Ваша Аля
1 И.В. Сталину.
2 Александр Николаевич Вертинский (1889-1957) - эстрадный певец, вернувшийся из эмиграции на родину в 1943 г.
3 История пропажи писем М. Цветаевой к Б. Пастернаку рассказана им в гл. «Три тени» автобиографического очерка «Люди и положения» (1957).
Б.Л. Пастернаку
7 июня 1950
Дорогой Борис! Получила твоё письмо, и второе со стихами, и только сейчас осознала, до какой степени разрознено всё мамино. То, что переписал Крученых, лишь незначительная часть пушкинского цикла, а не то что «первая» или «вторая». Там было не менее десяти стихотворений — я, конечно, могла бы восстановить в памяти хоть названья, если бы голова не была сейчас так заморочена и не похожа на самоё себя.
Когда я думаю об огромном количестве всего написанного ею и потерянного нами, мне страшно делается. И ещё страшнее делается, когда думаю, как это писалось. Целая жизнь труда, труд всей жизни. И ещё многое можно было бы разыскать и восстановить, и сделать это могла бы только я, единственная оставшаяся в живых, единственный живой свидетель её жизни и творчества, день за днём, час за часом, на протяжении огромного количества лет. Мы ведь никогда не расставались до моего отъезда, только тогда, когда я уехала, она писала без меня, и то уже совсем немного.
Я никогда не смогу сделать этого, я разлучена с её рукописями, я лишена возможности разыскать и восстановить недостающее. Я ничего не сделала для неё живой, и для мёртвой не могу.
Мне очень понятно всё, о чём ты говоришь. Конечно, тогда ты не мог увидеться с родителями, тогда ещё казалось, что главное хорошее — впереди, тогда ещё многое «казалось», а жизнь проходила, и для многих — прошла уже. Как же тяжело чем дальше, тем больше сталкиваться с невосстановимым и непоправимым.
Я ужасно устала. Такая длинная, такая тёмная и холодная зима, постоянное, напряжённое преодоление её, а теперь вот весна — дождь и ветер, ветер и дождь, вздыбившаяся свинцовая река, белые ночи, серые дни. Ледоход начался 20 мая, и до сих пор по реке бегут, правда всё более и более редкие, всё более и более обглоданные, льдины. Пошли катера, этой или будущей ночью придёт первый пароход из Красноярска. Но пока что нигде никакой зелени, по селу бродят грустные, низкорослые, покрытые клочьями зимней шерсти коровы и гложут кору с жердей немудрёных наших заборов.
Одним словом, мне ужасно кюхельбекерно и скучно - надеюсь, что только до первого настоящего солнечного дня.
Пишу тебе ночью. Без лампады. Спать не хочется, и жить тоже не особенно. Тем более что живётся так нелегко, так дёрганно и так неуверенно! Утешаю себя мудростью Соломонова перстня, на котором было начертано, как известно из Библии и из Куприна, — «и это пройд'т». Нежеланье жить пройд'т так же, как желанье, да и как сама жизнь. И ты отлично понимаешь, что такая нехитрая философия навеяна вот этой самой белой ночью, вот этим самым атлантическим ветром, вот этим самым ливнем, пронзающим всю нахохлившуюся природу.
И сквозь всё это - архангельским гласом гудок парохода -первый гудок первого парохода. Значит, пришёл «Иосиф Сталин», теплоход, чьим капитаном - наш депутат, о встрече с которым я тебе как-то писала.
Сбилась с ног окончательно со всеми своими неполадками с работой и квартирным вопросом, который здесь острее и необоснованней, чем в Москве. В каких углах, хибарах и странных жилищах я только не побывала! Но всё ничего, только бы солнца! У меня без него какая-то душевная цинга развивается!
Книгу, о к<отор>ой пишешь, ещё не получила, жду с нетерпением и вряд ли отдам. Самой нужны стихи. По уши увязла в прозе.
Спасибо тебе за всё, за всё, мой дорогой. Как только у меня что-нб. «утрясётся», напишу тебе по-человечески, а сейчас только по-дождливому пишется. Очень люблю тебя за всё.
Твоя Аля
Е.Я. Эфрон и З.М. Ширкевич
18 июня 1950
Дорогие мои Лиля и Зина! Давным-давно нет от вас ничего, и я, беспокоясь и волнуясь, всё же и сама ничего не писала, т. к. опять выдался такой сумбурный и занятой период, что успевала только думать о вас урывками, а написать хоть открытку не удавалось. И вот в первую свободную минутку пишу через пень-колоду свои каракули, чтобы расспросить о ваших делах и вкратце рассказать о своих. Во-первых — очень-очень соскучилась и стосковалась о вас, так безумно хотелось бы хоть денёк побыть с вами, возле вас. Так часто и с такой любовью думаю о вас, вспоминаю и во сне вижу. Неужели не приведётся нам больше встретиться иначе, чем в письмах или во сне? Дорогие мои, думаю и знаю, что и вы часто думаете обо мне и что не пишете из-за занятости, усталости и из-за того, что ежедневное в жизни так часто удаляет, отдаляет нас от главного!
