Лейтенант сразу же заметил, что справа капот был поцарапан, а указатель поворота разбит. На этот раз речь не могла идти о совпадении. Лейтенанта охватило чувство удовлетворения. Однако вскоре к этому чувству примешалось странное замешательство. Картина, представшая перед его глазами, никак не сочеталась с величественным обликом поместья и четой старых владельцев.

Лонэ кивнул своей коллеге.

— Мадам, был ли у мсье Коше внук по имени Орельен?

Лицо женщины внезапно оживилось. Маска, которую она надела для жандармов, спала.

— Почему вы спрашиваете у меня об Орельене? Вы приехали из-за Николь…

Лонэ и Дюамель изумленно переглянулись. Женщина оперлась на ржавый металлический стул и тяжело опустилась на него, словно сломленная внезапной усталостью.

— Что вы можете сказать о мадам Браше? — спросила Эмили, еще не оправившаяся от шока.

В уголках губ Алисы появились горькие складки.

— Ничего. Только то, что я виновата в ее смерти.

Алису задержали 15 мая 1999 года. Об этом событии я узнал из короткого сообщения, оставленного на моем автоответчике жандармом, который не потрудился сообщить мне причину ареста. И все же у меня в голове сразу мелькнула мысль об убийстве Николь Браше. Или, возможно, речь идет об апостериорной реконструкции, теперь, когда у меня сложилось более полное представление об этом деле…

Я немедленно позвонил адвокату нашей семьи, хорошему знакомому моего отца, который на похоронах, между выражениями соболезнования и несколькими рукопожатиями, заверил нас, что всегда придет нам на помощь, как бы ни сложились обстоятельства. Я редко имел с ним дело лично. Он занимался лишь нашими семейными мелкими дрязгами и был так же, как и я, удивлен, узнав о задержании Алисы. Однако лаконичное послание жандармов удивило его не так сильно. Адвокат объяснил мне, что, хотя задержанный может предупредить членов своей семьи о том, где он находится, ничто не обязывает полицию или жандармерию сообщать им о характере самого правонарушения. Адвокат чувствовал мое замешательство и говорил со мной дружеским, успокаивающим тоном.

— Послушайте, Орельен, прошу вас, предоставьте мне свободу действий. Оставайтесь в Париже. И, главное, не связывайтесь с жандармерией Шалона. Вы ничего не добьетесь от жандармов. В любом случае вы не сможете увидеться с Алисой.

— А вы, когда вы сможете с ней поговорить, как думаете?

— Через двадцать один час с момента задержания. Разумеется, я постараюсь собрать как можно больше сведений до встречи с ней, но мне не дадут ознакомиться с делом. А вы сами-то как думаете, за что задержали Алису?

Я внутренне содрогнулся. Должен ли я откровенно рассказать адвокату обо всем, что узнал за эти последние недели? В конце концов, я не мог установить точную связь между всеми происшедшими событиями. Мне казалось, что смерть Николь Браше стояла особняком.

— По правде говоря, я не уверен…

— Но вам что-то известно, не так ли? Орельен, вы должны мне доверять.

Я тяжело вздохнул.

— Хорошо. Более двух месяцев назад умерла женщина…

И тут слова полились рекой. Я уже не мог остановиться.

Я решил последовать совету Элоизы. Я должен был поговорить с сестрой: не только о смерти отца, но, разумеется, и о задержании Алисы. На протяжении десяти лет я имел глупость считать, что оберегаю Анну, в то время как это она хотела меня защитить. Я не мог позволить себе скрывать от нее столь важную информацию.

— Офелия, это Орельен. Мне надо поговорить с Анной.

— Она еще не вернулась.

— Ты не знаешь, где она?

— Полагаю, в Школе Лувра…

Офелия лгала так же плохо, как муж, который пытается скрыть от жены существование любовницы.

— Послушай, не напрягайся. Я прекрасно знаю, что Анна давно бросила учебу.

У Офелии хватило совести не притворяться, будто она удивлена.

— Мне очень жаль, Орельен. Я не думала, что ты об этом догадываешься. Последнее время Анна сама не своя. Думаю, у нее очередной приступ.

