— Об этом поговорим потом, когда вы отделаетесь от непрошеных гостей. Можете дать им что-нибудь поесть, только не впускайте в дом, а потом отошлите как можно скорее. Они уже вот-вот будут у дверей. Поспешите, друг мой.

— А если они на меня набросятся, синьор, вы тогда выйдете мне на помощь? Из моих людей поблизости никого нет.

Вивальди пообещал, что не даст его в обиду, и пастух вышел из хижины. Пауло с опаской выглянул в окно.

— Не иначе как они обогнули дом и подходят к двери, — сказал он. — Из этого окошка их не видно, а оно одно-единственное. Что за дурень строил этот дом — надо же, не сделать окна со стороны входа. Но послушаем.

Он на цыпочках подошел к двери и застыл в позе напряженного внимания.

— Эти люди, конечно, шпионы из монастыря, — прошептала Эллена, обращаясь к Винченцио. — Они так упорно идут следом за нами! Пилигримы, по всей видимости, появляются в этих местах не часто, да и странствуют они не по двое, а большими группами. Когда мое отсутствие было обнаружено, этих двоих, без сомнения, послали в погоню, и, расспрашивая по пути богомольцев, они нас выследили.

— Мы, во всяком случае, должны исходить из этого предположения, — ответил Вивальди, — но, хотя они, вполне вероятно, эмиссары из Сан-Стефано, они могут оказаться и просто кармелитами, которые возвращаются в один из монастырей на берегах озера Челано.

— Ни звука не слыхать, синьор, — пожаловался Пау-ло. — Извольте сами послушать! И, как назло, в двери ни щелки. Если мне когда-нибудь придется строить дом, то, уж будьте уверены, окно я сделаю у самой…

— Тсс, послушай!

— Ни единого слова, синьор, — после короткого молчания заговорил Пауло, — я даже голоса не слышу… Ага, шаги… Приближаются к двери. Так мы тебя и впустили. — Пауло подпер плечом дверь. — Ну, ну, давай стучи, пинай, колоти — рук-ног не жалей.

— Тише! Узнаем сначала, кто там.

За дверью послышался голос старого пастуха:

— Они ушли, синьор, откройте.

— В какую сторону они пошли? — спросил Вивальди, впуская старика.

— Не могу вам сказать, синьор, я их не нашел, хоть и все глаза проглядел.

— Но я сам видел, как они шли сюда из леска наискосок, — сказал Пауло.

— Между хижиной и лесом спрятаться негде, все на виду, — добавил Вивальди. — Куда же они делись, друг мой?

— Выходит, вернулись в лес, — неуверенно отвечал пастух.

Пауло бросил на своего хозяина многозначительный взгляд и произнес:

— Все может быть, дружище; похоже, они затаились и замышляют недоброе. Неплохо бы послать кого-нибудь за ними приглядеть — целее овцы будут. Не зря они здесь околачиваются, попомни мои слова.

— К таким людям мы здесь не привыкли, но если они что и задумали, то увидят: постоять за себя мы сумеем.

Старик шагнул за порог, достал лежавший на крыше рожок и поднес его к губам. Резкие звуки огласили окрестность, будя в горах эхо. Со всех сторон к хижине стали сбегаться товарищи старого пастуха.

— Не тревожьтесь, друг мой, — сказал Вивальди, — если эти люди и задумали недоброе, опасаться следует нам, а не вам. Но похоже, они на все способны; не хотелось бы мне, чтобы они застали нас врасплох на дороге в Че-лано. Я заплачу кому-нибудь из ваших людей, чтобы он прошелся в ту сторону и посмотрел, не притаилась ли там эта парочка.

Старик ответил согласием, и один из подошедших пастухов выслушал указания Винченцио.

— И не возвращайся, пока не найдешь их, — добавил Пауло.

— Все исполню, господин, — отвечал пастух, — доставлю обоих в целости, можете на меня положиться.

— Только попробуй, и за все твои труды тебе только голову размозжат. Твое дело просто найти их и проследить, в какую сторону они направятся, — распорядился Пауло.

Вивальди понадобилось еще несколько минут, чтобы втолковать крестьянину, что от него требуется, и тот удалился выполнять поручение; старый пастух взялся тем временем постоять на страже.

