— Хочу предупредить: нами установлено, — при этих словах начальник отделения горделиво посмотрел на Цурцумия, — нами установлено, что Ломидзе имеет при себе оружие и может оказать сопротивление.
Дудин облизнул пересохшие губы.
— Тогда операция на пляже исключается. Слишком много народу.
— Лучше подождем, — сказал начальник. — Куда денутся? Скоро в ресторан поедут. Кушать надо. — Он издал ртом чмокающий звук, выказав при этом на пухлом лице высшую степень блаженства. Все понимающе заулыбались.
— Где его автомобиль? — спросил Дудин.
— Вон стоит, — один из молодых людей показал на примостившиеся возле могучего платана новенькие «Жигули» последней модели. — А справа авто — это наша.
— Виктор! — крикнул Цурцумия водителю белой «Волги», на которой они приехали, — заблокируй его! — И, поворотившись к Дудину: — Значит, договорились? Ломидзе мы берем на себя, а за вами — подружка.
Они шли медленно, разморенные жарким солнцем. Все было решено, завтра утром они едут еще дальше на юг, куда-то в глушь, где можно без тревог отсидеться. Гоги Ломидзе, довольный, обнимал девушку за плечи. В свободной руке он держал спортивную адидасовскую сумку, из которой завывал транзистор.
На автомобильной стоянке их ждал неприятный сюрприз. Какой-то разгильдяй так умудрился поставить свою «Волгу», что она полностью загородила выезд их машине. Чуть в стороне двое мужчин, по виду отдыхающие, увлеченно спорили.
Поодаль, на автобусной остановке, толстяк в просторной розовой рубахе навыпуск обмахивал себя платочком.
Гоги возмущенно скрипнул зубами.
— Эй! Зачем так поставил? Чья машина?
Мужчины, оборвав на полуслове спор, обернулись.
— Мешает, да? — участливо спросил один из них с рыжей шевелюрой. — Извини, пожалуйста.
И оба заспешили к своей машине, как бы желая по скорее исправить ошибку. Но, проходя мимо Гоги, они неожиданно резко и цепко схватили его за руки и стиснули с боков.
— Э! Ты что?! С ума сошел! — вскрикнул Гоги, роняя сумку и тщетно пытаясь вырваться. Ему что-то сказали по-грузински, он разом сник и позволил без промедления впихнуть себя в «Волгу».
Еще не успев толком ничего осознать, Артюхова инстинктивно рванулась с места — бежать, бежать без оглядки! Но в ту же секунду кто-то мощно и властно сжал ее руки.
— Артюхова? Вы задержаны.
Она пошатнулась, взвизгнула, глядя испуганно снизу в ставшее жестким лицо Дудина. Он подтолкнул ее к открытой дверце подрулившего «Москвича».
— Уголовный розыск. Советую не дурить.
— Пустите, мне больно! Я закричу! — Она еще надеялась выкрутиться.
— Плохо кричишь. Кричи, как ишак, да? — благожелательно посоветовал, становясь рядом, толстяк в розовой рубахе.
Артюхова всхлипнула и, сжавшись, забралась в машину.
«Все! Дело, кажется, сделано», — облегченно подумал Дудин, взглянув на часы. С начала операции по задержанию прошло три минуты.
3
Но он ошибался. Дело только начиналось.
Из показаний гр-на Ломидзе Георгия Давидовича, 1960 года рождения.
«Я познакомился с Артюховои Т. М. В 1982 году, когда она отдыхала на море. Она мне нравилась, и я хотел на ней жениться. В четверг, 27 августа, она мне позвонила и сказала, что хочет ко мне приехать на месяц. Она прилетела в пятницу и жила у меня без прописки. На вопрос работников милиции, кто у меня живет и знаю ли я Артюхову Тамару, я ответил, что живет моя дальняя родственница из Ленинграда, а никакую Тамару я не знаю. Я так ответил потому, что меня задело вмешательство милиции в мою личную жизнь. Кроме того, Артюхова говорила, что ее зовут Виолеттой, и я ее так всегда называл. После того, как я рассказал об этом разговоре Артюховой, она попросила меня увезти ее куда-нибудь в другое место. На мой вопрос: почему ею интересуется милиция, она ответила, что в городе, где она живет, один мужчина к ней сильно приставал, и она была вынуждена его ударить лопатой. Кто этот мужчина и серьезно ли он пострадал, она не говорила. Изъятое у меня при обыске самодельное огнестрельное оружие типа «пистолет» я изготовил сам и имел при себе для самозащиты, так как Apтюхова сказала, что ее ищут и хотят наказать дружки того мужчины, которого она ударила».
