Джек вздохнул и поднялся на ноги.

Мириам тоже вздохнула, огорченная тем, что он ее не поцеловал, подозрительно открыла один глаз, потом другой.

— Джек Уайлдер, — сказала она, — если ты собираешься мучить меня таким образом всю ночь, то, клянусь, я…

— Любимая, я не могу сделать это, — с грустью сказал он. — Не с тобой и не таким образом.

— Как я заметила, ты пока ничего особенного не сделал, — сказала она, подтягивая колени к груди и обнимая их руками. — Исключая, конечно, мое похищение.

— Тогда твоя память слишком коротка, или ты готова слишком многое мне простить. — Костер начал затухать, и он подбросил в него еще одну ветку. — Я привез тебя сюда и этим лишил надежды на респектабельную жизнь. Я не тронул тебя и пальцем, ну, кроме того момента, когда стер каплю сидра с твоих губ, и все равно я тебя погубил.

— О, Джек! — Неожиданно ее улыбка погасла, а глаза в свете костра так заблестели, что Джек испугался, как бы она не начала плакать. — Да, я так сказала, но если говорить честно, ты погубил меня еще четыре года назад.

— Но это не было так преднамеренно, как сейчас. Тогда я не думал, что может произойти нечто подобное, и не собирался делать то, что сделал сегодня.

— Может быть, и не собирался, — ответила она, — но я уверена, что ты на это надеялся. Джек Уайлдер, не забывай, я слишком хорошо тебя знаю. Когда я говорила, что ты погубил меня, то имела в виду, что больше ни один, ни один, мужчина не сможет… не будет иметь права назвать меня своей.

— Мириам, не надо так говорить, — сказал он, бесцельно подталкивая горящие ветки. Джек старался не смотреть, как пламя освещает соблазнительную ложбинку между ее грудей. После четырех лет, проведенных в компании бродяг и убийц, ему было очень трудно вести себя честно и благородно. Но он старался и твердо верил, что Мириам этого заслуживает. Тяжело вздохнув, он заговорил вновь:

— Я люблю тебя и всегда любил. В этом нет никакого секрета. И именно потому, что я люблю тебя, я не могу причинить тебе никакого вреда. Но, Мириам, посмотри на меня. Просто посмотри и скажи, разве я не самый большой источник неприятностей, который когда-либо встречался тебе на жизненном пути?

Мириам ахнула и посмотрела на него широко раскрытыми глазами.

— Это неправда! — воскликнула она.

Он повернулся к реке, яростно сжимая кулаки.

Погода менялась, и к утру должен был пойти дождь. Речной ветерок сделался холодным, или просто Джека бил озноб при мысли о том, что придется покинуть Мириам.

— Мириам, посмотри на меня, — повторил он, чувствуя, что отчаяние наваливается на него все сильнее. — Посмотри на меня непредвзято. Мне двадцать четыре года, и за всю свою жизнь я не сделал ничего, достойного тебя. Я дурной человек, любимая, и ты — единственная в этом мире, кто осмеливается утверждать обратное.

Его лицо помрачнело. Он должен рассказать Мириам правду, потому что любит ее.

— Я уже говорил тебе, что ненавидел тех ублюдков, друзей отца, которые увезли меня от тебя. Да, вначале так оно и было. Мы все дальше и дальше уплывали от родного дома, пересекли Атлантику, добрались до Гвинеи и обогнули мыс Горн. Постепенно двое из них, Долговязый Уилл Стивенс и Эйза Пейтон, стали моими друзьями. Это люди с черным сердцем. Они дружили с отцом и много рассказывали мне о нем. Я понял, каким он был, представил его человеком из плоти и крови. И тогда, Мириам, я впервые в жизни понял, кто я такой. Я стал одним из них, и мне это нравилось. Да, мне это нравилось. Мириам, я стал настоящим пиратом, таким же как мой отец, и это совершенно не походило на наши детские игры здесь, на Кармонди. Пиратство — это просто другое, более романтическое слово, которое означает «разбой». Но когда я вспоминал о тебе, то мечтал, что вернусь домой богатым человеком. К сожалению, я так и не смог осуществить эту мечту.

— Джек, тебе не нужно быть богатым, — сказала Мириам, подходя к нему сзади. Ее голос дрожал, значит, он все-таки заставил ее плакать, подумал Джек. Еще одно огорчение, которое он доставил своей любимой. — Я люблю тебя совсем не за это.

