Память странная штука, вот и сейчас гляжу на старую выцветшую фотографию, с которой мне улыбается три молодых девчушки в милицейской форме, и снова возвращаюсь в те далекие времена, где мне снова двадцать, и вся моя жизнь словно проноситься перед глазами…

Еще один рабочий день от расцвета, до заката не приложив головы к подушке и не прислонив попу к стулу. Преодолевая жуткое чувство голода, мучающее меня уже около трех часов, захожу в дежурку с материалами по краже сотового телефона у очередного «Лоха» из кармана в общественном транспорте, оглядываю комнату, замечаю за столом вторую группу следователь и оперативник о чем- то резво спорят. Подхожу привычным движением кладу наработанный материал на стол перед помощником дежурного и, глядя в его глаза спокойно уже итак зная его ответ, спрашиваю: — можно я пойду чего-нибудь съем? — помощник синхронно с дежурным качают головами.

— У вас еще одна кража — оповещает нас с подошедшим оперативником дежурный — сигнал 02 висит уже около часа нужно срочно отработать.

— А вторая группа — возмущается оперативник.

— А у нас «телесняки» — радостно сообщает следователь и под ручку со вторым оперативником вспархивает из дежурки. Перебарывая чувство голода и желание присесть, беру дежурную папку под мышку и, взяв листок с адресом, киваю оперу: — поехали.

Прибываем к дому, маленькая «засыпушка», калитка на месте отсутствует, часть калитки, та, что еще не успела пойти на дрова, прислонена к просевшему забору. Из ограды на нас скалиться собака породы дворовой на тонкой цепи. Как только мы приближаемся к ней, она скулит и исчезает в своей конуре, проходим с «опером» мимо, зная, по личному опыту, эта собака к нам больше не выйдет, потому как в этом доме мы гости частые и она нас знает уже не хуже чем хозяев. Подходим к двери, и опер привычным движением ноги распахивает ее перед собой, входит. Я вхожу следом, уже не особо удивляясь тому, что туалет и сени в этом доме являются одним целым. Стараясь не дышать, входим в дом. Нас как обычно никто не встречает, да это и не удивительно, на убогой кухне, которая лет тысячу уже не ремонтировалась на столе недопитая бутылка 0,5 литра спиртосодержащей жидкости, из закуски на этом же столе в грязной эмалированной чашке какая-то непонятного цвета бурда с двумя торчащими из нее ложками. Привычно проходим в жилую комнату, на диване непонятного цвета в куче тряпок располагается хозяйка дома. Лежит она на животе, широко раскинув руки в стороны, нижняя часть ее тела накрыта грязной тряпкой бывшей раньше шерстяным одеялом. Опер начинает трясти спящую за плечо, однако никакой реакции не следует. Понимая, что женщина вставать не думает, по привычке иду на кухню, воды в этом доме нет, поэтому ее приносят с колонки неподалеку в большом эмалированном ведре. Так как тепла в доме тоже нет, то вода почти круглый год в ведре ледяная. Беру со стула рядом с ведром литровую металлическую кружку, набираю полную воды и отработанным движением выплескиваю все в лицо хозяйке дома. С громким фырканьем та подскакивает на кровати и садиться. Верхняя часть ее тела обнажена, а нижняя обряжена во что-то серого цвета, ранее видимо бывшее трусами белого цвета, опер брезгливо отворачивается к окну. Она, обливая нас потоками мата, пытается сфокусировать взгляд пьяных глаз, наконец, справившись, идентифицирует нас и издает радостно-изумленный вопль:

— Бля, менты что ли?!

— Нет, бля — в таком же тоне отвечает ей раздраженный опер — ансамбль песни и пляски Черноморского флота.

— Чего? — широко распахивает глаза «гостеприимная» хозяюшка, даже не делая каких-либо попыток прикрыть обнаженную грудь и не проявляя даже признаков стыда.

— Милицию вызывали? — спрашиваю я оглядывая комнату в поисках чего ни будь на что можно сесть не причинив ущерба форме, не найдя застываю с папкой в руках. Некоторое время женщина смотрит на нас, не понимая чего от нее хотят, затем изобразив на лице мыслительную деятельность, пытается вспомнить, зачем ей милиция, наконец, ловит в голове необходимую мысль.

— Так это, у него — указательный палец ее руки наклоняется к полу, где около кровати завернутый в тряпки так, что сразу и не разглядишь, спит богатырским сном ее «суженный» как и подобает настоящему рыцарю в ногах своей «дамы»- телефон украли.

— Снова здорово — вздыхает мой оперативник — каждую смену одно и то же, как не надоедает.

— Звонок 02 — тихо напоминаю я ему и легонько касаюсь его плеча рукой — отработаем, а там обед. — Он как всегда добродушно улыбается мне.

— Забыла кто сегодня в дежурке, он, пока мы падать не начнем, от нас не отстанет — я согласно киваю. Он легонько подпихивает валяющегося мужчину — вставай джентльмен, будем заявление писать. — «Джентльмен» что-то пробасил и, перевернувшись на другой бок, засопел с новой силой. В этот момент рация моего опера оживает и голосом дежурного сообщает нам о еще одном сигнале — грабеж с насилием. Опер тихонько материться, но надо работать. — Что с этими делать? — обращается он ко мне, так как старшая группы я.

— Как обычно — вздыхаю я — этих с собой в клетку до полного вытрезвления, утром он проспится и решим насчет заявления, поехали — громко оповещаю я сидящую в недоумении женщину, она, наконец — то сообразила натянуть на себя старую майку.

— Я никуда не поеду — пьяно протестует она — это у него телефон украли, вот пусть он и едет — демонстративно ложится и снова укрывается грязной тряпкой. Рация снова оживает, запрашивая нас, и я теряю терпение.

— Значит так, или мы добровольно, едем в отдел, и утром, разобравшись, по домам или я тащу всех силой и гарантирую каникулы на две недели. — Хозяйка делает вид, что снова уснула. Я со вздохом снова иду на кухню и беру все ведро с водой. Половина ведра выливается на мужчину, он, громко матерясь, подскакивает, но видя перед собой форму, тут же затихает. Она не желая второй раз умываться, делает вид, что просыпается от его криков. — Считаю до трех — продолжаю я привычно — кто на счет три не успеет вскочить в машину, выигрывает двухнедельную путевку в изолятор временного содержания. — Кажется, оба поняли меня быстро и правильно, попав с третьей попытки во входную дверь и на ходу, натягивая на полуголое тело майку, он запрыгнул в автомобиль, подталкивая ее перед собой.

— Действенно! — улыбается мне опер.

— Как всегда — отмахиваюсь я, отвечая ему улыбкой. В дежурной машине сидим с «опером» молча, думая каждый о своем, я о своем мужчине который уже в который раз на этой неделе остался ночевать в нашей съемной квартире один, так как и я на сутках. О чем думает опер, даже думать не хочется, потому, что понимаю, это же ждет и меня, если ничего не поменять в жизни. Он женат в третий, но от этого не более счастливый раз. Его «Молодая» жена N3 уже прозрачно намекнула ему, что было бы неплохо, если бы он в порядке исключения иногда ночевал дома, а не на работе. — Что все так плохо? — нарушаю я тягостную тишину.