Ты знаешь, как обезоружить амазонку. Когда ты насиловал "Меланиппу" - тогда, несколькими месяцами позже, - героическим ли то было свершением?
Во всяком случае, то было самое настоящее изнасилование самой настоящей амазонки, к которому рано или поздно принудит, просочившись, свой путь даже эта "Беллерофониада". Что же касается ложного ложной, Антея вопила о нем как оглашенная на весь храм; дворцовая стража, всегда отсутствовавшая, когда я в ней нуждался, появилась теперь отовсюду - одних я отправил на помощь царице, других - за храм, где, как я им сказал, вроде бы кто-то пробежал, третьих - призвать Прета. Тем самым на какую-то минуту я остался один в мраморном дворике у кудахтающего фонтана - и тут же ощутил взмахи огромных крыльев, явился небесный конь. Сердце чуть не разорвалось у меня в груди, когда я легонько накинул на Братца уздечку, схватил его за ближнее из двух рыл (левое), одним махом взлетел на него верхом и был таков, прежде чем опять понабежала стража.
Что за чудо - лететь! Расправив свои белые крылья, Пегас пошел легкой рысью, потом перестал перебирать ногами и воспарил между уличными фонарями и звездами. Все обрело правильную перспективу: корабельные огни, сигнальные костры пастухов, дворец, храмы, гавани, холмы. Холодный ветер и головокружительная высота, ночная уединенность - все было мне нипочем: впервые в жизни я почувствовал себя дома, я не хотел больше спускаться. Завершив потрясающий пробный облет окрестностей, мы неожиданно налетели на фронтон храма Афины.
- Прет! - крикнул я вниз на площадь. Факельная стража в изумлении расступилась, вперед в сопровождении своей укутанной в простыню жены вышел царь. - Антея от меланхолии свихнулась! - кричал я. - Бредит! Не верь ей! Эй-йо, братишка! Вперед!
- Бедная моя сестренка, - причитает обычно Филоноя. - Честно, милый, хотя и мучительно представлять тебя с другой женщиной, пожалуй, мне больше нравятся остальные версии этой истории. - Ведь во многом Антея казалась мне привлекательной женщиной, чья кожа благоухала солнцем, а волосы - морской солью, словно весь день-деньской она проводила под парусами; крадучись, пробирается она в храм, где я лежу в развратных грезах о ее прохладных загорелых бедрах; вдруг рука ее уже ласкает мой живот; внутри у меня все истово сокращается; я буквально взрываюсь в явь; "Всеблагой Зевс!" - каркаю я и хватаю ее, - голую, невероятно! - пока она сидит на краешке моего соломенного тюфяка; я столь ошарашен, что зарываюсь в нее своим лицом; увлекаю ее за собой вниз, эта электризующая кожа прижимается к моей и - mirabile dictu! - из-за чистейшего, всеохватывающего вожделения к ней я и в самом деле взрываюсь, полностью, без остатка, уверен - печень, селезенка, кишки, легкие, сердце, мозги и все остальное разлетелось из меня во все стороны, и я лежу, как пустая скорлупка, без чувств, без сил и т. д., пока она не вдыхает в меня новые силы, и мы заново принимаемся за любовь; обходительный Прет улыбается, глядя на наше хозяйство; Антее нравится, когда я лгу ей, что был до встречи с ней девственником, но она становится подвержена приступам ревности, когда я позднее рассказываю ей, что между нашими свиданиями изнасиловал амазонку, и порывает со мной, обнаружив, что беременна, однако спустя несколько лет возобновляет наши отношения, забыл почему, чтобы окончательно порвать их, когда они с Претом уезжают отдохнуть в Италию, и т. д., забыл. В другом рассказе наше начальное соитие предстает парадигмой предполагаемой неотвратимости: покладистый Прет покидает по государственным делам полис и просит меня составить в его отсутствие компанию Антее; послеполуденное время я провожу играя во дворце с их дочерьми в мяч, потом остаюсь выпить с Антеей вечернего эля; время от времени мы беседуем на какие-то бесцветные темы - с этой женщиной обоюдное молчание не кажется ни необычным, ни стесняющим; на первый взгляд во всем этом нет ни слова, ни поступка, недвусмысленно свидетельствовавшего бы о желании кого-то из нас; манеры царицы, которые я нахожу привлекательными, диктуются истощенностью сил: днем движения ее казались тяжелыми и неторопливыми, словно у илота, отработавшего подряд две смены; вечером она сидит по большей части без движения и часто, мигая, по полминуты остается с закрытыми глазами, наконец раскрывая их с тяжелым вздохом; я восхищаюсь всем этим, но на самом деле как-то абстрактно, и любое ощущаемое мною сексуальное желание тоже более или менее абстрактно; в