Стоял безоблачный, наполненный солнечным светом день. Флай, которая всего несколько дней назад, превратившись из куколки в мотылька, увидела свет солнца, землю и цветы, сидела на ветке. К своему удивлению, взмахивая новенькими, отливающими синевой перламутровыми крылышками, она взлетала, а, складывая их, снова приземлялась. Расположившись на светло-зеленом листке, она отдыхала, греясь под благодатными лучами весеннего солнца, наслаждаясь теплом, радуясь жизни. Ей казалось, что она в раю, где её окружают родственные души цветов, неба, воздуха и радуги.
Неожиданно огромная серая туча заволокла небо, вокруг потемнело. Флай встревожилась. Как это ужасно – оказаться в плену! Неужели всё кончено и теперь так будет всегда? – Флай была слишком молода, поэтому не знала, что жизнь полосатая, не следует отчаиваться, за темной всегда следует светлая полоса.
Вдруг откуда-то налетела неведомая сила, закружила вокруг куста, зашумела листвой, подняла облачко пыльцы с цветов и, поднявшись вверх, прогнала хмурую мрачную тучу. Солнце снова заблистало. На душе стало легко и радостно.
«Что это за храбрец, спасший меня из лап тьмы, доблестный герой, по воле которого солнце светит и тучи от страха разбегаются?» – подумала Флай. Сердце мотылька наполнилось чувством восхищения мужественным рыцарем. Она стада мечтать о новой встрече с ним.
Ветер не заставил долго ждать себя. Покуролесив вдалеке, он вскоре вернулся, налетев, качнул ветку, на которой сидела Флай, сильным порывом сорвал мотылька и закружил в вихре. Боже! Как она испугалась!
– Ой! – воскликнула Флай от неожиданности.
– Какое милое, нежное создание. Из всех мотыльков, которых я видел, ты – самый прекрасный, – обернувшись назад, бросил, стремительно удаляясь, Ветер.
– Фу, не люблю, нет, терпеть не могу ветер, – сказала проползающая медленно улитка, шевеля рожками.
– Но почему?
– Он противный, холодный, резкий, бестактный. Именно из-за таких, как он, постоянно приходится приноравливаться к жизни, беспокоиться о том, чтобы тебя не продуло. – И она спряталась в свой домик, с которым никогда не расставалась, вечно таская его на спине.
– А мне показалось, что его прикосновение освежает и немного кружит голову, – пойманная в орбиту обаяния ветра, мечтательно сказала Флай. Сердце мотылька, проснувшееся для любви, встрепенулось.
– Куда же ты? Останься! – кричала ему вслед Флай, когда он снова неожиданно появился.
– Тороплюсь, у меня полно дел: разгонять тучи, наполнять паруса, крутить ветряные мельницы, – бросил в ответ Ветер.
– Возьми меня с собой! – Трепеща на ветру, бедняжка растерянно звала его. Перелетая с травинки на цветок репейника, с него на куст калины, она изо всех сил пыталась угнаться за ним. Но Ветра уже и след простыл. Он пустился в путь.
Полетел туда, где его еще не успели забыть с прошлого раза. Залетел в деревню, согнал с проводов сидящих, словно ноты, голубей, перемахнув через забор, разогнал кур, пасущихся на огороде, взъерошил солому в стогу, сорвал крышу с амбара, хлопнул раскрытой форточкой так, что разлетелись стёкла, и, довольный собой, полетел дальше. На автобусной остановке задержался немного, закружил вокруг толпы женщин, ожидающих автобуса. У одной вывернул зонтик. – Ах ты, негодник! – Другой задрал юбку. – Фу, нахал! – Сорвал головной убор с дамочки, растрепал прическу, а шляпку покатил по дороге. Сгрёб заодно «бычки» вокруг урны, смешал с дорожной пылью, извалял в ней шляпку, и, злорадствуя, швырнул её хозяйке. Покрутился минутку штопором и, как шальной, понесся дворами, садами, полями. К вечеру, набедокурив вволю, утихомирился, приютился в овраге.
А Флай тем временем страдала, чувствуя себя одинокой и покинутой.
Видя, как она сохнет по возлюбленному, все, кому не лень: козявки, букашки-таракашки и всякая мелочь пузатая перешёптывались, осуждая Флай. Правду говорят, любовь слепа. Он ветреный, как можно любить такого?
– Нет, вы когда-нибудь видели такое? – сказала язвительно Оса. – Я прямо умираю. Ветер вскружил ей голову, и она без памяти влюбилась в него! С ума сошла.
