Элиот осмотрел столп.

— Знак Кали,— прошептал он.

Я кивнул и выхватил револьвер.

Теперь мы двигались крадучись. Вскоре нам на пути стали попадаться еще столпы. Некоторые лежали на земле и были почти полностью скрыты зарослями, другие массивно вздымались вверх. И на каждом было одинаковое украшение — ожерелье из черепов. Деревья поредели, и вдруг я увидел белую как кость арку, выступающую из-за темноты вьюнков и сорняков. Она была украшена в цветистом индусском стиле: резьба по камню вилась, как кольца змеи. Я присмотрелся к одной из этих петель, и она внезапно задвигалась! Петля и в самом деле оказалась телом кобры, свернувшейся в кольцо,— вот он, дух-хранитель этого смертоносного места. Кобра уползла в темноту, а я шагнул вперед и ощутил под ногами мраморные плиты. Впереди, освещаемые серебряным светом луны, замаячили какие-то камни, и, выйдя наконец из-под сени деревьев, я оказался среди дворцов и стен, выстоявших невзирая на сжимающуюся вокруг них хватку джунглей.

«Кто построил эти дворцы? — подумал я.— И кто покинул их?»

Я не эксперт, но, на мой взгляд, этим дворцам были многие века. Я пересек главный двор. От него расходились ряды колонн, над которыми были возведены другие колонны. Я догадался, что очутился в центральной части дворца.

Подойдя ближе, я увидел, что колоннам придана форма женщин, поражающих своим бесстыдством, столь характерным, к сожалению, для древних статуй Индии. Не буду останавливаться подробно на их описании, скажу только, что они были совершенно нагие и выглядели невероятно похотливо. Но больше всего меня смутили их лица. Они были чрезвычайно мастерски высечены и несли на себе выражение крайней порочности, в которой смешались желание и удовольствие. Взоры каменных дев были устремлены в дальний конец храма, на гигантские статуи, призрачно маячащие в глубине. Я поспешил дальше. Наконец колонны закончились, и передо мной открылся небольшой двор. У лестницы возвышались огромные фигуры. Я подошел поближе и почувствовал, что ступил во что-то липкое. Я опустился на колени, и запах крови буквально ударил мне в нос. Дотронувшись до плит, я поднял руку к свету луны. Да, все так! Кончики моих пальцев окрасились красным!

Я приблизился к гигантским статуям, чтобы внимательнее разглядеть их. Их было шесть, они стояли симметрично на восходящей лестнице, по три с каждой стороны, и представляли собой женщин, смотрящих вверх, на пустой трон. Прямо перед троном, перед этим проклятым сооружением, была установлена еще одна статуя — фигура девочки. Я взошел по липким от крови ступеням.

Элиот последовал за мной. Я вдруг услышал, что он остановился, и повернулся к нему.

— Что это? — спросил я.

— Посмотрите-ка,— ответил Элиот,— узнаете?

Он указал на ближайшую статую. Теперь, поднявшись по ступеням, мы смогли увидеть ее лицо, освещенное серебряным светом луны. Все это, конечно, было чистой случайностью, ведь храму исполнились многие века, но я сразу понял, что Элиот имел в виду: статуя была точной копией захваченной нами женщины, прекрасной и впоследствии исчезнувшей пленницы.

Я повернулся к Элиоту.

— Может, это ее прапрапрабабушка? — пошутил я.

Но Элиот не улыбнулся. Он склонил голову набок, словно прислушиваясь к чему-то.

— В чем дело? — поинтересовался я.

Несколько секунд он не отвечал.

— Вы ничего не слышали? — наконец спросил он. Я мотнул головой, и Элиот пожал плечами.— Ветер, должно быть,— сказал он, слегка улыбаясь.— Или сердце у меня бьется.

Я шагнул вперед, намереваясь взобраться на пустой трон, но Элиот вновь замер:

— Вот... Сейчас слышите?

Я прислушался и на этот раз расслышал какие-то слабые звуки. Похоже, били в барабаны, но не так, как у нас на Западе, а словно играли на табла, разливающемся гипнотизирующей, бесконечной дробью. Звуки доносились из-за пустого трона. Я положил руку на подлокотник и, содрогнувшись от всеподавляющего, почти физического страха, невольно отшатнулся. Опустив глаза, я обнаружил, что трон весь покрыт запекшейся кровью, а на его каменном сиденье валяются кости, внутренности и куски мяса.

— Опять козлы? — уточнил я у Элиота.

