь. Не миновали даже обоза послов польских, перерыли все, разграбили, но тела не нашли.
[1610 г.]
Самозванец вскоре объявился, на этот раз в Калуге, где со времен атамана Болотникова не иссякал бунтарский дух. Там ему предоставили лучший дом, туда спешили с юга новые казацкие сотни, а с востока татарские. Грамоты Самозванца достигли и Тушина. В них он призывал отряды, кои считал верными, оставить немедля Тушино и двигаться к нему в Калугу. То были последние жалкие потуги самозванческой интриги, поляки уже не верили Самозванцу и вели переговоры с собственным королем, из русских же изменников откликнулись немногие, лишь неугомонный князь Григорий Шаховской да князь Дмитрий Трубецкой возглавили поредевший двор царский, а атаман Иван Заруцкий принял командование над казацкими ордами.
Марина Мнишек по-прежнему пребывала в Тушине в роли пленницы, негласной, но не безгласной. «Счастие меня оставило, но не лишило права властительного, утвержденного моим царским венчанием и двукратною присягой народу русскому» — так писала она королю польскому, отстаивая свои мифические права на престол. Оставив свое обычное высокомерие, попробовала Марина возмутить тушинских казаков, для этого ходила в платье русском, с распущенными по плечам волосами по лагерю, приветствовала атаманов по имени, как знакомых старых, и обращалась с речью пламенной к высыпавшим навстречу ей казакам. Говорила о том, что истинный царь Русский Димитрий Иванович ждет их к себе в Калугу, что не сомневается в их верности, надеется с их помощью и по благословенью Божьему покарать изменников и установить мир в державе Русской, а после этого одарит он верных своих казной богатой. Не добившись успеха и здесь, Марина, переодевшись простым ратником, февраля 11-го бежала из Тушина в сопровождении одного лишь слуги и служанки. Снаряженная гетманом Рожинским погоня вернулась ни с чем. Марина отправилась в Дмитров, где ее верный рыцарь пан Са-пега, отступившись от Троице-Сергиевой Лавры, отбивался от наседавшего на него князя Михаила Скопина-Шуйского. Воз-
можно, мыслила Марина укрепить дух Сапеги и склонить его продолжать борьбу на стороне Самозванца, не преуспев в этом, она отправилась в Калугу к своему названому мужу. Жители калужские и войско, там собравшееся, приветствовали ее с восторгом.
В Тушине же начались разброд и шатания. Знатные изменники русские первыми отправились под Смоленск на поклон к королю польскому, казаки и немногие поляки отправились в Калугу, русские ратники разбрелись кто куда, дольше всех, до первых чисел марта, держались поляки, но и они ушли. Уходя, гетман князь Рожинский приказал зажечь Тушино, деревянный город сгорел дотла. Отягощенные богатой добычей и многими пленниками, среди которых находился и благочестивый Филарет, поляки двинулись к Смоленску. Молодой воитель, князь Михаил Скопин-Шуйский громил всех подряд, освобождая город за городом, уезд за уездом. Его отряды даже устремились вслед уходящему войску Рожинского и настигли его под Волоком Ламским. Там, в Иосифовом монастыре, в драке пьяной с подчиненными нашел свой конец честолюбивый князь Рожинский. Потеряв своего командира, поляки бросились врассыпную, но их почти всех порубили ратники русские.
