Но другой ожог был у нее на щеке; ожог, которого не должно было быть, и пульсирующая, саднящая боль стала жгучим напоминанием о том, что сила делать видения реальностью — это еще не мудрость…

Над Речным Потоком вставал рассвет, такой же чистый, как бивший неподалеку родник, и Уриваль, начавший было сплетать солнечные лучи, задержался, чтобы насладиться красками утра. Они были нежными, розовато-серыми и кое-где зеленовато-золотистыми, смешанными с хрупкой голубизной неба, напоминавшей фиронский хрусталь. Пока сенешаль летел над Сиром, Луговиной и холмами Вере, усиливавшийся свет делал эти краски более яркими. И все же в них еще оставалось что-то туманное, неуверенное в себе, робкое, застенчивое и прекрасное.

Но цвета, встававшие над скалами Пустыни, были резкими и грубыми: в небо поднимались спирали черно-серого холодного дыма. Он увидел обуглившиеся руины того, что недавно было замком, и испытал такое потрясение, что тут же забыл о прекрасном рассвете. Уриваль искал признаки жизни и нигде не находил их. Тут и там язычки пламени долизывали остатки стропил, но все остальное казалось мертвым и черным. Отдалившись от крепости, фарадим заметил кучки людей с ввалившимися глазами, пробиравшихся через горы на запад. Их на несколько мер опередила группа — всадников; трое из них, нет, ошибки быть не могло, ехали на лошадях из конюшен лорда Чейналя. Он спросил себя, как к Янте могли попасть эти животные, и тут же увидел под седлами голубые чепраки Пустыни. Потрясение снова едва не заставило его потерять контроль над собой, и он издал лишь тихое восклицание, когда присмотрелся и увидел, что на каждой из этих лошадей едет огромный мускулистый страж, везущий в седле спящего ребенка.

Уриваль отступил и взлетел повыше в тихое утреннее небо, пытаясь преодолеть сумятицу в мыслях. Затем сенешаль вернулся к Феруче. Он догадался, кто эти дети, и пришел к выводу, что их мать, должно быть, мертва. Будь Янте жива, она никогда не отдала бы своих сыновей в чужие руки.

Уриваль снова покружил над почерневшими остатками замка. Его внимание привлекло какое-то движение. Три бледные фигуры, едва заметные на бледно-золотистом песке, пробирались к дороге на Скайбоул. Мужчина был высок и широкоплеч, его непокрытые темные волосы блестели на утреннем солнце. Пышные черные волосы одной из женщин были собраны узлом на затылке. Вторая женщина была выше ростом; плотно запахнутый плащ с капюшоном прикрывал то, что она крепко прижимала к груди. Уривалю не нужно было видеть цвет ее волос, чтобы понять, кто это. Ужас пронзил его при мысли о том, что сделала эта женщина.

Он свернул на юг, пролетел над Фаолейном, миновал засоленное болото, мерзкое творение Ролстры, и увидел лагерь Рохана, в котором несмотря на ранний час царило оживление. Уривалю захотелось разыскать юного Мааркена и рассказать ему о Феруче, но он поборол искушение. Андраде следовало узнать обо всем первой; в эту минуту она следила за приготовлениями Ролстры к битве, которая, как все знали, готова была разразиться со дня на день. Небеса над Верешем, где творил свои козни Отец Бурь, расчистились, и на многие меры, вплоть до самых Южных Вод, воздух был свободен от туч. Должно быть, Пандсала уже сообщила отцу то, что Андраде вскоре предстояло поведать Мааркену: наступала хорошая погода, самое подходящее время для атаки.

Вернувшись в Речной Поток, сенешаль очнулся в тихом саду, обнесенном стенами, и немного отдохнул перед тем как направиться к скамье, на которой он оставил Андраде. Она сидела погруженная в себя, закрыв глаза и крепко стиснув руки, и вокруг нее слабо поблескивал закрученный спиралью солнечный свет, как иногда бывало, когда за работу брались самые искусные из «Гонцов Солнца». Уриваль почтительно молчал, размышляя о том, как рассказать Андраде о Феруче, и вспоминая наклон тела Сьонед, несшей в руках что-то легкое…

Наконец Андраде открыла глаза, в которых искрилась радость, и засмеялась.

— Уриваль! Скорее, или ты все пропустишь!

