— Зачем ты пришел?

Мальчик бросился к ней.

— Я хочу извиниться за деда, — повторил он. — Я совсем на него не похож. Честное слово.

— Ты поэтому не хотел мне о нем рассказывать?

— Я боялся, что мой дед тебя напугает.

— Напугает… Да чего мне его бояться?

— Он не совсем здоров, — сказал мальчик.

«Здоров» — не вполне подходящее слово, но лучшего он подобрать не смог.

— Мы ушли в лагерь в лесу и… — продолжил мальчик.

— Ты не можешь просто так прийти ко мне домой и надеяться, что я все брошу и пойду с тобой играть!

— Почему не могу? Ты первая ко мне пришла…

— Ты же говорил, что шалаш — не твой дом, или я что-то не так поняла?

Мальчик пожал плечами, чувствуя, что снова угодил в ловушку.

— Ты бы на себя со стороны посмотрел… Ладно, давай быстрее. Если папа проснется, он задаст мне перцу.

— Чего?

— Ну, рассердится очень… Он сердится всякий раз, когда я открываю окно, оставляю свет в комнате не выключенным или в классе вспыхивает пожар. Ему все равно, виновата я или нет… Ладно, не будем стоять на морозе. Тебе, возможно, нравится холод, а я его не люблю.

— Я не хочу заходить в дом, — отказался мальчик. — Давай лучше здесь поговорим.

— Что не так? Ты боишься домов? — Лена внимательно оглядела его, словно пыталась найти ответ на неразрешимую загадку. — Ты ведь не в лесу живешь? — уже мягче спросила она.

— Я зайду, — тихо сказал мальчик, в душе содрогаясь от мысли, что скажет дед, если об этом узнает.

— Тогда поживее! Меня и так сегодня оставили без ужина.

Внутри на мальчика нахлынуло давно забытое тепло. Сделав несколько шагов, он почувствовал слабость и, остановившись, оперся рукой о длинный кухонный стол.

Все здесь поменялось, оставшись в то же время на удивление знакомым. В углу стояла металлическая кухонная плита с полированной поверхностью и четырьмя конфорками. Вокруг жестяной раковины располагались кухонные шкафчики для посуды, отделанные полированным дубовым шпоном. На стенах — навесные шкафчики со стеклянные дверцами и статуэтками веселых дровосеков и добрых волков внутри.

Мальчик помнил, как дед нашел свой топор под кухонной раковиной. Но раковина была уже не та, что прежде. Если он откроет дверцу под ней, то — мальчик был абсолютно уверен в этом — никаких топоров там не найдет, только резиновые кухонные перчатки и моющие средства.

Мальчик чувствовал, как затуманивается его сознание, но громкий голос девочки вернул его в реальность:

— Ты только посмотри на себя! Кожа да кости! Надо тебя накормить.

Лена вытащила из-под стола табурет и влезла на него. Выпрямившись и балансируя, словно акробат, девочка открыла дверцу одного из навесных шкафчиков и вынула оттуда глиняный горшочек с печеньем. Слезая, она пошатнулась, но не упала. Засунув руку внутрь, Лена выудила из горшочка пригоршню песочного, имбирного и медового печенья. А еще там были «ангельские крылышки».

— Вот, угощайся, — предложила она.

Беря печенье, мальчик заметил, что кожа у девочки белая, словно снег. По сравнению с ней его кожа казалась не светлее коры дерева.

— Не стесняйся. Мы тебя накормим. У нас ты станешь упитанным, как поросеночек. Если дед о тебе не заботится, я позабочусь.

— Он охотится и кормит меня.

— А мне не надо охотиться. Печенье всегда под рукой.

Важничая, девочка прошла в следующую дверь. Прежде здесь никакой двери не было, только арочный проход, многие камни которого держались на честном слове. Мальчик остановился у деревянного проема, не смея идти дальше. Медленно посасывая печенье, он впервые за многие месяцы вновь почувствовал себя ребенком, чьим-то маленьким сыночком. Он вспомнил, как когда-то давно вот так же стоял у двери маминой спальни, не решаясь войти, и слушал ее кашель и тяжелое дыхание.

— Ты же уже зашел в дом, так чего теперь испугался? — спросила Лена.

— Ничего я не испугался.

— А мне кажется, испугался. Ты живешь в лесу, спишь рядом с этим… стариком, но при этом боишься стульев и столов. Не понимаю.

