Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Тем не менее мне кажется, что в тот день, сидя в мрачной, плохо освещенной гостиной дома в Арвильере, я не находил во всей этой истории ничего положительного. Поведав мне, что ребенок Рашель был моим отцом, Алиса горько разрыдалась. Разумеется, я чувствовал себя виноватым за то, что вынудил ее к таким откровениям. Однако это чувство вины не шло ни в какое сравнение с моим желанием узнать правду: Алиса была последней, кто хранил тайны моего… «деда» — теперь язык у меня с трудом поворачивался, чтобы так его называть, — единственным живым человеком, который мог бы рассказать мне о «белых пятнах» в истории моей семьи.

Я довел Алису до кухни, чтобы дать ей воды. Она показала на ящик буфета, где лежали успокоительные. Казалось, она как-то обмякла. Долгий рассказ о семейных тайнах оставил на ее лице больше следов, чем все предыдущие переживания.

Мы долго молчали, сидя друг напротив друга за столом. Маски слетели. Наша жизнь… Жалкая комедия за ширмой! Все защитные стратагемы, которые я разрабатывал на протяжении стольких лет, оказались вдруг никчемными, смешными. Жизнь, настоящая жизнь догнала меня. Мне никак не удавалось к ней приспособиться. «Абуэло не был моим дедом. Мой отец родился в лебенсборне. Его мать была еврейкой». Я мысленно повторял эту информацию, чтобы она укоренилась в моем мозгу. Как мне хотелось повторить ее вслух, четко произнося каждый слог! Глупо думать, что только чувства способны стереть ложь и предательство. Я сердился на деда. Я также сердился, несомненно несправедливо, на Алису, на которой пытался выместить свою озлобленность. Наконец Алиса успокоилась. Ее лицо немного прояснилось, как небо после бури. Мое же лицо оставалось непроницаемым.

— Есть одна вещь, которую я никак не могу понять. Как моим бабушке и деду удалось воспитать этого ребенка? Почему эта медсестра не оставила его себе, если, по твоим словам, была к нему столь сильно привязана?

Алиса отняла платок от своих покрасневших глаз.

— Мы солгали вам еще кое в чем. Твоя бабушка Констанца была бесплодной. Ты же знаешь, как Анри обожал детей. Он всегда говорил, что у его жены были очень сложные роды и что все ее другие беременности заканчивались выкидышами. Таким образом Анри пытался объяснить тот факт, что Тео был их единственным сыном. Твой дед был счастливейшим из людей, когда на свет появились вы с Анной. Вы вдохнули в этот дом новую жизнь. Николь не была замужем, она потеряла работу и не могла бы объяснить своей семье это «непорочное зачатие». С другой стороны, она знала, что Анри и Констанца не могут иметь детей. Они пришли к согласию, что твоему отцу будет лучше, если они выдадут его за своего сына.

В центре всей этой истории стояла Николь Браше. Теперь я не верил, что ее смерть могла быть простым совпадением, тем более что Николь умерла практически одновременно с моим дедом, в то время когда Элоиза вела расследование. По определенным причинам я не стал сообщать Алисе, что знал о Николь еще до того, как она рассказала мне о ней.

— А тебе известно, что стало с этой медсестрой?

— Понятия об этом не имею. Сначала она поддерживала с Анри и Констанцей близкие отношения. Как друг семьи, она наблюдала за тем, как рос ребенок. Но я не думаю, что Анри встречался с ней после смерти твоей бабушки и уж тем более после смерти твоего отца. Лично я никогда ее не видела.

— Теодор… Это настоящее имя моего отца?

— Во всяком случае, так они его нарекли. Они не хотели идти на неоправданный риск.

— Рашель выбрала другое имя?

— Не знаю. Анри ничего мне об этом не говорил, а я его не расспрашивала. Все это не имеет никакого значения.

Имя моего отца навело меня на размышления. Как большинство врачей его поколения, Абуэло был эллинистом. Разумеется, он не случайно выбрал такое имя: Теодор, «дар Божий». Еврейский ребенок, которого они спасли и который занял место того ребенка, которого они не могли иметь…

— Что произошло после пожара? У Абуэло не было проблем с немцами?

