«Мы — драматурги, создающие театр! Они — щелкоперы, разрушающие и драматургию, и театр, и актеров, и зрителей, и себя. Мы, драматурги, мы не унываем: пишем пьесу за пьесой, работаем, затеваем, изображаем. А тут еще — успех и успех. Да еще успех. Да плюс впереди — бесконечность перспектив Шекспира! Р-р-работаем! Они — щелкоперы — пишут: драматургов у нас нет, пьес нет, театров нет!»
В таком тоне, довольно типичном для той поры, велась в журналах эта полемика.
Но, раз вспыхнув, спор о месте драматургии в театре не утихал. Спор этот происходил уже не между представителями разных «фронтов», но — что гораздо важнее — перекинулся вовнутрь лагерей искусства. Единство многих вчерашних единомышленников было нарушено.
Да и так ли были едины эти единомышленники? Дискутировал не только журнал с журналом, то есть «фронт» с «фронтом». Дискуссии разгорались и внутри журналов, то есть внутри «фронтов». В этом отношении театральный журнал «левого фронта» «Зрелища», редактируемый Львом Владимировичем Колпакчи, бывал довольно терпим. «Зрелища» были рупором «Театрального Октября», но редактор журнала Л. В. Колпакчи охотно предоставил страницы для дискуссионной статьи Михаила Левидова «Скок блох». Правда, Михаил Юльевич Левидов считался одним из сторонников «левого фронта», дружил с Маяковским и сотрудничал в толстом журнале «Леф».
Левидов всегда любил эпатировать. Эпатировать не только противников, но и друзей. Это был увлекательный собеседник, остроумный, эрудированный и... парадоксальный. Парадоксы были его любимым приемом и в устных беседах и в писаниях о литературе или театре.
Но статья Левидова «Скок блох» могла показаться парадоксальной только потому, что появилась на страницах «Зре-
дцщ». Появись эта статья в журнале противников «левого фронта», она нисколько не показалась бы странной. Странным было, что «Зрелища» ее поместили. Но в том-то и суть, что «левый фронт» вообще любил парадоксы.
Правда, статью напечатали с примечанием:
«В дискуссионном порядке».
В «дискуссионном порядке» Левидов обращался к виднейшему деятелю «левого фронта» Николаю Форрегеру — режиссеру и руководителю одного из левых театров.
Левидов писал в саркастическом тоне:
«Хорошо, «конструктивно» оголялись в последней постановке Форрегера «Шарлатаны». Прекрасный спектакль: на диво слажена машина, на местах все винтики работают. Я слышал: кто-то из жителей сетовал, что Форрегер не дал совре-ценности в этом спектакле, воспроизводившем какие-то французские постановки какого-то среднего века! Чудак! В плане «левизны» разве не все равно, что сделано! Важно, как сделано... О, Форрегер, вы вот ставите — изумительно ставите, прекрасно ставите «Танец машин», ход паровоза, но не нужно притворяться, что машины, мол, это пролетариат, а там — и мостик к «левому фронту». Вы и шансонетки прекрасно ставите... Поставьте, например... «Скок блох». Обыкновенных, знаете — блох. Чудесно выйдет... О, конечно, Форрегер полагает, что «Танец машин» чуть-чуть пугает нэпмана. Но нэпман, пугаясь в меру, все же соображает: вот ведь шумовой оркестр и Интернационал играет и польку-мазурку. Пусть сегодня «Танец машин» — завтра, посмотришь, будет и «Скок блох». Потому что «не что, а как».
Далеко не всегда Михаилу Левидову удавалось выразить Э своих статьях общие настроения. Обычная позиция Михаила Левидова в вопросах искусства бывала позицией «против течения». На этот раз Левидов выразил настроения большинства театральных зрителей. Эти настроения можно было бы сформулировать проще. Примерно так: «Довольно ваших блистательных «как»! Товарищи режиссеры, художники, драматурги, актеры! Извольте предъявить, «с чем» вы пришли к нам, «что» Дало вам право потребовать нашего внимания, зачем упражняли вы в течение почти пяти лет голосовые свои средства? Что такое важное имеете вы сказать нам, зрителям?»
В марте 1923 года вышел первый номер нового толстого Журнала «левого фронта» «Леф». На обложке работы кош структивиста В. Родченко читали: «Ответственный редактор В. В. Маяковский».