После их ухода путешественникам представилась возможность высказать самые различные догадки, касающиеся странных кармелитов. Винченцио по-прежнему склонялся к мысли, что они честные люди, возвращающиеся из долгого паломничества. Пауло же решительно воспротивился подобному предположению.

— Они спрятались и поджидают нас, это уж как пить дать, синьор, — уверял он. — Не сомневайтесь, они замыслили какую-то крупную пакость, иначе бы они ни за что не свернули в сторону от молочни, как только ее заметили, а мы точно знаем, что заметили.

— Хорошо, пусть они замыслили, как ты говоришь, большую пакость, — возражал Винченцио, — но, вероятнее всего, они и нас выследили, иначе зачем они выбрали именно эту малопосещаемую дорогу. Так вот, завидев в этих глухих местах хижину, они не могли не предположить, что здесь мы и остановились, — однако они ее не осмотрели. А это значит, что никаких коварных замыслов против нас у них нет. Что ты на это скажешь, Пау-ло? Я надеюсь, что опасения синьоры ди Розальба беспочвенны.

— Не считаете ли вы, синьор, что они осмелились бы напасть на нас, когда мы под защитой надежного крова и всех этих добрых селян? Нет, синьор, они бы и на глаза нам постарались не попадаться; стоило им убедиться, что они нас нашли, как они тут же скрылись в лесу и собираются устроить засаду на пути в Челано, другой-то дороги тут и нет.

— Но как же им стало известно, что мы здесь, — сказала Эллена, — если они даже не приблизились к хижине?

— Для своих целей они приблизились достаточно, да и, по правде говоря, синьора, они увидели меня, когда я выглянул через оконную решетку.

— Горазд же ты, Пауло, на мрачные выдумки, — укорил его Вивальди. — По-твоему, стоило им один раз увидеть тебя ночью, при лунном свете, да еще в затененном месте, и твое лицо так врезалось им в память, что они теперь узнают его с расстояния ярдов в сорок? Не унывай, моя Эллена, все обстоятельства за нас.

— Как бы мне хотелось в это поверить, — вздохнула девушка.

— О синьора, бояться и вправду нечего, — присоединился Пауло к ободряющим уверениям Винченцио. — Мы им не по зубам, пусть только сунутся.

— Опасаться следует не открытых нападений, — отвечала Эллена, — а коварных ловушек, против которых мы окажемся бессильны.

Справедливость этого замечания была для Винченцио очевидна, тем не менее он постарался не выказывать своей озабоченности и посмеивался над страхами Эллены; Пауло он утихомирил многозначительным взглядом.

Подручный пастуха вернулся неожиданно быстро. Он, по-видимому, не хотел тратить попусту ни время, ни труды; никаких известий о кармелитах он не принес.

— Я смотрел в придорожном лесу в лощине, после взобрался на холм, все глаза проглядел — ни вблизи, ни в отдалении ни души, кроме разве что наших коз, а им ничего не стоит забрести в такую даль, что потом ноги собьешь, за ними гоняясь. Бывало, синьор, заберутся аж на Монте-Нувола, на самую верхушку, под облака; пока влезешь — того и гляди, шею сломаешь; и ведь это они нарочно, негодницы: завидят, как я карабкаюсь и отдуваюсь, и сразу бросят выделывать свои прыжки — стоят смирнехонько и лукаво так смотрят, будто вот-вот скажут: «А ну-ка, поймай».

Во время заключительной части этой речи Вивальди, не слушая пастуха, советовался с Элленой, не стоит ли им немедленно отправиться в путь. Задав парню еще несколько вопросов и убедившись в том, что кармелиты либо не пошли по дороге в Челано, либо, если и избрали ее, успели удалиться на значительное расстояние, Вивальди предложил отправиться в путь сразу, но продвигаться неспешно. Он добавил:

— Опасаться следует не столько этих людей, сколько того, что в дороге нас застигнет ночь, ибо местность здесь дикая, гористая, а к тому же и малознакомая.

Эллена изъявила свое полное согласие; они простились с радушным пастухом, не без труда уговорили его принять вознаграждение за хлопоты и выслушали последние советы касательно предстоящей дороги. Долго вслед за тем веселый треск барабанчика и сладостное пение гобоя веселили дух затерянных в глуши странников.