По-видимому, он еще не встретился со Скедони, но Эллене подумалось, что головорез вознамерился подстеречь и убить монаха в потемках. Пока Эллена раздумывала, как вовремя предупредить исповедника об опасности, ей вновь послышался его голос, доносившийся из прохода, все ближе и ближе. Девушка тут же громко закричала, призывая Скедони быть настороже, ибо в темноте затаился Спалатро. Еще через мгновение раздался пистолетный выстрел.

В последовавшем за громом выстрела гуле голосов Эллене почудились стоны. Затем заговорил Скедони, но тихо и приглушенно. Мужество, ранее Эллене служившее, было теперь исчерпано, и она стояла как прикованная, не в силах встретить лицом к лицу то страшное зрелище, что ожидало ее, вероятно, в глубине проезда. Стоило только об этом подумать, и колени подгибались.

Все смолкло; Эллена надеялась уловить голос Скедони или хотя бы звук шагов — но тщетно. Далее выносить неизвестность было невозможно, и она попыталась собрать все свои силы, чтобы узнать наконец самое страшное, но внезапно неподалеку вновь послышались слабые стоны. Звуки постепенно приближались. Тут Эллена завидела, что из-под арки во двор вступила залитая кровью человеческая фигура. Более Эллена не смогла разглядеть ничего: глаза ее застлала пелена. Девушка отступила, ухватилась за остатки колонны и таким образом удержалась на ногах. Но слабость ее была недолгой: раненому, видимо, срочно требовалась помощь; сострадание возобладало над испугом — Эллена собралась с духом и поспешила во двор.

Там Эллена стала искать Скедони, но его нигде не было; во дворе, как и раньше, царили пустота и безмолвие, пока в ответ на ее возглас «отец!» стены не огласило эхо. Непрестанно повторяя свой призыв, Эллена с поспешностью оглядела колоннаду, выходившее в нее обособленное помещение, затененную пальмами часть двора — и не обнаружила никого.

Однако ближе к арке Эллена заметила кровавые следы, с ясностью указавшие, где прошел раненый. Пятна крови привели ее в узкую галерею, которая тянулась, по-видимо-му, в направлении башни, но здесь Эллена замешкалась, не решаясь довериться мраку. Только сейчас Эллене пришло в голову, что видела она не Скедони, а, напротив, Спалатро и что, несмотря на рану, жажда мести, быть может, придаст ему сил, чтобы под покровом темноты поразить стилетом сердце первого же, кто к нему приблизится.

Эллена медлила перед входом в галерею, не решаясь ни войти, ни удалиться и напряженно вслушиваясь в доносившиеся время от времени стоны, слабые, но не затихавшие; и тут внезапно проезд огласили звуки шагов и громкий голос Скедони несколько раз повторил ее имя. Скедони поспешно приблизился к Эллене и окинул двор пристальным взглядом.

— Нам нужно уйти, — вполголоса заговорил монах и сжал руку девушки в своей. — Ты видела здесь кого-нибудь?

— Да, раненого. Когда он вышел во двор, я приняла его за вас и очень испугалась.

— Где он? Куда он пошел? — в возбуждении спрашивал Скедони; глаза его горели, на лице выразилась свирепость.

Эллена, мгновенно уловившая суть этих расспросов, не хотела признаться, что знает, куда удалился Спалатро; она напомнила Скедони, что положение их чрезвычайно опасно, и молила его немедленно покинуть виллу.

— Солнце уже село, — добавила она, — и меня пробирает дрожь при мысли о том, что с нами может приключиться в столь поздний час и здесь, на вилле, и даже позже, в дороге!

— Он в самом деле ранен?

— Увы, в этом нет сомнения.

— Увы? — сурово переспросил Скедони.

— Удалимся, отец мой, покинем поскорее это место!

— Что все это значит? — в гневе вопросил Скедони. — Неужто у тебя достанет слабости жалеть этого негодяя?

— Видеть, как страдает ближний, всегда мучительно. Не медлите, отец мой, чтобы мне не пришлось оплакивать вас. Представьте себе, что я истекаю кровью у вас на глазах, и вы поймете, какое горе постигнет меня, если вас поразит кинжал убийцы!

Скедони, с трудом сдержав едва не вырвавшийся у него из груди стон, поспешно отвернулся.

