Я был также увлечен ею. Она восполнила часть моего прошлого. Мы покинули Венецию, этот город вампиров, и уехали в местечко близ Равенны.

Я был счастлив там, счастливее, чем когда-либо с момента своего падения. Я жил почти как смертный. Конечно, я был вынужден охотиться за жертвами, но Терезу, если она и знала о моих наклонностях, это нисколько не беспокоило, она была жизнерадостна и безнравственна. Я внимательно искал в ней признаки безумия или депрессии, но она оставалась прежней — импульсивной, красивой, очаровательной, обожающей меня и обожаемой мной. Я пытался, как мог, изгнать из себя все, что напоминало о моей сущности. Аллегра, которую я взял с собой из Венеции, к тому времени уже подросла Ее кровь становилась все слаще и искусительней день ото дня. В конце концов я отослал ее в монастырь. Иначе я убил бы ее, ибо не смог бы дольше сопротивляться желанию испить ее крови. Я также пытался изгнать образ Гайдэ из своих снов. Равенна в это время была близка к революции. Итальянцы, как и греки, мечтали о свободе. Я оказывал им поддержку деньгами, своим влиянием. Я принял участие в борьбе за свободу Гайдэ, за свободу моей первой и единственной любви. Мои сны о ней стали меркнуть, и, когда она действительно являлась мне, укор в ее глазах уже не казался полным боли и страдания. Я стал ощущать себя свободным.

В таких настроениях прошел год, пока я ждал Шелли. Я знал, что он приедет. Он писал мне иногда. Он говорил о неясных планах, о каких-то обществах, которые мы должны организовать. Он никогда не упоминал о той последней ночи в Венеции, но я чувствовал, хотя он и не говорил об этом в письмах, что он тоскует по тому, что я предложил ему тогда. Да, я был уверен, что он приедет. Между тем мы жили с Терезой очень уединенно. Я наполнил наш дом животными — собаками, кошками, лошадьми, обезьянами, павлинами; у нас был даже египетский журавль — кровь этих животных, как я обнаружил, не вызывала во мне желания.

Лорд Байрон замолчал и оглядел комнату.

— Вы, наверное, заметили, что я все еще люблю окружать себя домашними любимцами.

Он нагнулся и погладил голову спящего пса.

— Я был счастлив,— сказал он,— в этом дворце с Терезой, так счастлив, как не был счастлив со дня своего падения.

Лорд Байрон кивнул и нахмурился.

— Да,— сказал он,— я был почти счастлив.

Он умолк.

— Но однажды вечером,— произнес он наконец,— я услышал крик Терезы.

Он помолчал секунду, словно растревоженный воспоминанием, затем отпил из бокала и продолжил:

— Я схватил пистолеты и поспешил в ее комнату. Собаки на лестнице испуганно лаяли, птицы, хлопая крыльями, бились о стены.

— Байрон!

Тереза выбежала мне навстречу. Она сжимала грудь. Едва заметная ранка была на ее коже.

— Кто это сделал? — спросил я.

Она покачала головой.

— Я спала,— пробормотала она сквозь рыдания.

Я вошел в комнату и тотчас почувствовал запах вампира Но в воздухе витал еще какой-то, более резкий, запах. Я вдохнул его и нахмурился. Ошибки быть не могло. Это была кислота

— Кислота?

Не отдавая себе отчета, Ребекка подалась вперед в кресле.

Лорд Байрон улыбнулся ей в ответ.

— Да.

Улыбка сошла с его лица.

— Кислота. Неделю спустя пришло письмо. В нем говорилось, что Полидори умер. Самоубийство. Он был найден бездыханным вместе со своей дочерью, рядом лежала наполовину пустая бутылка с химикалиями. С синильной кислотой, как уточнялось в письме. Я перечел его еще раз, затем разорвал и бросил на пол Как только я это сделал, я снова почувствовал горький аромат.

Я обернулся. Полидори смотрел на меня. Он выглядел омерзительно — кожа была жирной, рот с вываленным наружу языком широко открыт.

— Прошло много времени.

Как только он заговорил, зловоние, исходившее от него, заставило меня отвернуться.

Он страшно улыбнулся.

 — Прошу прощения за свое неприятное дыхание.

Он уставился на меня и нахмурился.

— Но вы сами выглядите неважно. Постарели. И уже не столь красивы, милорд.

Он замолчал, его лицо подергивалось.

