А потом прилетала бы в Москву, окуналась бы в неё — и опять улетала бы.

Всё «бы» да «бы».

Крепко целую тебя. Спасибо тебе.

Твоя Аля

Б.Л. Пастернаку

5 мая 1950

Дорогой Борис! Огромная к тебе просьба: мне очень нужны мамины стихи: 1 — цикл стихов к Пушкину¹, 2 — цикл стихов к Маяковскому² и 3 — цикл стихов о Чехии³. Последний цикл написан был мамой в период захвата Гитлером Чехословакии. М. б. всё это есть у тебя, если нет, то может быть у Крученых⁴, у к<оторо>го много маминых вещей, рукописных и перепечатанных. Если нет ни у тебя, ни у Крученых, то есть у Лили в черновиках. Мне нужны обязательно все три цикла. Теперь так - если ты обратишься к Крученых, то очень попрошу тебя - не от моего имени. Мы с ним не очень ладим, и мне он может отказать, а тебе наверное нет. И последняя инстанция — Лиля. Там труднее всего, т. к. они обе устали, больны, им это очень утомительно и трудно, и кроме того действительно нелегко разыскать нужное в черновиках, если у них нет оттисков или хотя бы переписанного набело. Только мне очень хочется, чтобы все мамины тетради остались на месте, т. к. даже при самом бережном отношении что-нб. может пропасть, как это случилось с письмами, а рукописи — невосстановимы.

Я знаю, что тебе это будет очень трудно, но просить мне больше некого, т. к. только тебе могу доверить эту просьбу, во-первых, и вообще во-вторых, Очень прошу тебя, сделай это, и если возможно — поскорее.

Кроме того, если есть возможность, пришли немного хотя бы своих книг, т. е. книг своих стихов, у меня на руках осталось только надписанное тобою мне, а читателей, и среди них таких, которые заслуживают иметь твои книги, много. Если нельзя прислать несколько экземпляров, то пришли хоть немного, и я отдам в библиотеку, где часто тебя спрашивают и где нет ничего твоего.

Прости за эти трудновыполнимые просьбы. Один Бог знает, кажется, с какой радостью я всё это сделала бы сама!

Пишу тебе поздно вечером, в нетрезвом от усталости состоянии. Сегодня - день печати, и пришлось много поработать, да и от предмайской усталости ешё не очухалась. Время приближается к полуночи, а на улице ещё совсем светло. Если не теплом, так светом хороша северная весна. А она уже в полном разгаре. Совсем недавно осознала, почему именно весну я люблю меньше всех остальных времён года. С утра — снег огромными хлопьями, потом солнце проталкивается сквозь облака, тает, с крыш вода, под ногами лужи, проталины, ручьи. Потом резкий холодный ветер, гололедица, сосульки. Потом тёплый, ленивый и уже почти душистый ветерок, и вновь снег хлопьями, а затем дождит. И так - целыми днями и ночами. И вот, шла я по мостику через овраг, на меня накинулся влажный ветер и начал рвать с меня платок и хватать за колени, бросил мне в лицо несколько угрожающих пригоршней снега, заставил запахнуться и чертыхнуться. Ещё несколько шагов - овраг позади, тишина, солнце светит, всё кругом мирно, тепло и ярко. Весь предыдущий гнев оказался шуткой, м. б. даже инсценировкой! Тут меня и осенило, почему к весне я не так благоволю: она ведь женщина, настоящая, с вечной сменой настроений, с такой искренней лёгкостью переходящая от смеха к слезам, от слов к делу, и даже от поцелуев к пощечинам! Женщина, т. е. я сама, и поэтому только видимо я предпочитаю ей, со всей неустойчивостью её характера, определённость лета, выдержку осени и суровость зимы. (Последнее желательно в более умеренном климате!).

Скоро ледоход. Я впервые увижу его на такой большой реке. Енисей - огромный, шире Волги намного. Я боюсь ледохода, даже на Москва-реке. Это страшно, как роды. Весна рожает реку. Последний ледоход я видела в прошлом году на Оке, и мне было в самом деле и страшно и немного неловко смотреть, как на что-то личное и тайное в природе, несмотря на то, что всё было так явно!