половине десятого или около того Антея говорит: "Я собираюсь принять душ и отправляюсь в постель, Беллерофон", а я говорю: "Хорошо"; чтобы добраться из пивной комнаты, где мы сидим, до дворцовых бань, ей нужно пройти по небольшому коридорчику; чтобы попасть в храм Афины, я должен воспользоваться им же, так что по-прежнему вряд ли стоит приподнимать бровь, когда мы вступаем в коридор вместе; там, если она на мгновение замирает, чтобы взглянуть мне в лицо, перед тем как свернуть к баням, кто осмелится с уверенностью сказать, что на языке у нас вертелось не "спокойной ночи"? Случается же, что вместо этого мы, перед тем как разойтись каждый своим путем, обнимаемся, а далее (но я бы не сказал поэтому) наши разошедшиеся пути каждый по-своему ведут в одну и ту же постель, где мы и проводим вместе бессловесную, бурную ночь, полную метаний, колебаний, содроганий и проч., достаточно захватывающую для переживания, но утомительную для описания; ради спокойствия подданных я удаляюсь до восхода солнца, безмятежный и т. д.; полная угрызений совести, Антея вскоре заявляет Прету, что я ее соблазнил; из какого-то безумного стремления к нравственному очищению он обязывает ее изменить еще раз; на сей раз она зачинает и, боясь, что ребенок окажется полубогом с наследственным комплексом отцеубийства, обдумывает самоубийство и аборт; я покидаю город на Пегасе и никогда больше их не увижу, но узнаю от своих шпионов в Тиринфе, что сей несчастный случай породил нормального сына и пошел на благо их браку и т. д. Еще одна версия…
И которая истинна?
- Я, в общем-то понимаю, - привычно рассуждала Филоноя, - что сама концепция объективной истины, особенно что касается исторического прошлого, проблематична, что повествовательное искусство, в частности мифопоэтического или мифографического толка, руководствуется отнюдь не теми же структурами и ритмами, ценностями и требованиями, что репортаж и историография. Наконец, как и между вариантами самих мифов, именно в их противоречиях и можно пытаться отыскать их смысл. Но все же - чтобы не сказать следовательно - мне бы хотелось знать: на самом-то деле ты занимался с моей сестрой любовью и не хотел бы этого делать, или же не занимался, но хотел бы?
- Что за конь! - неизменно отвечал я. - Я потратил всю ночь, чтобы научиться на нем летать, откармливаясь попутно мусакой в ночных ресторанах. К утру я уже сумел выполнить идеальную посадку на четыре точки на статую Абанта, отца Прета, установленную на предназначенной для завтраков террасе замка. Дети от восторга встрепенулись. Прет вспыхнул, Антея всполыхнула; вспугнув дочурок, она, поворотив от стола вспять, вместе с ними удалилась, наградив напоследок своего мужа острым взглядом.
- "Мы к вашим услугам, сэр", - сказал я. Он велел мне перепарковать Пегаса, здесь, мол, на их голову и голубей хватает; затем откровенно поведал, что жена его, как и было запрограммировано, продолжает настаивать на своих обвинениях и притязает на мою жизнь, отчасти, вне всяких сомнений, побуждаемая, как подчас бывает с дамами ее возраста и круга, последним позывом вызвать ревнивый гнев у своего мужа и подтолкнуть его к драматическим, если не героическим действиям в ее интересах. Он же сам, Q.E.D., если бы поверил ее обвинениям и хоть чуть-чуть этим обеспокоился, устроил бы так, чтобы меня прикончили втихую, без лишней суеты. Но он оставался безразличен ко всему, кроме внешних приличий. И посему просто требовал, чтобы я исчез. "В то же время она повсюду орет про твою голову, - со вздохом сказал он,- и растрепала, что уже восемь часов тяжела наполовину полубогом". Вдвойне невозможно, объяснил я ему. Он устало поднял руку: если я откажу и не окажу ему услугу, убив Персея, то по крайней мере могу оставить царицу при ее заблуждении; дело в том, что она выказывает признаки беременности - от него или от кого-то еще - уже два месяца, и это ее положение, каковое с учетом ее возраста и т. п. с таким же успехом могло служить свидетельством менопаузы, возможно, и обуславливает иррациональность ее последних поступков. Те, кто отвечает за средства массовой информации, сделают все возможное, чтобы свести кривотолки к минимуму, но поскольку Антея настаивала, что подверглась божественному насилию (полуизнасилована, как-никак, полубожеством), лучшее, что я мог для него сделать, - не отрицать отцовства ребенка, ежели она доносит его до конца, а тем временем отправляться и стать-таки легендарным героем - только не здесь.