Я вспомнил, как поучал Элоизу: когда имеешь дело с людьми, страдающими депрессией, никогда нельзя доверять внешним признакам.

— Черт возьми! — вырвалось у меня. — Ты могла бы сказать мне об этом раньше. Я ее почти не вижу…

— Анна заставила меня поклясться, что я ничего тебе не скажу.

Офелия чувствовала себя меж двух огней. Да, она попала в незавидное положение.

— Но ты, по крайней мере, знаешь, чем она занимается?

— Анна много времени проводит в Арвильере. Иногда она весь день не выходит из квартиры. Когда она бросила учебу, я известила дирекцию школы о ее состоянии. Поскольку Анна находится на медицинском учете, они, разумеется, не стали ее отчислять. Ведь она все-таки проучилась семь лет. Дирекция школы согласилась перенести защиту ее диплома. Но я не знаю, собирается ли Анна в ближайшее время вернуться к учебе.

То, что сообщила мне Офелия, не повлияло на мои планы. Я во что бы то ни стало должен был сказать сестре правду.

— Ладно, сейчас бесполезно об этом говорить. Скажи, пожалуйста, Анне, что я звонил. Это очень важно. Сегодня задержали Алису.

— Что? Вашу Алису? Но почему?

— Не имею понятия. Я узнал об этом всего час назад. Наш адвокат наведет справки. Пусть Анна обязательно мне перезвонит. Скажи ей, чтобы она не пыталась добиться свидания с Алисой. Пусть остается дома. Ты поняла?

Вечером адвокат сообщил мне новости. Я сказал ему, что он может найти меня у Элоизы. Наш разговор был коротким, но ошеломил меня, выбил из колеи.

— Ну что? — спросила Элоиза, прислушивавшаяся к разговору.

— Он не видел Алису, но говорил с жандармами. Я не могу в это поверить: она призналась в убийстве Николь Браше.

Лицо Элоизы вытянулось от удивления.

— Это блеф!

— Нет, не думаю. Судя по словам адвоката, десять дней назад объявился свидетель. Сосед, который видел, как в день убийства у дома Браше стояла белая машина. Они нашли следы краски на воротках и послали их на анализ.

— Ты хочешь сказать, что это была машина Алисы?

— Скорее машина моего деда, белая «ауди», которой он почти не пользовался. Жандармы проверили все машины, зарегистрированные в районе. Они приехали в Арвильер и убедились, что автомобиль поврежден, а указатель правого поворота разбит.

— И что это доказывает? Это может быть совпадением.

— Алиса ничего не пыталась скрывать. Она призналась, что ездила к Николь Браше и убила ее, хотя и объяснила, что речь идет о несчастном случае.

— Но почему она убила эту женщину?

— В настоящий момент адвокат этого не знает. Алиса не смогла дать убедительных объяснений.

— Ты действительно веришь, что Алиса могла пойти на такое?

Я немного поколебался.

— Некоторое время назад я решительно ответил бы «нет». Но сейчас я не знаю. Николь Браше знала все о лебенсборне и о работе Абуэло во время войны. То обстоятельство, что она хотела обо всем рассказать тебе, вероятно, послужило толчком.

— Ты хочешь сказать, что Алиса собиралась помешать ей рассказать мне правду? Нет, это абсурд. Ведь твой дед согласился поговорить со мной о своем прошлом.

— Да, но Алиса об этом, несомненно, не знала. Он принял тебя в тот день, когда ее не было дома. К тому же мой дед высказал тебе личную, если можно так выразиться, точку зрения на свое пребывание в Сернанкуре. Алиса могла испугаться, что прошлое, а вместе с ним и все наши семейные тайны станут явью. Абуэло был болен. Она могла полагать, что если вся эта история выйдет наружу, он не перенесет такого удара.

— Но ограбление? — продолжала спорить со мной Элоиза. — Николь Браше нашли привязанной к стулу в кладовке. Уж не хочешь ли ты мне сказать, что Алиса могла инсценировать все это, чтобы отвести от себя подозрения? Ей почти семьдесят пять лет…

— Знаешь, все это выше моего понимания… Черт!

— Что такое?

— Я только сейчас понял, что не сказал Офелии о том, что сегодня вечером буду у тебя. Я должен ей позвонить.