У противников «левого фронта» появление толстого «ле-фовского» журнала вызвало новый прилив иронии. Помилуйте, «левый фронт» — враг всякой маститости, академичности и вдруг — толстый журнал — символ маститости, академичности и того, что сами «лефовцы» называли всегда рутинерством!
Ведь даже в декларации, опубликованной в первом номере «Лефа» под названием «В кого вгрызается «Леф»?», недвусмысленно сказано:
«Будем бороться против перенесения методов работы мертвых в сегодняшнее искусство... против спекуляции мнимой понятностью, близостью нам маститых, против преподнесения в книжках молоденьких и молодящихся пыльных классических истин».
И вот те на — толстый журнал!
О «лефовцах» острили: против маститости борются, а сами в маститые лезут!
Левидов и тут остался верен себе. В том же первом номере «Лефа» он поместил статью... Я скажу иначе: в том же первом номере «Лефа» Маяковский поместил статью Михаила Левидова «Лефу» предостережение» с подзаголовком в скобках «дружеский голос».
От чего же предостерегал «лефовцев» дружеский голос «лефовца» Михаила Левидова?
От угрозы маститости!
От опасности, грозившей «Лефу» из «лефовского» нутра!
«Иконоборцы всех времен и народов безжалостно обманывали себя и других. Уничтожали старые иконы лишь затем, чтобы повесить на их место новые. Боролись не против икон, а за место на стене... Есть трагическое комичностью своей словосочетание. Одно из них: маститый Леф... Допустите ли вы, товарищи из Лефа, чтоб Леф стал маститым? Чтоб облысел Маяковский и скучным голосом мямлил будущему какому-нибудь очередному Арватову, принесшему в кармане очередную бомбу:
— Видите ли, товарищ, вы, конечно, молоды и талантливы, но это все ни к чему. Ибо лучше, чем я в свое время сказал, вы все равно не скажете...»
Статья Левидова заканчивалась обращением к «лефовцам»:
«Только помните: чтоб без маститости и «традиций Белинского».
Прежде чем отдать статью Маяковскому, Левидов прочитал ее у себя дома своим друзьям. Послушать ее пришли Михаил Кольцов, Ефим Зозуля, кто-то еще и я.
Послушав, Зозуля сказал:
— Левидовчик, Маяковский никогда не напечатает эту
статью.
Я поддержал Зозулю.
Кольцов покачал головой:
— Маяковский может позволить себе это.
Левидов, вытягивая тонкую шею, саркастически улыбался.
— А почему бы и нет? Он пригласил меня в «Леф», и я сразу сказал ему: начну с предостережения «Лефу».
— И он — ничего?
— Слушайте, Маяковский изумительный диалектик. Он сказал мне: давайте, и чтоб непременно к первому номеру!
Через день или два торжествующий Левидов сообщил нам, что Маяковский одобрил и принял «предостережение». И все-таки не верилось, что «Леф» левидовскую статью напечатает.
Но он ее напечатал.
Я спрашивал у Левидова, не было ли борьбы за статью, споров, колебаний у Маяковского.
— Ни-ни. Прочитал и сразу одобрил.
- Левидов был старше меня на девять лет. Я — еще начинающий, он —- уже опытный и с именем журналист. Мы дружили, несмотря на разницу лет и опыта, и он никогда не пренебрегал случаем наставить меня:
— Имейте в виду и запомните раз навсегда: чем человек крупнее, тем он терпимей. Настоящий журналист, писатель, поэт, художник никогда не побоится критики, спора, предостережений.
— А вы сами напечатали бы статью с возражением против вас?
— А почему бы нет?
— Ловлю вас на слове.
Левидов насторожился:
— Что это значит?
— Вы главный редактор московской редакции «Накануне». А я намерен поместить в «Накануне» статью о вашей книжке «Диктатура пустяков». Имейте в виду, статью против вашей книжки. Она мне не нравится! Ни в чем не согласен с вами!
Книжка Левидова «Диктатура пустяков» только что вышла в издательстве «Пучина».
Левидов подумал и согласился:
— Пишите и посылайте. Только, пожалуйста, не показывайте мне. Сами и посылайте в Берлин.