Лена, ступая по толстому ковру, вернулась назад и протянула мальчику руку.

— Иди за мной, маленький волчонок, — сказала она ласково, почти по-матерински.

Со времени, когда он в последний раз вот так брался за чью-то руку, прошло много времени. Мальчик успел уже позабыть, как это правильно делается. Следует ли переплетать пальцы рук или надо прижимать одну ладонь к другой? Грязные пальцы мальчика почти коснулись руки Лены, когда она внезапно отступила. Взгляд ее упал на ноги мальчика.

— Посмотри, какие после тебя следы остаются!

Мальчик послушно оглянулся. Так и есть! Через всю кухню по полу тянулась цепочка следов из талого снега вперемешку с грязью. Он удосужился оставить отпечаток носка своего мокасина на краешке ковра кремового цвета, можно было даже различить очертания пяти пальцев его ступни.

— Я принесу тапочки. Подожди.

Девочка исчезла. Звук ее шагов заглушал пушистый ковер. Мальчик нерешительно топтался на месте. Теперь комната казалась больше, чем тогда, когда он здесь жил. Окна на дальней стороне уж точно были больше, а по обеим бокам выступа в кладке для дымохода появились глубокие ниши, в которых теперь разместили высокие, до самого потолка, книжные стеллажи. В висевшем на стене большом зеркале отражались кофейный столик с журналами и обеденный стол, на котором было приготовлено кое-что к предстоящему завтраку.

Мальчик нигде не увидел старого кресла дедушки, сквозь потертую обивку которого виднелись пружины, и «гнездышка», в котором он когда-то спал вместе с лошадкой-качалкой.

По лестнице спустилась Лена. Перед мальчикаом появились большие тапочки. Девочка уже собралась учить его, как правильно надевать тапки, когда на ступеньках лестницы появился Мишка. Пес остановился и просунул морду между перилами. Послышалось низкое ворчание, при этом его хвост, как ни странно, приветливо вилял из стороны в сторону.

— Мишка! — прошипела Лена. — Ступай в спальню!

Пес не подчинился и, признав мальчика, тут же спустился по ступенькам лестницы.

— Да, Мишка, — сказала Лена, надевая тапочки на ноги мальчика и стараясь не обращать внимания на скачущего рядом пса, — это мальчик-волчонок из леса. Ты его помнишь? Он еще больший грязнуля, чем ты.

Мишка заскулил и полез мордой под руку хозяйки, обнюхивая гостя. Этого ему явно показалось мало, и пес принялся тыкаться носом мальчику в колени, черные от грязи руки и даже в ложбинку между ягодицами.

Мишка так усиленно вылизывал его ногу, что из-под грязи показались старые шрамы и царапины, оставленные долгими скитаниями по лесу. Лена заинтересованно наблюдала за этим процессом и упустила мгновение, когда мальчик начал плакать. Заметила она это лишь тогда, когда слезы прочертили грязные ручейки на его щеках. Лена и сама расплакалась.

— Мишка, — прошептала она, — ты сделал ему больно.

Мальчик попытался что-то сказать, но получилось только нечто среднее между хрюканьем и скулежом.

— Вытри слезы, — наконец велела девочка.

— Все исчезло, — с трудом выдавил из себя мальчик.

— Что исчезло?

— Все исчезло. Только лошадка-качалка осталась.

— Какая лошадка-качалка?

— Моя. Она сейчас стоит у тебя на подоконнике.

— Твоя игрушка?

Мальчик грустно кивнул, понимая, что Лена все равно ему не поверит.

— Кто ты на самом деле, мальчик-волчонок?

Он взглянул на девочку. На ее лице было написано недоумение, но он не мог, не имел права все ей рассказать.

Большая река ковра разделяла их. Лена протянула руку и, на этот раз не побрезговав, взяла грязную ладонь мальчика. Он сделал шаг вперед. Тапочки были мягкими, а ковер под ногами — еще мягче. Мальчик позволил девочке довести себя до лестницы. Мишка прыгал вокруг и без конца его обнюхивал.

Мальчик взглянул наверх. Перед глазами у него закружился неистовый хоровод красок — похожее испытываешь, подставляя лицо под порывы снежной бури. В последний раз, когда мальчик решился подняться по лестнице в этом доме, его смелости хватило лишь до половины.