– Совершенно запертая комната, – проговорила Лиза.

Медленно поворачивая голову, Дженни внимательно оглядела весь кабинет. Здесь было закрытое металлической решеткой с узкими щелями вентиляционное отверстие, через которое поступал теплый воздух при отоплении. Щель под забаррикадированной дверью была не больше полудюйма. Попасть в запертую комнату было невозможно.

– Насколько я могу судить, проникнуть сюда и убить их могли только ядовитый газ, радиация или бактерии, – сказала Дженни.

– Но Либерманов убило не это.

– Да, – кивнула Дженни. – А кроме того, против радиации, газа или бактерий не воздвигают баррикад.

Интересно, сколько же жителей Сноуфилда пытались забаррикадироваться изнутри, считая, что нашли надежную защиту, – а в результате погибали так же молниеносно и таинственно, как и те, кто не успел убежать? И что же это было такое, что обладало способностью проникать в запертые комнаты, не открывая ни окон, ни дверей? Что могло пройти сквозь такую баррикаду, даже не тронув ее?

Тишина в доме Оксли была такая же, какая, наверное, бывает на Луне.

– И что же дальше? – спросила наконец Лиза.

– Думаю, нам надо рискнуть, даже если мы распространим инфекцию. Надо выехать из города, доехать до первого телефона-автомата, позвонить в Санта-Миру шерифу, описать ему положение, и пусть он сам решает, что и как предпринять. А мы с тобой вернемся сюда и будем ждать здесь. Мы не должны вступать ни с кем в непосредственный контакт. Телефонную будку, если понадобится, они смогут потом дезинфицировать.

– Мне очень не нравится мысль о том, чтобы вернуться, если уж мы отсюда уедем, – с беспокойством в голосе сказала Лиза.

– Мне тоже. Но мы должны вести себя с чувством ответственности. Поехали, – сказала Дженни, поворачиваясь к окну, через которое они забрались в дом.

Зазвонил телефон.

Дженни испуганно обернулась на его резкий звонок.

Телефон стоял на том же самом столе, где и радиостанция.

Он зазвонил снова.

Дженни схватила трубку:

– Алло?

Никто не ответил.

– Алло?

Ледяное молчание.

Рука Дженни изо всех сил сжимала трубку.

Кто-то внимательно слушал, сохраняя полное молчание и ожидая, чтобы она заговорила первой. Но она отнюдь не собиралась доставлять ему такое удовольствие. Она только прижимала трубку к уху и старалась что-нибудь уловить. Не важно что – что угодно. Пусть даже только его дыхание или звук, не более громкий, чем шорох морского отлива. Ни малейшего звука не было, но Дженни чувствовала, что на другом конце провода кто-то есть и этот кто-то тот же самый, чье присутствие она обнаружила, когда снимала трубки телефонов в доме Сантини и в полицейском участке.

Стоя в забаррикадированной комнате, в этом молчащем доме, в который каким-то непостижимым образом пробралась смерть, Дженни Пэйдж ощущала, как внутри ее происходит странная трансформация. Она была хорошо образованной и разумной женщиной, начисто лишенной веры в какие бы то ни было суеверия и предрассудки. До сих пор она пыталась разрешить загадку Сноуфилда путем логического анализа и рассуждений. Но впервые в жизни все это оказалось абсолютно несостоятельно. И сейчас в глубине ее сознания что-то… сдвинулось, словно приподняли и откинули в сторону огромную тяжеленную стальную плиту, придавливавшую и скрывавшую бездну ее подсознания. В этой бездне, в ее мрачных глубинах, таились совершенно новые для нее первобытные эмоции и чувства, унаследованные с незапамятных времен, благоговейный страх перед сверхъестественным. И она поняла, что же происходило тут, в Сноуфилде; поняла на уровне животной памяти, заложенной в генах и передаваемой из поколения в поколение. Она и раньше понимала и знала это, знание жило в ней, но было настолько непривычно и чуждо, казалось таким алогичным, что она сопротивлялась ему сколько могла, изо всех сил стараясь подавить вскипавший в ней суеверный ужас.

