В последних числах декабря на всем Русском фронте наступает затишье, и стороны торопятся закопаться в землю Однако здесь позиционная война приняла более мягкие формы, чем на Западе.
Сербский театр
(Схема 9)
Мы оставили сербов на позиции за р. Дрина, успешно задержавших в течение 2 месяцев наступление австро-венгерцев. Но израсходование боеприпасов и все увеличивающаяся угроза окружения заставили их 7 ноября начать отступление на восток.
Отходя в полном порядке и держа противника на приличной дистанции частными контратаками, сербы выдержали с 20 по 29 ноября на р. Колумбария ряд боев, после чего отошли ко 2 декабря на участок между Дунаем и Сербской Моравой с сильными позициями по высотам Космай и Рудник.
Сербы, очистив Белград и отойдя на высоты Рудник и Космай, успели получить от союзников артиллерию и боеприпасы и решили вновь перейти в наступление против австрийских армий, заполнивших страну. 3 декабря [309] они перешли под прикрытием тумана в решительную атаку своей 1-й армией с высот Рудника, на голову разбили австрийцев и преследовали их к р. Дрина. Когда победа была здесь обеспечена, 2-я и 3-я сербские армии перешли в свою очередь в наступление и, зайдя левым плечом вперед, опрокинули левый фланг австрийцев в полном беспорядке за Дунай и освободили Белград С 13 декабря Сербия была вновь очищена от неприятельского нашествия, австрийские вооруженные силы разгромлены и захвачены масса пленных и запасов. Это поражение было очень чувствительно для Центральных держав, так как Сербия являлась барьером в прямом сообщении их с Турцией. До осени 1915 г. военные операции на Балканском театре прекратились.
Вступление в войну Турции
Турция с ее территорией, омываемой 6 морями, перехватывала все сухопутные пути между Европой, Малой Азией и Африкой и особенно кратчайшие пути из Европы в Индию — Суэцкий канал и Багдадскую ж. д., и потому являлась ареной экономической и политической борьбы империалистических держав вообще [311] между собой, а между Англией, Германией и Россией в особенности, с самого начала эпохи империализма, еще задолго до мировой войны (схема XII). При таких условиях участие Турции в мировой войне было неизбежным, а так как Турция в военном отношении находилась под наибольшим влиянием Германии, выражением чего с 1913 г. являлось присутствие в Константинополе миссии генерала Лимана фон Зандерса, то выступление Турции на стороне Центральных держав было весьма вероятным. Однако Турция в лице своего военного министра Энвер-паши с первых дней мировой войны не только заняла нейтральную позицию, заявив о своем нейтралитете, но через русского посла в Константинополе Гирса предлагала даже союз с Россией. Однако русскому империализму Турция нужна была вовсе не в роли союзницы, хотя бы самой смирной и послушной. Там вообще нужна была не Турция, а Константинополь, а лучшим предлогом его занять была бы война с Турцией. С другой стороны, русско-турецкий союз отдавал бы в английские руки Багдадскую дорогу — стратегический подступ к Египту и Индии, чего Германия ни в коем случае не могла допустить.
Для Германии Турция представляла собой страну экономических и стратегических возможностей, давая, с одной стороны, надежду в будущем (после разгрома Сербии) воспользоваться ее сырьем, с другой стороны — открывая возможность организовать удары на Суэц, Египет и далее в Северную Африку, что поставило бы в затруднительное положение англичан. Англичане [312] в этом случае могли быть лишены кратчайших путей на Восток, не говоря уже о том, что это отвлекло бы сюда значительные силы с Западноевропейского театра войны. Общность сухопутной русско-турецкой границы на Кавказе давала возможность приковать сюда часть сил России за счет ее Австро-германского фронта, в чем были весьма заинтересованы Центральные державы.
При таких условиях, когда выступление Турции на стороне Центральных держав оказывалось желательным и для русского правительства и для германского командования, 10 августа «неожиданно» появляются в турецких водах германские крейсеры «Гебен» и «Бреслау».
Столь своевременное появление в Константинополе этих германских военных кораблей, прорвавшихся благодаря «нерадивости» французского и английского морского командования из Средиземного моря в Дарданеллы, объявившего блокаду проливов только после прохода туда крейсеров, явилось тем удобнейшим предлогом для войны России с Турцией, за который ухватился русский министр иностранных дел Сазонов и который в то же время, в борьбе партий в турецком правительстве за союз с Россией или за союз с Германией, чашу весов потянул в сторону Германии. Уверенность в выступлении [313] Турции на стороне Германии становилась полная. Ясно было, что Турция воспользуется тем выгодным соотношением сил на Черном море, которое с прибытием германских крейсеров явно было не в пользу устаревшего русского Черноморского флота.
Между тем здесь интересы Англии и Франции были прямо противоположны интересам России, не говоря уже о том, что отдать проливы безоговорочно России совершенно не входило в их программу. Для Англии же участие в войне против нее Турции, как страны руководящей в мире ислама, было особенно опасно, так как могло вызвать против британского владычества движение мусульман в Индии и Египте. Поэтому союзная дипломатия прилагала все усилия, чтобы удержать Турцию от враждебного выступления и чтобы не вызвать войны с Турцией со стороны держав Антанты. Кроме того, дана была политическая директива, что «сам по себе выход «Гебена» в море не означает разрыва». Все эти соображения диктовали Турции линию внешней политики, состоящую в выжидательном образе действий, не упуская возможности усилиться в военном отношении.
Неудачный исход для французов Пограничного сражения и первоначальное победоносное наступление германцев вселили в турецкое правительство веру в окончательный успех в войне Германии, и Турция почти открыто перешла на сторону Центральных держав, назначив адмирала Сушона (немца) командующим турецким флотом, а Вебера-пашу (также немца) комендантом Дарданелльских укреплении. Англичане принуждены были отозвать своего адмирала Лимпуса, который до того времени руководил обучением в турецком флоте.
В середине октября в выступлении Турции уже не было сомнений, так как стало известно, что турецкое правительство подписало протокол, коим обязывалось к немедленному вооруженному выступлению, как только оно получит в счет обещанного пособия от Германии 2 млн. фунтов золотом. В ночь на 29 октября 2 турецких миноносца вошли в одесскую гавань, потопили [314] русскую канонерскую лодку «Донец», а утром 29 октября «Гебен» бомбардировал Севастополь, несмотря на присутствие там всего русского флота, и потопил минный заградитель. 30 октября утром крейсеры «Бреслау» и «Гамидие» обстреляли Новороссийск и Феодосию, заминировали Керченский пролив и потопили несколько судов. Не снесшись со своими союзниками, Россия объявила Турции войну. Англичане и французы, до сих пор все еще надеявшиеся сохранить нейтралитет Турции, принуждены были считаться с уже совершившимся фактом. 3 ноября последовала первая, как называют ее англичане, — «демонстративная», бомбардировка внешних фортов Дарданелльских проливов, показавшая туркам всю слабую сторону их защиты. С этого дня они решительно приступили к укреплению проливов под руководством германских инструкторов, использовав всю наличную пригодную для этой цели материальную часть. 12 ноября Турция провозгласила священную войну и объявила войну Англии, Франции и России. Таким образом, через 3 месяца после начала мировой войны Турция стала одним из театров последней с ее многочисленными фронтами: Кавказским, Месопотамским, Аравийским, Суэцким, Палестинским, Сирийским, Персидским и Галлиполийским. Дипломатия Антанты потерпела крупную неудачу. [315]