Сегодня утром я вновь столкнулась с Кристофом, моим единственным источником информации. Он сообщил мне, что Советский Союз вступил в войну с Германией. Смеясь, он добавил: «Для вас будет лучше, если немцы не так скоро проиграют войну». Я с трудом выдавила из себя улыбку. Слово за слово, я попыталась расспросить его об участи евреев, оставшихся в столице. Но он ничего толком не знает. Кристоф только сказал, что были арестованы тысячи евреев. Это, несомненно, связано с антикоммунистической кампанией. Я не стала больше расспрашивать его из страха, что у него могут возникнуть подозрения. Я просто в отчаянии, что от папы нет никаких вестей. К тому же у меня закончилась бумага. Придется использовать форзацы моих книг.

[…]

3 августа

Наконец-то я смогла достать листочки. Это бумага для писем, которой Катрин не пользуется. Мне кажется, что время тянется нестерпимо долго. Никогда ничего не происходит, но атмосфера — гнетущая. К тому же я очень беспокоюсь о папе.

7 августа

Я счастливее королевы. Сегодня нас навестила мадам Г. Пансионеркам и персоналу было велено оказать ей радушный прием. Но Кирхберг пришла в дикую ярость. Вероятно, она думает, что кто-то посягает на ее власть. Мадам Г. улучила минуту, чтобы поговорить со мной наедине. Она сообщила мне новости о папе. Все хорошо. Он по-прежнему в Париже, в добром здравии. Она сказала мне, что я не должна волноваться. Я спросила, почему он не попытался передать мне с ней письмо. Она ответила, что переписываться сейчас опасно. Verba volant, scripta manent, как повторял мой учитель латыни. Сегодня я буду спать спокойно. Я представлю себе, что папа спит в соседней комнате.

11 августа

Великая новость! Два дня назад у меня появилась соседка по комнате. Я очень рада, поскольку одиночество начинало меня тяготить, особенно по вечерам, перед отбоем. Мою соседку зовут Жанна. Она из Страсбурга, и ей столько же лет, сколько и мне. Мы даже выяснили, что у нас разница всего лишь в один месяц. У Жанны кукольное личико, белая кожа и алые губки. Волосы она заплетает в косы и укладывает их колечком. Настоящая куколка! Но в ее случае внешность обманчива. Судя по тому, что мне удалось узнать, она была любовницей холостого мужчины, сотрудника Полиции безопасности, который делал вид, будто собирается на ней жениться. Семья Жанны не питает к немцам никаких симпатий. Когда родные Жанны узнали, что она беременна, то отвернулись от нее. Ей пришлось выкручиваться самой.

Но как я могу быть уверена в том, что Жанна рассказала мне правду? Я тоже рассказала ей часть своей истории, той, которую мадам Г. заставила меня выучить наизусть.

Жанна на третьем месяце беременности: из всех нас у нее самый маленький срок. Я никогда не встречала девушку, которая так свободно говорила бы о себе и о своих отношениях с мужчинами в столь откровенных выражениях. Кажется, ее ничто не может шокировать. Нужно сказать, я не всегда слежу за ходом ее мыслей. Но я рада, что моя соседка не ханжа. Жанна кажется простой и милой девушкой. Тем не менее я знаю, что должна усилить бдительность, ведь теперь я не одна. Вести дневник становится все труднее.

13 августа

Сегодня я много смеялась. Николь, моя любимая медсестра, тайком пела мне песенку: «Лучший способ маршировки — это наш». Но в тот момент, когда надо было отставлять ногу в сторону и петь «левой, левой», она тихо повторяла «бош, бош». Мне нравится Николь. Кажется, она совершенно игнорирует опасность, которой себя подвергает.