Но он только отрицательно замотал головой и не решился обернуться. Он не заслуживал ее утешения. Ему предстояло рассказать ей о самом главном, о том, что давно стало его ночным кошмаром, который будет мучить его всю оставшуюся жизнь.

— Я мог бы стать богатым. Таким богатым, Мириам, что купил бы Уэстхем на деньги из одного кармана. По крайней мере я мог бы сделать так, чтобы ты гордилась мной. — Его плечи сгорбились, словно на них лег весь постыдный груз его прошлого. — Это случилось возле острова Мадагаскар. На нашем пути оказались два небольших судна, принадлежавших индийскому магарадже. Первое везло золото и драгоценности, а на втором плыли жены магараджи, его дочери и слуги. У них не было золота, но наш капитан объявил, что они все лгут и должны за это поплатиться. — Он уже приближался к финалу своего рассказа и набрал в грудь побольше воздуха. — Мириам, я… я не мог этого сделать, — сказал он. Его голос дрожал, потому что она была первой и единственной, которой он признавался в своем преступлении. — Я не мог выполнить приказ ни за какие сокровища мира.

В его ушах все еще звучали крики и плач этих несчастных индийских женщин, которые остались одни на пустом корабле, уносимом течением в открытое море. Капитан Эллис не перерезал им горло, но Джек знал, что, оставив им жизнь, он обрек их на еще большие мучения.

Джека трясло как в лихорадке. Когда Мириам подошла к нему, обняла сзади за плечи и прижалась лицом к его обнаженной спине, он почувствовал, что из глаз ее текут слезы. Он непроизвольно положил свои руки поверх ее и прижал их к себе.

— Они решили, что я тронулся, — продолжал он, переходя на хриплый шепот. — Разве сын Джонни Уайлдера может быть таким сентиментальным? Они смеялись надо мной, но когда я попытался помочь этим несчастным, то меня заперли, словно сумасшедшего. Меня называли предателем, трусом и еще бог знает кем, и только имя моего отца удержало их от того, чтобы убить меня на месте. Но в тот момент я понял, что больше никогда не смогу быть пиратом. Никогда, Мириам, слышишь, никогда в жизни. В тот же час, как наш корабль причалил к берегу, я бежал, оставив позади себя и их корабль, и все их проклятые Богом сокровища. Я бежал не останавливаясь, пока не добрался до тебя.

— Джек, ты вернулся домой, — тихо сказала Мириам. — Все это осталось в прошлом, и теперь ты со мной. Ты дома, в безопасности.

— Но сам я не изменился, Мириам. Мне нечего тебе дать, ничего, чего бы ты была достойна.

Мириам никогда не видела его таким, не видела ужасающей пустоты в его глазах. И это разбивало ей сердце, потому что она понимала, сколько сил он прикладывает для того, чтобы обуздать демонов, бушующих в его душе, и обмануть весь мир, показывая ему равнодушное и безмятежное лицо.

Она едва могла представить, что ему довелось пережить, и лишь догадывалась о том, о чем он не стал ей рассказывать. Но она помнила, как много значили для Джека рассказы об отце, и понимала, что жизнь вне закона с детства была для него непреодолимым искушением. К счастью, он сумел вовремя остановиться и не закончил жизнь так, как его отец.

— О, Джек, какой же ты глупый, — сказала она, гладя ладонями его лицо. — Почему ты никогда не мог понять, что все, что мне нужно в жизни, это ты?

Их губы слились в совершенно особом поцелуе, в котором было все — и любовь, и тоска друг по другу, и прощение, и ожидание будущего. Ее любовь могла исцелить его от всех ужасов прошлого и дать возможность справиться с любыми трудностями, ожидавшими в будущем.

Ее губы раскрылись мгновенно, отвечая ему с такой же жадностью, с какой он приник к ним. Она всем телом ощущала жажду, которую испытывал Джек. Его руки скользили по ее телу, срывая одежду, мешавшую их телам прижаться друг к другу. Ее ладони гладили его грудь, наслаждаясь ощущением шелковистых волос и налитых силой мускулов. Мириам нащупала чуть шершавую линию шрама, пересекавшего его грудь, — еще одно доказательство перенесенных им страданий. Но этот шрам давал ей возможность доказать ему, что он принадлежит только ей. Ее губы прочертили горячий след на белой отметине — от соска до самого пояса его штанов.