Все знали, что Оса на самом деле умирает от зависти к красоте Флай. Наделённой от природы эффектной внешностью, прекрасной фигурой с осиной талией, Осе с её завидущим глазами этого было мало. Не хватало такого нежно-голубого, воздушного, отделанного жемчужной россыпью наряда, как у Флай.
Маленькие букашки, красные в чёрную крапинку Божьи коровки, жалея красавицу Флай, окружив ее с двух сторон, наперебой старались предупредить её:
– Тебе нужен другой. Нормальный.
– Он мой избранник! – в голосе Флай слышалась нескрываемая нежность.
– Как ты себе представляешь такую жизнь? – с печатью ума на лице спросила гусеница.
– Мне много не надо. Я мечтаю вот так провести всю свою жизнь. На этом прекрасном цветке. Я буду нянчить своих куколок, а он будет раскачивать колыбельки. Как романтично! Прямо так и вижу. И так всю жизнь. – Опустив хоботок в сердцевинку соцветия клевера, она отпила капельку нектара.
Послышалось тихое шуршанье крыльев и голос стрекозы:
– Пустые мечты. Я его знаю, он заигрывал и со мной. Ничего путного из этого не выйдет. – Стрекоза блеснула прозрачным слюдяным крылышком и ускользнула.
– Эта ветреность пройдет с возрастом. Просто он еще молодой, подрастёт, остепенится, – посчитала своим долгом сказать Тень Тучи, медленно проползая по земле.
– Ветер – всегда ветер. Это суть, а не возрастное явление, – пояснила лягушка, которая была тут самая умная. – И никто не сможет укротить его необузданную натуру.
– В нашем мире нельзя быть такой наивной. Нужно смотреть на вещи реально, – заметил Муравей, проходя мимо с поклажей на плече. Он, как всегда, торопился, но, по себе зная, как важно вовремя получить умный совет, остановился, чтобы заодно перевести дух, передохнуть минутку, и продолжил: – Давай я познакомлю тебя со своим начальником, Жуком-Оленем. Он хотя бы нашего рода-племени[2]. Ну и что, что он в возрасте и рогат, зато богатый, заправляет всем тут, а главное, говорят, они прекрасные семьянины.
– Теперь, узнав, что такое настоящая любовь, я ни за что не смогу полюбить обычного, насекомое. Рождённый ползать, как Ветер, летать не может.
– Бесполезно её отговаривать. С точки зрения метафизики любовь к прекрасному и благородному – это кармическое[3], – выпучив глаза и набожно сложив перед собой ручки, пояснил Богомол.
Только пчёлы не принимали участие в спорах и обсуждениях. Они были погружены в заботы об урожае. Лето – недолго. А им нужно собрать столько нектара и пыльцы, чтобы полученного меда хватило на всю огромную семью до следующего урожая. Тут каждая минута дорога.
Стоял тихий безветренный летний вечер. Ночь уже приготовила своё одеяло и стала накрывать им погруженный в дремоту лес, когда на опушку приехали люди. Они установили палатку, набрав хвороста, стали разжигать костер. От искры вспыхнуло пламя.
Флай увидела, как из кучи сухих веток брызнул яркий сноп лучей и внезапно вырос огненный цветок из ярко-красных лепестков. Она попала в море света. Залюбовавшись его красотой, она перебирала своими тонкими лапками.
– Какой огромный чудесный цветок! Нет ничего прекраснее на свете! Должно быть, он сын Солнца. – Флай впервые увидела огонь, но в нём угадывался тот свет, что был сродни сердцу маленького мотылька. Лёгкость его крыльев, горячность, пламенность чувств восхищали. Ей показалось, что он пылает от любви и зовет её к себе. Сердце Флай встрепенулось, откликнувшись на призыв. Ей захотелось слиться с ним в головокружительных объятьях, чтобы он и она стали одним целым. Заворожённая алым сиянием, она не ведала, как беспощадна любовь Огня.
Раскрыв крылышки, она полетела. Взмах. Ещё и ещё. Трепеща крылышками, Флай летела на этот манящий свет прямо в объятья жарких лучей. Рядом не оказалось никого, кто мог бы остановить её. Ветер в тот день был далеко. Она чувствовала, как тяжесть собственных крыльев мешает, сковывает, как будто удерживает её. А ей так хотелось ощутить свободу, стать такой же легкой, прозрачной, как огонь. Собрав последние силы, вложив их в единый порыв, она бросается ему навстречу. – Обними меня! – И мгновенно ощущает ту свободу, к которой так стремилась.
