Арендт был лично знаком со многими знаменитыми врачами Европы, а с некоторыми из них, например с профессором Диффенбахом — руководителем хирургического отделения больницы Шарите в Берлине — состоял в дружеской переписке.
Николай Фёдорович всегда благожелательно относился к молодым хирургам, он одним из первых оценил талант молодого Пирогова и добился для него разрешения от государя прочесть в покойницкой Обуховской больницы цикл лекций по новой тогда медицинской специальности — хирургической анатомии.
Пирогов впоследствии вспоминал: «Каково же было моё изумление, когда среди своих слушателей я увидел почтенного доктора медицины и хирургии Арендта, ставшего внимательным учеником и не пропустившего буквально ни одной лекции».
Пирогов так характеризовал врачебную деятельность Арендта: «Очень смелый и предприимчивый хирург, проложивший себе дорогу на военно-медицинском поприще в период наполеоновских войн и достигший положения лейб-медика только благодаря успешности своих операций и высоким качествам своей практической работы. Это был большой врач-практик, занятый на этой работе с утра до позднего времени, действовавший часто на лету и любимый за доброту души». Правда, он тут же добавляет: «Что касается меня, то я ни тогда, ни после ни разу не слыхал от Н.Ф. Арендта научно дельного совета при постели больного».
Среди многочисленных пациентов Н.Ф. Арендта были и великие русские поэты — М.Ю. Лермонтов и А.С. Пушкин.
Впервые Арендт посетил Лермонтова в доме его бабушки, Е.А. Арсеньевой, в 1832 г., когда молоденький юнкер Петербургской школы гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров разбил себе ногу до кости, упражняясь на необъезженной лошади в манеже училища. Повторно доктор навестил молодого поэта в январе 1837 г., в трагические для России дни смерти А.С. Пушкина. Журналист В.Н. Бурнашёв рассказывал, со слов Н.Д. Юрьева: «Светские толки о том, что в смерти Пушкина надо винить его самого, а не те обстоятельства, в которые он был поставлен, подействовали на Лермонтова до того сильно, что он занемог даже. Бабушка испугалась, доктор признал расстройство нервов и прописал усиленную дозу валерианы; заехал друг всего Петербурга, добрейший Николай Фёдорович Арендт и, не прописывая никаких лекарств, вполне успокоил нашего капризного больного своею беседою, рассказав ему всю печальную эпопею этих двух с половиною суток с двадцать седьмого по двадцать девятое января, которые прострадал раненый Пушкин. Он всё, всё, всё, что только происходило в эти дни, час в час, минута в минуту, рассказал нам, передав самые заветные слова Пушкина. Наш друг ещё больше возлюбил своего кумира после этого откровенного сообщения, обильно и безыскусственно вылившегося из доброй души Николая Фёдоровича, не умевшего сдержать своих слов».
Судя по всему, Арендт не только сообщил Лермонтову о предсмертных страданиях А.С. Пушкина, что получило своё отражение в словах о «последних мучениях» в стихотворении Лермонтова «Смерть поэта», но и поделился с ним своими переживаниями при виде умирающего. Эту фразу, что «он видел много смертей на веку своём и на полях сражений, на болезненных одрах, но никогда не видел ничего подобного», повторённую в письме В.А. Жуковского отцу поэта, С.Л. Пушкину, от 15 февраля 1837 г., почти слово в слово произносит незабываемый Максим Максимыч над умирающей Бэлой: «Да, батюшка, видал я много, как люди умирают в гошпиталях и на поле сражения. Только это всё не то, совсем не то!»
В наше время имя доктора Арендта неоднократно упоминалось в связи с повторно возникавшими — и каждый раз авторитетно опровергавшимися — сомнениями в правильности лечения А.С. Пушкина, в котором Н.Ф. Арендт вместе с хирургами К.К. Задером, И.Т. Спасским, Х.Х. Саломоном, И.В. Буяльским, акушером В.Б. Шольцем и доктором В.И. Далем принимал самое деятельное участие. Известно, что Н.Ф. Арендт четыре раза посетил дом А.С. Пушкина на Мойке, с ним согласовывали план лечения другие врачи.
В докладе 4 февраля 1937 г. на заседании Пушкинской комиссии Академии наук СССР академик Н.Н. Бурденко заявил: «Диагноз был поставлен Н.Ф. Арендтом — первоклассным хирургом-клиницистом в мировом масштабе. Он продемонстрировал свою быстрейшую оперативную технику в русской армии во время наполеоновских войн, а затем в Париже — она была не ниже техники знаменитейшего лейб-хирурга Наполеона и главного хирурга его армии Ж.Д. Ларрея».