Ледоход начался у нас только 20 мая, говорят, что это ещё достаточно рано для здешних краёв. Сперва тронулся Енисей, через два дня — Тунгуска. Льдины неслись с безумной скоростью в течение приблизительно 20 дней — сперва сплошной лавиной, потом нагромождением ледяных глыб, потом всё более заметной делалась вода и всё более редкими — льдины. Предпоследние плыли почерневшие, обглоданные дождём, водой и ветром, а последние походили на каких-то декадентских лебедей, красивых и хрупких, — таяли они на глазах и вряд ли добрались до моря. Погода всё время стояла препротивная, холодная, ветреная, то снег, то дождь. И только последние три дня настала настоящая весна, почти лето, тепло, ясно, солнечно, и сразу всё преобразилось, стало почти привлекательным. Но всё же ужасно, ужасно то, что я настолько крепко привязана всей душой и всей памятью своей, детской и сознательной, к Москве, как к чему-то своему, родному, незаменимому и неповторимому, что по-настоящему ничто меня больше не радует и не привлекает, хоть и понимаю всё разумом, и принимаю, и даже любуюсь, но не сердцем, а глазами и рассудком. Самое забавное в этом то, что если бы и была у меня такая возможность, то жить в Москве ни за что бы не хотела и работала бы непременно где-нб. на периферии, но возможность Москвы непременно должна была бы быть в моей жизни, для того чтобы в любых условиях я чувствовала бы себя почти совсем, а м. б. и совсем, счастливой. Но что говорить о счастье, если я совсем забыла вкус его, и то, что в прошлом было таким естественным, в будущем и настоящем кажется только несбыточным и нереальным! Да и не только кажется.
Навигация началась в первых числах июня - пошли сперва местные катера, баржи и т. п. мелочь, а потом и красноярские долгожданные пароходы. Когда пришёл первый, «Иосиф Сталин», - всё население бросилось на берег, это был настоящий праздник. Девушки надели кобеднишние платья и шёлковые чулки, очевидно, чтобы не поразить проезжающих и приезжающих своим обычным, затрапезным видом, одним словом, «людей посмотреть и себя показать». Теперь уже три парохода прошли Туруханск, направляясь ещё севернее, до Дудинки, и два из них идут обратно, в Красноярск, отвозя толпы зимовщиков южнее, южнее, к теплу и солнцу после такой тёмной, такой долгой, такой суровой зимы! Сесть на первые пароходы, направляющиеся на юг, очень трудно, люди сутками дежурят на пристани.
Наш пустынный и унылый берег теперь оживлён — прибывают и отправляются люди и грузы, огромными тюками приходит и уходит почта, да и просто так, без дела, околачиваются люди — хоть самим уехать нельзя, так хоть посмотреть на уезжающих! Как каждым летом, начинаются кое-какие затруднения с продовольствием, т. к. зимние запасы съедены, а летние ещё не прибыли. Нет картошки, хлеб достать очень трудно, ни зелени, ни овощей, ни сушеных, ни консервированных, ни солёных нигде никаких, ни за какие деньги.
Рис А Эфрон
Только сейчас копают огороды и сажают картошку. А там у вас небось уже и лук зелёный, и редиска, и щавель, у нас же только начали распускаться почки, и показалась первая молодая травка, и, кажется, скоро собирается зацвести черёмуха. У меня большая радость, удалось перебраться на другую квартиру, несравненно лучше предыдущей. Представьте себе маленький домик на берегу Енисея, под крутым обрывом, настоящий отдельный домик — одна светлая и довольно большая комната, крохотная кухонька с плитой, маленький чуланчик и маленькие сени, вот и всё. Три окна, на восток, юг и запад. Домик в хорошем состоянии, что здесь необычайная редкость, построен всего 2 года назад, оштукатурен и побелён снаружи и внутри, настоящие двери с настоящими ручками, новый гладкий пол, высокий (по здешним понятиям) потолок. (Там, где мы жили раньше, стоять во весь рост нельзя было.) Не знаю, каково будет зимой, но сейчас я чувствую себя просто на даче, хоть и некогда отдыхать, а всё же на душе несравненно легче. Домик этот стоит 2.500, и мы с приятельницей, с к<отор>ой живём вместе, и думать не могли его купить, т. к. у меня совсем никаких средств нет, а у ней — полторы тыс., высланные из Москвы за проданные за гроши вещи. Но вы представьте себе, какое счастье - Борис прислал мне на днях 1000 руб., и мы этот домик сразу купили. М. б. это ужасно неосторожно, т. к. остались совсем без ничего, но — подумали о том, что, живя на квартире, переплатили хозяйке за 10 мес. 1500 р. за два ужасных угла с клопами, блохами и прочей живностью, страшно мёрзли зиму и никогда
