Когда путешественники спустились в упомянутую молодым пастухом лесистую лощину, Эллена не единожды бросала тревожные взгляды туда, где на обочине сгущались тени; Пауло тем временем то ехал молча, то принимался насвистывать, а то и в полный голос распевать, чтобы унять свое беспокойство, не забывая при том за-

глядывать под каждый протянувшийся в сторону дороги сук, под которым боялся увидеть таившихся во мраке своих друзей-кармелитов.

Дорога далее покинула лощину и потянулась среди гористой местности, изобиловавшей стадами, пригоняемыми в это время года с равнин Апулии на здешние пастбища, которые повсеместно славились своими обильными травами. Уже близился закат, когда путешественники достигли венчавшей долгий подъем вершины и их взорам открылось заключенное в кольцо гор обширное озеро Че-лано.

— Ах, синьор, — воскликнул Пауло, — что за дивное зрелище! Почти как Неаполитанский залив; мне даже вспомнился дом! Но будь здесь и в сто раз красивее, я не мог бы полюбить эти места так сильно, как родные.

Молодые люди сделали краткую остановку, чтобы полюбоваться пейзажем и дать отдых лошадям после изнурительного подъема. Вечернее солнце освещало косыми лучами ясное зеркало вод, простиравшееся на восемнадцать-двадцать лиг в окружности, а также все, чем богаты были берега: города и селения, башни замков и шпили монастырей; на виду оказались разноцветные пространства полей, в пурпурном сиявши высились величавые горы, которые составляли задний план этого величественного ландшафта. Винченцио призвал Эллену взглянуть на север, где высился гигантский Велино — естественная преграда на пути из Рима в Неаполь. Все соседние горы далеко уступали этому пику, чьи крутые белые обрывы составляли контраст мягким зеленым склонам усеянной стадами и покрытой снегом Маджеллы, второй по высоте гряды. Западнее, рядом с лесистыми холмами, выступала прямо из озера Монте-Саль-вьяно, поросшая диким шалфеем (как следует и из ее названия) и в былые времена украшенная пышными каштановыми рощами; она выдавалась рукой, что протягивают Апеннины навстречу озеру.

— Взгляни, — сказал Винченцио, — на Монте-Корно: грозный, настороженный, страшный великан-разбойник, а к югу смотри, как нахмурился нагой скалистый Сан-Николо! Видишь, как, омрачая небосклон, выстроились на востоке другие мощные апеннинские отроги, как изгибаются они, устремляясь к северу, к Велино!

— А как блаженно, — подхватила Эллена, — покоятся у подножия гор песчаные отмели и волнистые равнины, какою нежной красотой цветут они под взглядами своих суровых исполинских стражей! А как устремляются от озера во все стороны прелестные долины, как они, виясь меж холмами, проникают все дальше и дальше, а с ними — осененные миндальными рощами рисовые и пшеничные поля. А растущие на утесах веселые виноградники, а сменяющие их тут и там оливы, а еще выше, в утесах, грациозно клонящиеся высокие пальмы!

— Ах, синьора, — воскликнул Пауло, — благоволите заметить, как сходны рыбачьи лодки, что подплывают к деревушке внизу, с нашими, неаполитанскими! Это и есть здесь самое красивое, да еще гладкие воды, почти как у нас в заливе, и островерхая гора, едва ли уступающая Везувию — только что огонь не извергает.

— Такой горы, чтобы огонь извергала, здесь не найдешь, Пауло, и не пытайся, — сказал Винченцио, которого немало позабавил этот всплеск патриотических чувств, — хотя многие из тех, что мы видим ныне, были, возможно, вулканами во времена оны.

— Тем больше чести для них, синьор, готов поклониться им за это; но второй такой горы, как наша, в целом свете нет. Посмотреть только на нее темной ночью! Как она сверкает! А как высоко пролетают огни, как они озаряют море! Ни одна другая гора такого не может. Кажется, будто по заливу ходят огненные волны, и так до самого Капри; суда видны ясно, как днем, да что суда — каждый матрос на палубе. Ничего подобного вы не видели, синьор.

— Конечно, видал, Пауло; сдается мне, ты об этом забыл, равно как и о том, что вулкан может причинить беду. Но вернемся, Эллена, к тому, что мы видим сейчас. В той стороне, в миле или двух от берега, лежит город Челано, куда мы и направляемся.

