Несколько ночей подряд выдрята, наевшись, спускались по течению к мельничной запруде и играли, всегда вместе с матерью, которая охотно поддразнивала их. Однажды она позвала их так, словно их ждет еда, но когда они кинулись к ней со всех ног, на камне лежал только большой лист. Выдрята поняли, что это шутка, и принялись гоняться за матерью. После месяца засухи запруда обмелела; они взбаламучивали ее, поднимали с илистого дна обрывки листьев, веточки и мелкие камешки. Выдра давала себя поймать и наслаждалась яростью, с какой рычали и кусались детеныши, не причиняя ей вреда.
Однажды утром с Атлантики задул юго-западный ветер и пригнал низкие тучи, быстро бегущие над землей. Косой серый дождь скрыл деревья на склонах холмов. Молодой месяц казался светящейся личинкой, наматывающей на себя кокон в ночном небе. Река, вздувшаяся от дождей, устремилась к морю коричневым потоком, и к ночи их убежище у подножия ольхи, растущей в трех футах от берега, оказалось затоплено. Выдр помчало паводком через водослив Даркхэмской плотины, где цепкие лапы струй обнимали ветки, застрявшие на его гребне. Выдры распластались по поверхности и отдались течению. Шум половодья наполнил Тарку восторгом. Взобравшись на бревно, мчавшееся впереди, он с ликующим криком вновь прыгнул в воду. Сделал вид, будто пена — это рыба, и перевернулся на спину, стараясь схватить ее лапами. Река влекла его вперед, вода была всюду: над ним, под ним, и он свистел, переполненный радостью. Запахи, принесенные паводком, пробудили в выдрихе воспоминания о большой рыбе, и она вела сейчас детей к излучине выше Протокового моста, где они с самцом ловили лосося и кумжу еще до того, как родились выдрята.
Постепенно тучи ушли на северо-восток, к холодным моховым болотам и вересковым пустошам на плоскогорье, и когда выдры подплыли под Роутернский мост, на темно-синем небе сияла яркая луна. Вокруг головы Тарки вспыхивали пузырьки. Стремительно несущаяся вода откатывалась назад над песчаными мелями. За излучиной русло стало глубже, течение спокойнее: на полмили ниже реку перегораживала бетонная плотина. Здесь начиналась запруда. Выдры двинулись дальше, за следующий поворот, и вскоре оказались у того места, где плавный поток белой от пузырьков воды, разорванный у левого берега каскадом рыбохода, с грохотом низвергался вниз. Над рекой висел туман. Внизу, у рыбохода, выпрыгнула из воды большая «сосулька», вспыхнула под луной серебром.
Выше рыбохода река катилась темная и глянцевитая, ниже — клубилась пенистой толчеей. Внезапно в пене мелькнуло и исчезло серебристое мерцание. Передвинулось ниже, вспыхнуло вновь. Старый Ног, стоящий внизу рыбохода, чуть не свалился, сцепившись длинными зеленовато-серыми трехпалыми ногами, — так поспешно он кинулся к воде. Вот вторая рыба попыталась перебраться через плотину; ударяя хвостом из стороны в сторону, она с трудом двигалась вверх по водосливу, а вода своими когтями тащила ее назад. В сумятице волн молодая — первой четверти — луна разбилась на мириады звезд. И вдруг все звезды слились в одну — это месяц, увеличившись в размерах, поднялся из воды серебряным серпом и бесшумно поплыл по заводи неба в оглушительном грохоте падуна.
Выдры лежали в водовороте возле правого берега, подальше от каскада, ниспадающего по рыбоходу. Медленно кружилась вода. Вместе с ней кружилось колесо из веточек, спаянных пузырьками. Опустив хвосты по течению, кружились и выдры. Когда лосось прыгнул, тело выдрихи напряглось, ноздри раздулись, но не успели брызги упасть обратно, как мышцы ее вновь обмякли. Блеснул и исчез лоснящийся затылок. Выдрята нырнули вслед с такой быстротой, что, наблюдай за ними человек, он бы поразился, когда она успела подать им сигнал.