— Ваша маленькая дочурка еще жива?

Я с ненавистью посмотрел на него. Он опустил глаза. Даже теперь он был моим созданием, а я его господином. Полидори отпрянул назад. Грызя костяшки пальцев, он уставился выпученными глазами на мои ноги. Затем он содрогнулся и захихикал.

— Я убил свою дочь.

Он задрожал. Я прикоснулся к его руке. Она была липкой и холодной. Полидори не отдернул руку.

— Когда? — спросил я.

Его лицо внезапно исказилось от горя.

— Я не мог бороться с этим,— сказал он.— Вы не говорили мне. Никто не говорил. Я не мог сопротивляться зову крови.

Он принялся стучать костяшками пальцев.

— Я пытался остановить себя. Я хотел покончить жизнь самоубийством. Я выпил полбутылки яда, милорд. И он, конечно, не подействовал. Тогда я вынужден был убить ее — мою маленькую девочку,— он захихикал,— мою сладкую маленькую девочку. А теперь,— он выдохнул мне в лицо,— у меня во рту стоит привкус этого яда. Всегда! — Он внезапно выкрикнул: — Всегда! Вы никогда не говорили мне, милорд, никогда, но я благодарю вас, благодарю, я сам понял, что вампир не стареет, когда пьет эту золотистую кровь.

Я почувствовал жалость к нему — да, конечно. Кто бы мог лучше меня понять его боль? Но одновременно я ненавидел его, ненавидел так сильно, как все остальное. Я снова мял ему руку, пытаясь успокоить, но он, окинув меня безумным взглядом, сплюнул на нее. Я инстинктивно отпрянул, схватился за пистолет и приставил его к подбородку Полидори. Но он расхохотался.

— Вы не можете причинить мне вред, милорд! Разве вы не слышали, официально я уже мертв!

Он захихикал, брызгая слюной, а я ждал, пока он умолкнет. Затем я холодно улыбнулся и дулом пистолета оттолкнул его. Он уткнулся в стену. Я стал надвигаться на него.

— Ты всегда был смешон,— прошептал я.— Неужели ты осмелишься бросить мне вызов? Посмотри, кем ты стал, и умерь свой пыл. Я могу сделать так, что твое существование станет невыносимым, намного невыносимее теперешнего.

Я пронзил его разум так, что он вскрикнул от боли.

— Намного невыносимее. Ведь я — твой создатель. И я — твой император.

Я опустил пистолет и отступил назад.

— Не искушай меня снова, доктор Полидори.

— Я тоже обладаю силой,— заикаясь, произнес он.— Я такой же, как и вы, милорд.

Его вид — выпученные глаза, широко раскрытый рот — рассмешил меня. Я спрятал пистолет за пояс.

— Убирайся,— сказал я.

Полидори замер от ужаса. Затем задрожал и начал что-то бормотать себе под нос. Он схватил меня за руки.

— Позаботьтесь обо мне,— прошептал он.— Позаботьтесь обо мне. Вы правы, я — ваше создание. Покажите мне, что это означает. Покажите мне, кто я есть на самом деле.

Я пристально посмотрел на него. На какое-то мгновение я заколебался. Но затем покачал головой.

— Ты должен идти собственным путем,— сказал я.— Мы все одиноки, все, кто странствует по океану Времени.

— Одиноки?

Его крик был неожиданным и ужасным — вопль зверя. От него кровь застыла в жилах.

— Одиноки? — повторил Полидори.

Он дико расхохотался. Он начал задыхаться, затем что-то бессвязно забормотал и посмотрел на меня глазами, горящими от ненависти.

— У меня на самом деле есть сила,— внезапно сказал он.— Вы думаете, что ваша жизнь полна страдания, но я могу сделать так, что даже свет луны будет ненавистен вам.

Он злобно взглянул и вытер рот.

— Я уже отведал крови вашей шлюхи.

Я схватил его за горло и притянул к себе. И снова я ворвался в глубины его мозга, пока он не забился в безумной агонии. Я все пронзал и пронзал его сознание, а он все кричал и бился от боли. Наконец я отпустил его. Он захныкал, лежа распростертый у моих ног. Я смотрел на него с удовлетворением.

— Тронешь Терезу, и я уничтожу тебя,— сказал я.— Ты понял?

Полидори что-то пробормотал, затем кивнул.

Я схватил его за волосы. Как и его кожа, они были липкими и сальными, когда я к ним прикоснулся.