— Разумеется, немцы провели расследование, но твой дед и Николь прекрасно сыграли свои роли. В конце концов, их не могли ни в чем упрекнуть. Я даже не думаю, что Ингрид Кирхберг понесла наказание. Ведь это был не первый, да и не последний ребенок, умерший в лебенсборне.

Я вспомнил, что говорила мне Элоиза о высоком уровне смертности в лебенсборнах.

— Пожар многое уничтожил. Не думаю, что немцы старались во что бы то ни стало найти обгоревший труп ребенка. Потом они окончательно покинули Сернанкур и не пытались открыть новый лебенсборн в его окрестностях. Им хватило неприятностей, вызванных пожаром и довольно непредсказуемым функционированием этого родильного дома. Вскоре к северу от Парижа был открыт второй лебенсборн.

— Ламорлэ, в Уазе.

— Да. Потом Анри и Констанца уехали в Реймс, где их никто не знал. Там они жили очень замкнуто, чтобы у Констанцы была возможность симулировать беременность. Все оказалось гораздо проще, чем они думали. Анри работал врачом, а потом стал членом подпольной организации.

— «Всё для Сопротивления»?

— Как тебе удалось об этом узнать?

— Абуэло рассказал об этом Элоизе. Кажется, он общался с отставным полковником авиации…

— Сначала организация «Всё для Сопротивления» вербовала своих членов среди демобилизованных офицеров и членов Французской социалистической партии. Этот отставной офицер организовал одно из первых подпольных собраний движения. Члены движения использовали свои должности как прикрытие. Они часто работали даже в организациях, учрежденных Виши, что снимало с них любые подозрения. Очень скоро твоему деду доверили возглавить ячейку организации в Реймсе. После войны никто так и не узнал, что он работал в нацистском родильном доме. В любом случае в то время лебенсборнами не интересовались.

Один вопрос обжигал мои губы, словно сигарета, догоревшая до конца. Внезапно мой голос задрожал.

— Мой отец знал, в каких условиях он появился на свет?

Алиса закрыла покрасневшие глаза и медленно произнесла:

— Твой отец долгое время ни о чем не догадывался. Анри и Констанца решили рассказать ему правду о Рашель только тогда, когда он вырастет и сумеет все правильно понять. Прекрасное решение, но явно необдуманное… Чем старше становился Тео, тем меньше они находили в себе мужества сказать ему, что он не их сын. Они хотели перевернуть страницу истории, забыть о войне, о родильном доме, о смерти Рашель. Анри и Констанца молчали, возможно, из трусости, но, возможно, и потому что полагали: так будет спокойнее для него. Так продолжалось до того самого дня, когда Тео обо всем догадался…

Я никогда не был тонким психологом, но мне казалось очевидным, что ложь, даже во благо, может произвести на ребенка эффект разорвавшейся бомбы в тот день, когда он узнает правду.

— Когда это произошло?

На лице Алисы отразилась паника. Как и я, она столкнулась с безжалостной действительностью. Вероятно, она никогда никому об этом не говорила. Слишком глубоко спрятанные тайны потрясают нас тогда, когда мы осознаем, что они могут разрушить жизнь наших близких.

— Почему ты не хочешь ответить на мой вопрос? — настаивал я. — Алиса… Я должен знать.

Алиса покачала головой, словно это движение могло прогнать колдовские чары.

— Твой отец… Он узнал правду на той неделе, когда погиб.

Почва стала уходить у меня из-под ног. К горлу подступила тошнота. В археологии моей семьи, до того как я обнаружил более глубокие пласты, приведшие меня к Второй мировой войне, смерть моего отца была первоначальным моментом, который смоделировал, сформировал нас такими, какими мы были сейчас. Я вспомнил о тех многочисленных мгновениях, когда спрашивал себя, была ли его смерть несчастным случаем или он покончил с собой. Алиса наверняка могла бы дать исчерпывающий ответ на этот вопрос. Я встал. У меня кружилась голова, но теперь я не мог отступить.

— Нет, нет, — возбужденно начал я. — Как вы могли скрывать это от нас?

Алиса сложила руки, словно приготовилась к молитве.

44
{"b":"235751","o":1}