15 августа

Большие хлопоты. Медсестра Кирхберг собрала нас в гостиной и долго читала нам нотации. Причем она потребовала, чтобы мы слушали ее стоя, кроме тех женщин, которые должны вот-вот родить. К нам собирается приехать некий Эберт (?). Похоже, это один из высокопоставленных чиновников, отвечающих за родильные дома. Кирхберг подробно объяснила нам…

[…]

3 сентября

Разговаривать с Кристофом становится все труднее. Думаю, медсестра Кирхберг разгадала нашу нехитрую игру. Я видела, как они беседовали в глубине парка, причем она явно его не хвалила. Тем не менее мне удалось усыпить ее бдительность. Кристоф — человек, если можно так сказать, неграмотный и не читает газет. Он рассказал мне только об участившихся казнях заложников, но о евреях ничего конкретного сказать не смог. Отсутствие новостей тоже новость, разве не так? Может, папа зря паниковал?

6 сентября

Днем нам совершенно нечем заняться. Я даже не могу читать. Нам выдают только неинтересные книги. Переходить от Бальзака, Гёте и Рембо к «Пособию по домашнему хозяйству» — это ужасно… Нам велят вязать распашонки для младенцев, но занятие это навевает на меня скуку. Как я жалею о своей прежней жизни!

15 сентября

Сплю я теперь беспокойно. Мне снятся кошмары. Порой я внезапно просыпаюсь. Моя ночная рубашка мокрая от пота. Николь просидела часть ночи у моей кровати, поскольку у меня поднялась температура. К счастью, Жанна спит крепко. Похоже, мои ночные страхи ее не беспокоят.

17 сентября

Прошлой ночью случилось нечто ужасное. У меня вновь поднялась температура. Я даже металась в бреду. Николь сидела рядом со мной. К счастью, Жанна ничего не слышала.

Весь день я не выходила из комнаты. Николь принесла мне бульон. Когда мы остались одни, она долго расспрашивала меня, поскольку во сне я говорила. Об отце, о евреях, о своей тайне… Сначала я все отрицала, ведь папа предупреждал меня, чтобы я никому не доверяла. Но Николь умеет вызвать на откровенность. К тому же я прониклась к ней симпатией. Она уверяла меня, что я не должна ее бояться. Я уже давно заметила, что она не питает к немцам нежных чувств. В конце концов я все ей рассказала, и очень подробно. Я даже упомянула о докторе Коше. «Ты больше никому не должна рассказывать эту историю», — велела мне Николь. Она даже заставила меня поклясться жизнью моего ребенка. И добавила, что мы сошли с ума, раз пошли на такой риск, бросившись прямо в пасть волка, но теперь у нас нет выбора. «Я поговорю с доктором Анри. Он выпишет тебе какое-нибудь успокоительное средство. Здесь мы с ним единственные, кому ты можешь доверять. Обещаю, мы будем заботиться о тебе и сделаем все возможное, чтобы после родов ты покинула родильный дом вместе с ребенком».

20 сентября

Вчера утром меня осматривал доктор Анри. Николь беседовала с ним. Когда мы остались одни, мы разговорились. Хотя новости, доходившие до нас, были неутешительными, его слова подняли мне настроение. Сейчас я так нуждалась в этом еще и потому, что Николь все время меня пугает. Она постоянно требует, чтобы я не теряла бдительности.

Если бы она знала о моем дневнике, думаю, она сожгла бы его в ту же секунду.

5 октября

Мне страшно. Позавчера я, гуляя в парке, упала в обморок. До сих пор все шло хорошо. Я сделал несколько шагов, как вдруг страшная боль пронзила мою поясницу и живот. Никогда прежде я так не страдала. У меня было такое ощущение, будто в меня вонзили горящий кол. Меня перенесли в медпункт. Доктор настойчиво рекомендовал мне отдохнуть и не делать никаких резких движений.

9 октября

Кажется, все понемногу налаживается. Мучительная боль стала далеким воспоминанием. Доктор Коше старается успокоить меня. Он объяснил мне, что подобное недомогание порой встречается во время беременности. Несколько месяцев назад нежданная беременность казалась мне самым большим несчастьем, которое может со мной случиться. Сегодня я думаю, что не переживу, если с моим ребенком что-нибудь произойдет.