Он, склонившись, рассматривал что-то похожее на сердце. Лицо его застыло, и он медленно помотал головой. Теперь дробь табла стала отчетливее и набрала силу. За троном находилась крошащаяся стена; я подошел к ней и, встав на колени, заглянул в щель в каменной кладке. Дыхание мое перехватило, ибо мне открылись руины большого города, заросшего, как и дворец, вьюнками и деревьями, но все же полного жителей. Обитатели необычного града поспешно ковыляли мимо растрескавшихся арок и колонн к какому-то месту сбора, скрытому от нас высокой стеной. Вдалеке виднелись отблески пламени, и мне вдруг вспомнилось, что пораженные болезнью существа испытывают сильный ужас перед светом. Над всем этим господствовал колоссальный храм, и даже с такого расстояния я разглядел, что внутри его масса статуй. Храм величественно высился на фоне звездного неба, а его подножие освещалось оранжевыми отблесками пламени.

Я увидел, что Элиот определяет направление ветра.

— Все в порядке,— сообщил он.— Ветер дует в нашу сторону.

— Прошу прощения, сэр? — не понял старший сержант.

— Хочу сказать,— пояснил Элиот,— что они не смогут обнаружить нас по запаху. Вы же видели, они иногда останавливаются и принюхиваются.

Обычное упрямство, обычная сдержанность покинули его лицо, и глаза доктора загорелись тем сумасшедшим огнем, что пылает в каждом искателе истины. Он снова повернулся к вздымающемуся контуру храма.

— Начинается охота, друзья мои,— провозгласил он.— Пойдемте посмотрим, что мы сможем найти.

Чуть ли не ползком мы преодолели примерно с четверть мили. То и дело мимо нас шныряли какие-то фигуры, но благодаря нашей осторожности нас не заметили и не учуяли. Башня маячила все ближе, и вскоре до нас донеслись звуки других музыкальных инструментов — над разрушенным городом, завывая, словно призраки, поплыли звуки ситаров и флейт. Барабанный бой становился все более неистовым, близясь к какому-то рубежу, но высокая стена по-прежнему загораживала нам вид. Мною овладело сильное желание увидеть наконец, что же за ней скрывается...

Участилась дробь табла, и мы тоже прибавили ходу, бегом преодолев открытую площадку. Руины остались позади, вьюнков и деревьев стало поменьше, и мы, ведомые неуемным любопытством, оказались чуть ли не у всех на виду. Один раз мне даже почудилось, что нас заметили: группа горцев, ковыляющая мимо, яростно блеснула в нашу сторону глазами. Однако нас, как ни странно, не обнаружили. Мы подождали, пока они пройдут, и бросились к стене. Когда-то стена, видимо, была бастионом разрушенного города, да и сейчас она осталась мощным, хотя и несколько обшарпанным, сооружением, поэтому вскарабкаться на нее оказалось нелегко. Но вот мы стоим на гребне под яростный бой табла и стон ситаров, возносящийся к звездам. До нас донесся крик множества голосов, нечто среднее между приветственным возгласом и рыданием, вслед за чем раздался скрежещущий, скрипящий звук. Я подполз к бойнице и осторожно выглянул.

Под стеной, на которой мы находились, собралось около сотни людей. Они стояли молча и совершенно неподвижно — спинами ко мне и лицами к стене огня. Языки пламени выбивались из расщелины в скале, а над ними высоко возносился изогнутый мостик, узкий и украшенный резьбой. От мостика вверх по утесу вилась тропа. Она вела к храму, который был словно вырублен в скале и угрюмо и массивно высился над окружающим ландшафтом Черные статуи, окрашенные в яростные оттенки красного огня, мрачно взирали на собравшуюся внизу толпу. Вид каменных дев угнетающе подействовал на меня, и, взглянув на верхушку храма, я почувствовал, что сердце мое забилось с перебоями.

Из расщелины вырвался особенно яркий язык пламени, и в оранжевом свете появилась какая-то адская фигура. Статуя Кали! Лицо ее было прекрасно, и от этого излучаемая им невероятная жестокость производила еще более жуткое впечатление. Мне даже померещилось, что статуя ожила — и не только ожила, а еще и пристально уставилась на меня. Я заметил, что все взгляды устремлены на статую, и я тоже всмотрелся в нее, пытаясь постичь тайну, позволившую ей завладеть вниманием стольких людей. У статуи было четыре руки — две подняты вверх с зажатыми в пальцах крючьями, а две другие опущены, и в каждой богиня держала нечто похожее на пустую миску. Ноги ее, как я заметил, были прикреплены к металлическому основанию, а основание, в свою очередь,— к каким-то шестерням и колесам. Послышался лязгающий звук, статуя сдвинулась с места, и я увидел, что перемещается она при помощи механизма. Толпа взревела, и в ее дьявольском реве звучали предвкушение и жадность. И тут я почувствовал, как Элиот постучал меня по плечу.