Академик Н.Н. Блохин в предисловии к упоминавшейся ранее книге Б.М. Шубина «История одной болезни», посвящённой разбору деятельности врачей у постели раненого А.С. Пушкина, также отмечает: «Врачи, лечившие Пушкина, ничем не уронили достоинства своей профессии, и не их вина, что медицина, в частности хирургия, того времени не располагала теми возможностями, которые мы имеем в наши дни».
В одной из последних публикаций на эту тему И.С. Брейдо весьма аргументированно и вместе с тем чрезвычайно эмоционально защищает правильность лечения А.С. Пушкина. Он считает, что предписания Н.Ф. Арендта точно совпадали с рекомендациями известного в то время специалиста, профессора М.И. Хелиуса, приведёнными в его учебнике «Хирургия» (СПб., 1839. Ч. 1), по лечению раненных в живот: местное кровопускание, припарки, касторовое масло и каломель.
«Никто сейчас не будет оспаривать, — пишет И.С. Брейдо, — бесполезность и даже вред некоторых из этих лекарств и лечебных мероприятий, но нельзя обвинять на основании этого врачей первой половины XIX столетия, располагавших более чем скромными возможностями. Это не только не логично, но и несправедливо по отношению к тем, кто день и ночь проводил у изголовья умиравшего А.С. Пушкина. Н.Ф. Арендт, И.Т. Спасский, В.И. Даль и другие врачи сделали всё, что могли, их нельзя упрекнуть ни в неумении, ни в нежелании спасти великого поэта».
Умер Н.Ф. Арендт в 1859 г., семидесяти четырёх лет от роду.
Яков Васильевич Виллие (Джеймс Уилли) родился в 1768 (или в 1765-м) г. в Шотландии в бедной крестьянской семье. Тем не менее он сумел получить медицинское образование и в 1790 г. окончил Эдинбургский университет. В составе группы иностранных врачей Я.В. Виллие прибыл в Россию, где были быстро отмечены его трудолюбие, целеустремлённость, а главное — незаурядное хирургическое мастерство. Личные качества Я.В. Виллие способствовали его головокружительному подъёму по иерархической лестнице: от безвестного полкового лекаря до главного военно-медицинского инспектора русской армии и президента Медико-хирургической академии. Я.В. Виллие был приближён и к царствующим особам: в 1798 г. его назначили придворным оператором (то есть хирургом), а в 1799-м — лейб-хирургом. В 1814 г. ему было пожаловано звание лейб-медика. Между прочим, с должностью оператора и сходным с ним при просторечном произношении — словом «император» связан некий литературный анекдот, записанный П.А. Вяземским: «Лекарь Вилье, находившийся при Великом князе Александре Павловиче, был ошибкою завезён ямщиком на ночлег в избу, где уже находился император Павел, собиравшийся лечь в постель. В дорожном платье входит Вилье и видит перед собой государя. Можно себе представить удивление Павла Петровича и страх, овладевший Вилье. Но всё это случилось в добрый час. Император спрашивает его, каким образом он к нему попал. Тот извиняется и ссылается на ямщика, который сказал ему, что тут отведена ему квартира. Посылают за ямщиком. На вопрос императора ямщик отвечал, что Вилье сказал ему про себя, что он анператор. „Врёшь, дурак, — смеясь сказал ему Павел Петрович, — император я, а он оператор“. — „Извините, батюшка, — сказал ямщик, кланяясь царю в ноги, — я не знал, что вас двое“».
Я.В. Виллие как военный врач участвовал более чем в 50 сражениях русской армии, подвергаясь смертельной опасности, «делал хирургические операции на самом поле битвы под выстрелами неприятельскими». Был трижды ранен. Вот один из эпизодов Аустерлицкого сражения 20 ноября 1805 г. в описании Г. Чулкова:
«По смущённым и растерянным лицам господ свиты Александр догадался, что сражение проиграно. Следуя за четвёртой колонной, он попал под неприятельский огонь. В нескольких шагах от него была ранена картечью лошадь лейб-медика Вилье. Свист холодного октябрьского ветра смешивался со свистом пуль. Мимо императора бежали батальоны, повернув спины к неприятелю. Александр оглянулся — свита рассеялась. За ним только ехал, переменив лошадь, Вилье и берейтор Ене. Император остановился и тотчас же был весь осыпан землёй. Это упало рядом неприятельское ядро. Вперёд уже нельзя было ехать. Беспорядочная толпа беглецов увлекла государя, и он очутился на опустевшем поле, покрытом трупами. Темнело, и лошадь несколько раз наступала на мертвецов. Неожиданно ров перерезал дорогу, и Александр, плохой ездок, никак не решался перескочить его по примеру берейтора. Наконец Ене ударил лошадь Александра, и они очутились по ту сторону рва».