Показания Ломидзе, в сущности, ничего нового не дали. Дудин ждал, когда приведут Артюхову. В маленькой комнате отделения милиции, которую ему отвели для допроса, дышать было нечем, рубашка на спине взмокла, и хотя на столе надсадно стрекотал вентилятор, толку от него не было никакого.
После часа, проведенного в изоляторе временного содержания, куда ее поместили не без умысла, чтобы как выразился Цурцумия, «остудить горячие мозги» Артюхова выглядела слегка поблекшей. Тем не менее поймав изучающий взгляд Дудина, она передернула плечами и уселась на стул, высоко закинув ногу на ногу.
— За что меня арестовали? Я буду жаловаться! Не имеете права!
Дудин посмотрел ей в глаза. Девчонка бравировала, но заметно было, что больше со страху.
— Во-первых, сядьте приличнее, Артюхова. И ведите себя скромнее, — сказал он строго. — А во-вторых, здесь вопросы задаю я. Так вот, первый вопрос. Вы ушли из дома в воскресенье, 23 августа, в двенадцать часов дня и вернулись лишь в среду в одиннадцатом часу вечера. Где же вы были все это время? Только не рассказывайте мне сказку про остров и сломанный катер…
Она беспокойно завозилась на стуле, пробурчала куда-то в сторону:
— Откуда я помню? И какое вам дело, где я была? У подруги!
— Назовите фамилию, имя, отчество, адрес подруги. Мы проверим.
Насупившись, она промолчала.
— Ладно, я постараюсь освежить вашу память, — неумолимо сказал Дудин. — Ответьте, что вы делали в гараже Лаврикова?
Она округлила глаза.
— Какого еще Лаврикова?
— С которым вы в воскресенье познакомились на шоссе. Тот самый Сережа… Неужели запамятовали?
Артюхова отвела взгляд, сердце нехорошо сжалось: «Пронюхали». Умом она понимала, что лучше обо всем рассказать, сейчас же, самой. Но что-то мешало ей это сделать, а заставляло, наоборот, упираться и молчать.
По тому, как неуступчиво поджались ее губы, Дудин понял, что ответа дождется не скоро. Он вдруг почувствовал, что изрядно устал. С шести часов на ногах, перелет, жара, напряжение и всего один бутерброд впопыхах. «Она что — глупая? Не соображает, что ей грозит?» — подумал с досадой. Захотелось прикрикнуть, громыхнуть по столу кулаком. Но, подавив в себе набежавшее раздражение, спросил ровно:
— А за что вы ударили лопатой гражданина Мальцева?
Она метнула в него неприязненный взгляд.
— Чего пристали? Не знаю я никакого Мальцева!
Дудин достал фотографию. Василий Савельевич был в белой рубашке и галстуке, волосы прилизаны до глянца, на губах усмешка.
— Узнаете?
— Первый раз вижу! — Голос ее звучал вполне искренне.
— Допустим. И тем не менее вы его ударили. Два раза.
Артюхова беззвучно залилась слезами, зло размазывая по щекам черную тушь. Ей вдруг ясно представилось, что пришел конец той бездумной, беспечной жизни, которую она вела до сих пор и которая так ей нравилась… А Гоги оказался обыкновенным болтуном — обманул, не защитил, струсил…
Дудин взял графин и налил ей полстакана воды.
— Выпейте. Слезами горю не поможешь.
Она глотнула, брезгливо поморщилась — вода была теплая, застойная.
— Дали бы лучше сигарету…
Он пододвинул ей пачку «Явы» и коробок спичек. Выждав, пока она сделает затяжку, заговорил, глядя на нее в упор:
— Слушайте меня внимательно, Артюхова, я хочу, чтобы вы поняли. Гражданин Мальцев Василий Савельевич 27 августа в десятом часу вечера был убит и ограблен возле гаража вашего знакомого Лаврикова. И у нас есть все основания полагать, что совершили это преступление вы, Тамара Алексеевна.
— Что?! — она выронила сигарету.
— Мы располагаем вескими доказательствами. Так что, лучше всего для вас — это чистосердечно во всем…