— Ты меня дурачишь, — проговорил он, — тебе неизвестно, ранен этот негодяй или нет. Верно, я стрелял в него, когда завидел под аркой, но промахнулся. Почему ты решила, что он ранен?

Эллена собиралась было указать исповеднику на кровавый след, тянувшийся по земле недалеко от них, но вовремя спохватилась из опасения выдать Спалатро; она вновь попросила Скедони не медлить с отъездом и добавила:

— О, пощадите себя и его!

— Что, пощадить убийцу? — раздраженно отозвался Скедони.

— Убийцу? Так он все же покушался на вашу жизнь? — воскликнула Эллена.

— Нет… не совсем, — опомнившись, отозвался Скедони, — но… что ему здесь понадобилось? Пусти меня — я хочу его найти.

Однако Эллена, не отпуская края платья Скедони, с трогательной убедительностью принялась взывать к его милосердию.

— О! Если бы вам было ведомо, что значит пребывать на волосок от смерти, то вы бы сжалились над этим человеком, как он, быть может, в свое время пожалел других! Мне довелось пережить подобные муки, отец мой, вот почему я даже ему могу сочувствовать!

— Да знаешь ли ты, за кого вступаешься, — в замешательстве пробормотал Скедони. Казалось, каждое слово Эллены пронзает ему сердце.

На лице девушки отразилось изумление, и монах внутренне призвал себя к большей осторожности. Он вспомнил, что Эллена не подозревает о том, какого рода поручение — направленное к ее погибели — недавно получил Спалатро; Скедони подумал также, что этот самый Спа-латро, которого Эллена в простоте душевной полагала не чуждым состраданию, и вправду спас ей жизнь — более того, судьба распорядилась так, что именно благодаря Спалатро исповедник не умертвил свое собственное дитя. При этой мысли в душе Скедони все перевернулось, и, с ужасом отвергнув свое жестокосердное намерение, он тут же шагнул под арку и торопливо устремился к выходу, где их ожидал с лошадьми проводник.

Воспоминание о том, как Спалатро повел себя по отношению к Эллене, побудило исповедника пощадить его — но и только; ни справляться о состоянии своего былого сотоварища, ни облегчать его участь Скедони не собирался; без малейших угрызений совести он покинул Спалатро на произвол судьбы.

Чувства Эллены были иными; не догадываясь, чем она обязана Спалатро, она все же не могла без содрогания думать о том, что оставляет ближнего страдать в одиночестве; однако, припомнив, с каким проворством Спалатро передвигался, Эллена попыталась утешить себя надеждой, что раны его не смертельны.

Путешественники молча сели на лошадей и тронулись в путь; какое-то время под впечатлением недавних событий они не спешили вступать в беседу. Наконец Эллена осведомилась о том, что произошло в конце проезда; из слов Скедони она заключила, что исповедник, преследуя Спалатро, туг же потерял его из виду. Злоумышленник исчез, воспользовавшись неизвестным Скедони ходом, и, раньше чем преследователи достигли выхода, оказался внутри здания. Крик, который слышала Эллена, донесся до нее не из внутренних помещений, а из проезда: это проводник споткнулся в спешке о камни и упал; первый выстрел раздался, когда Скедони разрядил мушкетон у портала, второй — когда он выпалил из пистолета, завидев Спалатро, вступившего под свод со стороны двора.

— Ну и намаялись мы, гоняясь за этим парнем, — вмешался проводник, — да так и не догнали. Странное дело: коли он до нас добирался, то с чего бы ему убегать, когда он настиг свою добычу? Сдается мне все же, что он не замышлял худого: в темноте ничего не стоило взять нас голыми руками, а он вместо этого давай улепетывать!

— Ну хватит, приятель, болтай поменьше, — не выдержал Скедони.

— Хорошо, синьор, как бы там ни было, мы задали ему перцу, так что бояться больше нечего: прыти у него поубавилось, ему нас теперь не догнать. Спешка ни к чему, синьор, до гостиницы мы вовремя доедем. Она вон на той горе; извольте взглянуть на запад, синьор, туда, где на небе красная полоска; там виднеется ее верхушка. Не может он теперь за нами гнаться: он ранен в руку, я сам видел.