У меня опять очередное несчастье — через две недели я буду без работы, т. е. нашему учреждению не на что нас, небюджетных, живущих на «привлечённые средства», — содержать. А работу найти очень трудно, почти невозможно. Господи, как жить, что делать, о какую стенку головой биться, и ума не приложу! М. б. за эти две недели что-нб. чудесным образом наклюнется, хотя шансов на это никаких. Никак не вылезу из серии плохих чудес, никак не попаду в хорошие! (чудеса).

Крепко тебя целую.

Твоя Аля

' По всей видимости, здесь имеется в виду цикл 1931 г. «Стихи к Пушкину».

² У М. Цветаевой есть стих. 1921 г. «Маяковскому» («Превыше крестов и труб...» и того же названия цикл из семи стихотворений (1930).

³ «Стихи к Чехии» (1938-1939) - антифашистский цикл, написанный М. Цветаевой в дни, когда была расчленена, а затем оккупирована Чехословакия.

* Алексей Елисеевич Крученых (1886-1968) - поэт, художник, коллекционер. (См. о нем примеч. 24 к «Страницам былого». T. III. наст, изд.)

Е.Я. Эфрон

8 мая 1950

Дорогая Лиленька! Только что получила Вашу открытку от 2-го мая. Она дошла в рекордный срок, причём чисто случайно, т. к. сейчас, по случаю несомненной весны, погода в большинстве случаев нелётная и почта к нам прибывает очень нерегулярно. Большое Вам спасибо за то, что смогли передать письмо. Мне давно и бесконечно стыдно за все мои, такие трудновыполнимые, поручения. В самом деле, для меня это - настоящее мучение, а для Вас - и говорить нечего! Вечно сознаю Вашу беспомощность — все Ваши болезни и трудности, и вечно моя собственная беспомощность заставляет меня обращаться к Вашей. Пишу Вам поздно ночью, а за окном светло, то ли ещё, то ли уже.

Дни стали длинные и светлые, снег тает по-настоящему, и кое-где видна уже самая настоящая грязь. Лужи, ручьи, всё честь честью. В Красноярске уже лёд тронулся, значит, и у нас через недельку тронется. Даже не верится, глядя на безупречно-ледяную поверхность наших двух рек! О весне я Вам напишу в следующем письме подробно, она того стоит, а сейчас до того безумно устала, что она, весна, долгожданная, даже на ум нейдёт.

Я просила Бориса разыскать и прислать мне мамины стихи (циклы стихов) о Чехословакии, о Пушкине и о Маяковском. Они должны быть у Крученых, а если там не удастся, то я очень попрошу Зину помочь Борису найти их в том, что есть у Вас.

Я решила написать И.В.¹ насчёт мамы, ведь в 1951 г. будет 10л<ет> со дня её смерти, а она сделала для родной литературы несколько больше, чем, скажем, Вертинский², к<отор>ый преблагополучно подвизается в СССР. Недавно слышала по радио объявление о его концерте где-то в Красноярске. Мне бы очень хотелось, чтобы у нас вышла хоть маленькая книжечка её очень избранных стихов, ибо у каждого настоящего поэта можно найти что-то созвучное эпохе. Мне думается, что только И.В. может решить этот вопрос, но написать я могу, только приложив хоть несколько стихотворений, поэтому они мне так и нужны. Также мне думается, что письмо о ней (буду писать о ней и ни в коей степени о себе самой) дойдёт до назначения, я знаю, насколько он внимателен в таких вопросах. По крайней мере, буду точно знать, да или нет.

Цикл стихов о Чехии - почти последнее, написанное мамой. Они (стихи) должны находиться у Вас, только не знаю, есть ли перепечатанные или просто переписанные набело в одной из последних тетрадей (тамошних), в здешних — почти одни переводы. Только смотрите, чтобы Борис ничего не взял, он непременно потеряет, как потерял письма³.

С 1 июня меня увольняют с работы, т. к. наш клуб впал в окончательный дефицит и содержать сотрудников не на что. Совершенно не представляю себе своего дальнейшего существования — настолько, что даже не волнуюсь, ибо, если начну волноваться, то буду не в состоянии доработать положенный мне срок, т. е. май месяц. Работы по специальности больше не найти, а не по специальности - лес и колхоз, на что буквально сил нет.

В общем, обо всём на свете напишу поподробнее в сл<едующем> письме, а сейчас прямо валюсь с ног от усталости — 1 мая, 5 мая -день печати, 7 мая — день радио, 9 мая — день Победы: монтажи, лозунги, масса работы без передышки с увольнением в перспективе! Крепко вас, мои родные, целую.