Выдры плыли вдоль берега, пока тяга воды не ослабла. Тогда в поисках рыбы мать повернула на середину русла и зигзагом двинулась обратно в темном и мутном потоке разлившейся реки. Встречное течение вынуждало их работать всеми четырьмя лапами. Тарка держался слева от матери, сестра — справа. Иногда его относило в сторону или кружило в водовороте. Он как раз выбирался из воронки, когда мать, то ли почуяв рыбу, то ли увидев быструю струйку воды, бегущую от ее спинного плавника, повернула и понеслась по течению, оставив выдрят позади. Тарка повернул за ней и пошел полным ходом. Вдруг мимо него промелькнула длинная узкая рыба, такая большая, каких он никогда не видел. Через несколько секунд за ней вдогонку промчалась выдриха. Тарке пришлось вынырнуть, чтобы набрать воздуха, и когда он опустился, он был один. Выдренок знал, что, убегая от погони, рыба всегда идет вверх, поэтому он плыл против течения, от края к краю, как всегда делала мать.
Прошло несколько минут, и, не найдя ни матери, ни сестры, Тарка вылез на берег, где мокрая трава и веточки, застрявшие на нижних суках орешника, показывали, как высоко поднялся и как опускается паводок. В «окнах» на лугу плескалась вода и выискивали корм камышницы. Возвращаясь после безуспешной погони за птицами, Тарка услышал свист матери. Выдру, перебравшуюся вслед за рыбой через плотину, снесло по рыбоходу и швырнуло о бетонный край среднего водосброса. Волны били ее, пока, задыхаясь, фырча и кашляя, она не выбралась оттуда, где был самый сильный напор воды, на галечные завалы, нагроможденные у более низкого берега прошлыми паводками.
Неудача разъярила выдру, и она повела детенышей по залитому водой лугу в лес на поиски кроликов. В этом лесу выдра никогда не слышала «клик-клак» захлопнувшегося капкана, поэтому ничего не боялась. Зато кролики боялись ее и оповестили друг друга об опасности глухими ударами задних ног, и те, кто не задал стрекача в чистое поле, спрятались в норах, положив уши на спину и дрожа всем телом. Обессилев от страха, они сжались в комок, приникнув мордочками к земле в самой глубине отнорков. Выдры забрались туда следом за ними. Двенадцать пищащих кроликов были вытащены наружу и убиты, с трех из них мать тут же содрала шкуру. В то время как они ели, в одном из отнорков раздалось резкое стрекотанье, загорелись две колючие зеленоватые точки. Там стоял Стиккерси, горностай, в бешенстве от того, что в его владениях появились водяные хорьки. Стиккерси был вдвое меньше выдриного хвоста, но выдры не боялся. Он приблизился к самому ее носу и так бесновался от запаха свежей крови, что выдра повернулась и пошла обратно к реке, чтобы не слышать воплей крошечного зверька.
Когда наступило полнолуние, Тарка уже сам добывал себе пищу. Он охотился в заводях и узких проливах меж островками за излучиной выше Протокового моста, где, по словам удильщиков, был лучший клев в долине Двух Рек. Как-то августовской ночью, наигравшись у дубового щита, за которым начиналась мельничная протока, Тарка оставил мать и побежал вдоль берега. Пронзительный крик заставил его застыть на месте. Тарка поднял лапу; его ноздри раздулись. Крик донесся с луга, где еще оставались островки нещипаного ситника и осоки. За первым криком послышались другие — невнятные гортанные звуки, которые медленно взмывали в воздух и заканчивались мелодичным певучим свистом, немного похожим на тот, каким переговариваются выдры во время игры. Это подняли тревогу кроншнепы, кормившиеся на лугу вместе со своими детьми, которые прилетели сюда с моховых болот, где они родились. Тарка часто ночами слышал крики кроншнепов, но так они еще никогда не звучали. Раздались шаги, и с реки предостерегающе свистнула мать.
Помня, что сопровождало звук шагов в прошлый раз, когда дуплистое дерево дрожало от собачьего рева, Тарка со всех ног помчался к реке. Выдриха вышла из воды и стояла на берегу, втягивая ноздрями ночной воздух. Тревожные крики кроншнепов смолкли, с неба посыпалась перекличка: «Тви-тви-тви». В прибрежной осоке стали переговариваться между собой какие-то певчие птицы, их позывы сопровождались нежной песенкой, предназначенной подругам, когда те нянчат птенцов в подвешенных к зеленым камышам колыбелях.
До Тарки донесся зловещий для него голос человека и собачий дух, от которого шерсть на загривке стала дыбом. Выдриха угрожающе «гирркнула» и вместе с выдрятами сбежала с берега и скрылась в осоке. Луна спряталась за тучи.