Сжимая трубку телефона, она вслушивалась в чье-то молчаливое присутствие и внутренне спорила сама с собой: «Это не человек; это нечто». – «Чепуха». – «Оно вообще чуждо человеческой природе; но оно обладает сознанием». – «У тебя истерика». – «Оно неописуемо злобно; это чистое зло в высшем его выражении». – «Прекрати, прекрати, прекрати!»

Ей хотелось швырнуть трубку, но она не могла, не в состоянии была сделать это. Нечто находившееся на другом конце провода гипнотизировало ее.

Лиза подошла поближе:

– Что там такое? Что происходит?

Вся дрожа, мокрая от внезапно выступившего пота, чувствуя, что ее отравляет уже одно вслушивание в это чье-то омерзительное присутствие, Дженни готова была оторвать трубку от уха, когда услышала свист, щелчок – и в трубке появился гудок.

В первое мгновение она застыла, пораженная, не в силах что-либо сделать.

Потом она лихорадочно ткнула пальцем в кнопку «0».

Раздался гудок вызова. Это был прекрасный, сладостный, волнующий звук.

– Оператор слушает.

– Соедините меня с окружным шерифом в Санта-Мире, – сказала Дженни. – Очень срочно!

– Стирку? Какую стирку? – переспросил Кейл.

Брайс видел, что его вопрос застал Кейла врасплох и тот только притворяется, будто не понимает, о чем его спрашивают.

– Какое это имеет отношение к делу, шериф? – спросил Боб Робин.

Глаза Брайса оставались по-прежнему полуприкрытыми, он продолжал говорить спокойно и медленно:

– Видишь ли, Боб, я просто пытаюсь выяснить все мелочи, чтобы мы могли закрыть это дело. Клянусь, я терпеть не могу работать по воскресеньям, а дело уже почти закончено. У меня есть еще несколько вопросов, мистер Кейл может не отвечать ни на один из них, если не хочет, но я их все-таки задам. Тогда я смогу с чистой совестью отправляться домой пить пиво.

Робин вздохнул и посмотрел на Кейла.

– Не отвечайте без моего разрешения, – сказал он.

Кейл, теперь уже откровенно обеспокоенный, кивнул.

Нахмурившись, Робин посмотрел на Брайса:

– Продолжайте.

– Когда мы в прошлый четверг приехали в дом мистера Кейла по его вызову, – заговорил опять Брайс, – я обратил внимание на то, что отворот на одной из штанин и нижняя, утолщенная кромка его свитера выглядели немного влажными. Самую малость – так, что это даже трудно было заметить. У меня сложилось впечатление, что перед нашим приездом он перестирал все, что было на нем надето, но не успел как следует высушить выстиранное. Поэтому я заглянул в ту комнату, где стоит стиральная машина, и обнаружил там кое-что интересное. В шкафу рядом со стиральной машиной, там, где миссис Кейл держала мыло, стиральные порошки и тому подобное, на большой коробке порошка были два отпечатка пальцев. Один немного смазанный, другой совсем четкий. Оба отпечатка были оставлены окровавленными пальцами. Наша лаборатория утверждает, что это отпечатки пальцев мистера Кейла.

– Чья кровь была на коробке? – резко спросил Робин.

– И у миссис Кейл, и у Денни была нулевая группа крови. У мистера Кейла та же группа. Поэтому нам было достаточно сложно…

– Чья кровь была на коробке с порошком? – перебил его Робин.

– Кровь была нулевой группы.

– Тогда это вполне могла быть кровь моего клиента! Эти отпечатки могли оказаться на коробке гораздо раньше. Допустим, за неделю до того он что-то делал в саду и порезался.

Брайс отрицательно покачал головой:

– Как вы знаете, Боб, сейчас научились делать очень подробные анализы крови. Ее образец раскладывают на такое число энзимов и молекул протеина, что в результате анализа можно определить ее принадлежность только данному человеку, как и его отпечатки пальцев. И лаборатория нам совершенно однозначно сообщила, что кровь на коробке с порошком – а следовательно, и на руке мистера Кейла, когда он оставил там эти отпечатки, – принадлежала маленькому Денни Кейлу.

Глаза Флетчера Кейла оставались все такими же спокойными, лишенными выражения, но сам он сильно побледнел.