Он подчинился и последовал за ней, ошеломленный весельем, окрашивавшим спектр Андраде в яркие цвета и плясавшим вокруг наспех сплетенных им лучей света. Примерно в сорока мерах от Речного Потока, далеко к югу от лагеря Ролстры, сооружали аванпост двести солдат верховного принца. Однако строгая военная дисциплина тут же полетела кувырком, ибо эти глупцы не придумали ничего лучшего, чем занять охотничьи угодья драконов, и разгневанный молодняк тут же напал на них.

Перепуганные лошади разбежались во все стороны, едва увидев нацеленные на них острые когти; конные мужчины и женщины удирали во все лопатки, а кое-кто лежал на земле, с головой закутавшись в плащи, пока юные драконы плевались огнем, кружились в воздухе и стрелой налетали на захватчиков, стремясь изгнать их со своей земли. Стремительно пикировавшие зеленовато-бронзовые, темно-золотистые и красно-коричневые создания с лета сильно выросли, но большинство их еще сохранило способность изрыгать огонь, который многим сильно подпалил зад.

Кругом царил хаос; враг был разгромлен полностью и окончательно. Серый дракончик с голубыми подкрыльями злобно реял над полевой кухней; когда повар обратился в бегство, крылатая тварь уселась на край огромного котла и роскошно позавтракала. Выхлебав почти все варево, она подняла голову и удовлетворенно рыгнула, испустив при этом целый сноп искр. Два юных дракона, один почти черный, а другой пятнисто-коричневый, устроили драку из-за фиолетового плаща; очевидно, их внимание привлек запах овечьей шерсти. Кое-кто из молодняка гнался за обезумевшими от страха лошадьми, у которых, казалось, отросли крылья. Какой-то дракончик вцепился когтями в седло, разорвал подпругу, поднял добычу в воздух и издал радостный крик. Но когда он наклонил голову и откусил кусочек сыромятной кожи, то с отвращением плюнул и уронил седло прямо на макушку какой-то женщины-воина, которая зашаталась, схватилась за голову и рухнула наземь, словно срубленное дерево.

Командир отряда, облаченный в фиолетовый плащ с огромной прорехой на расшитой золотом спине, цепляясь за гриву скакавшего галопом коня, тщетно пытался собрать своих солдат. Он поднял руку и помахал ею в воздухе. Это привлекло внимание разозленного голубовато-зеленого дракончика, и офицер чуть не лишился нескольких пальцев. Поняв всю тщетность своих попыток, командир отдал себя на волю коня и в панике бежал с поля битвы, отдав его во власть драконов.

Вернувшись в Речной Поток, Уриваль и Андраде хохотали до изнеможения.

— Потрясающе! — наконец выдавила, Андраде. — Ах, мои дорогие малыши! Ты видел, как этот зелененький гнался за мужиком в нижнем белье?

Уриваль опустился на скамью и вытер с глаз слезы.

— Не помню, когда я так смеялся в последний раз!

— То ли еще будет! — заверила его Андраде. — Надо непременно рассказать об этом Рохану. Он сочтет это хорошей приметой! Пока ты будешь собираться в дорогу, я свяжусь с Мааркеном и в красках опишу ему всю картину. Кажется, наш принц драконов приобрел союзников, о которых и не мечтал!

Только подойдя к воротам, Уриваль вспомнил, что не рассказал ей о Феруче. Он слегка помедлил, а потом пожал плечами и решил не портить Андраде настроение. Скоро она и так все узнает. Он открыл ворота и вышел на поле, где грелись на солнышке люди, одетые в форму солдат Ролстры. Один из них поднялся и улыбнулся сенешалю.

— Отличный денек, милорд!

— Верно, Каль. Поэтому пора в дорогу.

— Куда, к морю? — пылко спросил он, но тут же рассмеялся, когда Уриваля передернуло. — Ах да, я совсем забыл, что вы «Гонцы Солнца»! Ну что ж, по крайней мере, скоро можно будет сбросить с себя форму верховного принца, а это большое облегчение. — Каль похлопал по расшитой золотом тунике и шутливо сморщился от отвращения.

— Как поживает наш друг капитан? Пришел в себя после всей этой лжи, которой он морочил голову гонцам Ролстры?

— О, после проигрыша в кости он настроился на философский лад. Хотите до отъезда посадить его под замок вместе с остальными?