В прозрачном итальянском воздухе четко вырисовываются все детали ландшафта, в том числе и весьма отдаленные. Это помогло Винченцио различить возвышенность, расположенную среди уходящей на запад долины, а на возвышенности, на фоне сверкающего горизонта, город Альба, увенчанный руинами старинного замка — узилища и места последнего упокоения многих из тех правителей, кто во времена императорского Рима «впал в ничтожество» и послан был сюда влачить остатки своих дней, взирать через решетки башни на окружающую глушь; ее красота и величие не проливали бальзама на душевные раны пленника, весь свой век посвятившего интригам, лихорадочной борьбе честолюбивых устремлений и не обретшего ничего, помимо упреков совести при воспоминаниях о прошлом и отчаяния при мыслях о будущем; «ни единый луч надежды не оживлял малиновый закат, сменивший тусклый день существования» страдальца.

— И в такие места, — говорил Вивальди, — римский император явился однажды лишь затем, чтобы стать свидетелем зрелища, мало сказать варварского, упиваться восторгами самыми жестокими! Здесь император Клавдий присутствовал на торжествах, посвященных завершению воистину титанических трудов по постройке акведука, отводящего избыток вод озера Челано в Рим. По сему случаю устроено было морское сражение, и тысячи несчастных рабов сложили головы, дабы потешить римского владыку. Пятна человеческой крови замутили прозрачные воды, по гладкой поверхности пошла рябь, когда одно за другим погружались в озеро тела убитых, а император со свитой следили за происходящим с позолоченных галер и, уподобляясь ликующим фуриям, оглашали берега возгласами одобрения, будившими эхо в окрестных горах!

— В наши дни с трудом веришь историкам в их изображении человеческой природы, — отозвалась Эллена.

— Синьор, — забеспокоился Пауло, — я подумал, что, пока мы здесь, забыв об осторожности, наслаждаемся свежим воздухом, давешние кармелиты, может статься, шпионят за нами из укромного места и, того и гляди, застигнут врасплох. Не лучше ли, синьор, поскорее отправиться отсюда подобру-поздорову?

— Ну что ж, лошади уже отдохнули, но, если бы у меня оставались по поводу этих двоих хоть малейшие подозрения, я бы и на минуту не стал здесь задерживаться.

— И все же поспешим вперед, — сказала Эллена.

— Береженого Бог бережет, синьора, — заметил Пауло. — Надеюсь, мы доберемся в Челано и там найдем пристанище до темноты, ведь здешние горы не станут освещать нам дорогу! Ах! Быть бы нам сейчас вблизи Неаполя, да к тому же в ночь иллюминации!

По дороге вниз Эллена предалась тягостным раздумьям. Для полного счастья и спокойствия ей недостаточно было избавления от ужасов темницы; даже близость Вивальди, ее возлюбленного и покровителя, не позволяла забыть, как затруднительны нынешние ее обстоятельства; пугала, кроме того, необходимость сделать выбор, могущий губительным образом сказаться на ее дальнейшей судьбе. Винченцио с глубокой печалью наблюдал уныние Эллены; не понимая ее, он видел в ее сдержанности лишь равнодушие. Но возобновлять разговор о своих сомнениях и тревогах юноша почитал уместным не ранее, чем поможет возлюбленной обрести убежище, где она сможет свободно решить, примет она или отвергнет его предложение. Проявляя такую щепетильность в вопросах чести, Винченцио невольно внушал девушке еще большее уважение и благодарность — и заслуживал их тем больше, что отсрочка свадьбы ставила под удар его надежды.

Еще до наступления ночи путешественники приблизились к городу Челано, и Эллена попросила Вивальди подыскать ей ночлег в каком-либо монастыре. Оставив ее в гостинице под защитой Пауло, юноша пустился на поиски. За первыми воротами, куда он постучался, располагался, как выяснилось, кармелитский монастырь. Представлялось весьма вероятным, что паломники, причинившие беглецам столько беспокойства, являлись достойными и ни в чем не повинными насельниками этой обители, однако не следовало исключать и того, что они окажутся все же эмиссарами аббатисы Сан-Стефано, а поскольку монастырь, принадлежавший их собственному ордену, вполне мог бы стать для них местом ночлега, Вивальди счел благоразумным туг же, не открыв своего имени, удалиться. Поэтому он ушел и вскоре очутился перед доминиканским монастырем, где узнал, что в Челано имеется всего две женские обители и в обеих не предусмотрен прием странниц.