Ни прибрежных, ни внутренних жителей нанимать в свои работы не хотелось. Патентное право, конечно, штука хорошая – но не абсолютно надежная. Если же надо хранить, кроме секретов мастерства, еще другие… Допустим, понадобится обойти таможенное законодательство или провернуть аферу наподобие шведских купферталеров… В общем, мастеровые должны быть русскими – и в высшей степени лояльными мне. Еще немаловажно: русский готов работать за такие деньги, за которые англичанин даже с койки не встанет.
Британские власти препятствий чинить не будут. Платишь аренду, налоги, соблюдаешь законы – привози кого угодно, хоть самоедов. А вот царю может не понравиться.
Предположим, несколько десятков заводских парней смогу отправить сюда под претекстом учебы; что придется переменять их через три-четыре года – не беда. Ну а если захочется дело расширить?
Правда, есть на свете русские люди – но не подданные царя. Разумею жителей польских и литовских владений. Послать вербовщиков, как при начале войны. Через месяц или два новобранцы начнут прибывать партиями. Эти годны будут только в черную работу – разве постепенно выучатся. Если окажется, что затесались беглецы из России (коих тысячи ушли в Литву только нынешний год) – пусть сами берегут свою тайну.
Бристоль близко, но не рядом: без нужды в город не побегаешь. Еще чем хорош Бристоль, так это православным храмом. В Лондоне тоже есть – но там он построен иждивением русского посольства. Лондонский батюшка с самого начала, пренебрегая достоинством сана, потихоньку шастал к резиденту и обо всем доносил. Здешняя церковь – для греческих матросов, и священник в ней грек, а поставление имеет от Константинопольского патриарха. Не прямо, конечно. Через какую-то из архипелагских епархий.
Стало быть, дух ублаготворить возможно. Теперь плоть… Нельзя молодых мужиков держать без женщин. Безобразия начнутся, от беспричинных драк до содомии. Выехать за границу с женой – такая роскошь не для простолюдинов. Может, и выпустят, но посмотрят косо. Дескать, вернется ли? В любом случае большинство будет холостых. Решение напрашивается: девиц и вдов на побережье громадный избыток. Мужчины ведь ходят в море и не всегда возвращаются. Но кой-какие тонкости надо продумать, чтобы заводской поселок остался изолированным анклавом, из которого мои секреты наружу не выйдут. Нужна такая же сплоченность, как была у покойного Абрахама Дарби.
Кстати, наследники Абрахама этот дух единства не удержали. Ричард Форд, новый управляющий, нарушил заложенные основателем традиции и стал выгадывать деньги, недоплачивая работникам. Появились обиженные. Железный строй командиров и рядовых утратил прежнюю несокрушимость. До экспирации патентов Дарби еще лет пять, однако принадлежащий семейству способ литья сделался довольно широко известен. Я убедился, что воспроизвел оный правильно, и если не достиг колбрукдельского качества – то лишь по причине худших свойств чугуна, которым располагал.
Сразу по прибытии в Англию (за пару недель до блужданий в кельтских холмах) пришлось отдать дань светским обязанностям, визитируя всех, кто не позабыл меня в дни бедствий. Кроули, верный друг и компаньон, охотно продлил обоюдовыгодный договор на поставки. Леди Феодосия, занятая материнскими обязанностями, не освятила бельэтаж нового дома в Гринвиче своим присутствием, и беседа шла в чисто мужской компании. После обязательной прелюдии о погоде и политике (две темы, коими пользуются англичане, когда поговорить надо, а сказать нечего) коснулись действительно интересных вещей.
– Знаете ли, Your Illustrious Highness: я всегда считал, что лягушатники в нашем ремесле ничего не смыслят. Но, кажется, нет правил без исключений. Вам случайно месье де Реомюр не знаком?
– Только через его сочинения, сэр Джон. Встречаться в Париже не доводилось: подобно многим философам, сей разносторонний и талантливый естествоиспытатель предпочитает сельскую глушь столице.
– Представьте, он занимается в своем замке опытами с железом, и весьма любопытными. – Хозяин особняка сделал жест дворецкому. – Чарльз, те французские книги, лежащие на моем столе… Принесите их.
Судя по книжным названиям, опыты в самом деле представляли интерес: «Искусство превращения ковкого железа в сталь», «Искусство умягчения литого чугуна». Джон, от коего не укрылось мое желание немедленно уткнуть нос в трактаты, довольно усмехнулся:
– Позвольте подарить вам сию безделицу.
– Спасибо, дорогой друг! Я не чувствовал бы больше признательности, даже получив в подарок целое имение! На свете нет ничего ценнее знаний.
Значительная часть приемов, описанных в книгах, не составляла тайны для мастеров; но вот, скажем, отжиг чугуна до мягкого и однородного состояния – это новшество, и весьма нужное! Еще важнее попытка привести в систему знания о железе и выстроить теорию, объясняющую изменения свойств изменениями состава. Правда, свести многообразие примесей в металле к соли и сернистым частицам – вряд ли возможно. Тут уважаемый исследователь натуры маленько заврался. Меня охватило желание непременно встретиться с Реомюром, тем более что имение Бермондьер, где он обитал, находилось сравнительно недалеко – чуть более двадцати лье от ближайшего французского порта. Впрочем, поездка в Бристоль – более срочная, а являться незваным не слишком любезно. Лучше начать с переписки.
За время блужданий по Уэльсу и Корнуоллу окончательно дозрело желание поставить ученого себе на службу. Предложить, к примеру, субсидию на сложные и весьма недешевые опыты… Однако личной встречи сей план не пережил: Рене Антуан де Реомюр, наследник многих поколений вандейских нотариусов и таможенных сборщиков, оказался богат, бескорыстен и одержим идеей поднять именно французские железоделательные промыслы. Ну что ж… мои промыслы тоже в некотором роде французские, сам-то я старый парижанин…
– Вне всякого сомнения, ваши опыты открывают новую эпоху в металлургическом искусстве. До сих пор любые улучшения достигались мучительным методом проб и ошибок: ползком, если угодно. Вы первый сумели подняться до общей теории и взглянуть на дело с высоты орлиного полета разума. Хотя, возможно, некоторые мелкие подробности при таком взгляде и ускользают.
Реомюр не позволил себя купить на нехитрый комплимент и атаковал ответно:
– О, вы преувеличиваете, высокорожденный граф! Я всего лишь скромный естествоиспытатель, и если сумел подметить несколько общих закономерностей, это еще не революция в науке. Мне представляются гораздо более значимыми те успехи, которые сделали в последние годы русские железные заводы, не в последнюю очередь – благодаря вам. Еще недавно никому бы в голову не пришло, что Россия может стать соперницей шведов на европейских рынках.
– Она бы сделала сии успехи и без меня. Возможно, несколько позже. Рано или поздно естественные преимущества страны, необыкновенно богатой топливом, были бы реализованы. Что касается шведов, нам до них очень далеко: по количеству железа, ввозимого в Англию, мы уступим нынешний год как минимум впятеро. Испанских и немецких экспортеров действительно потеснили.
– Это уже прекрасное достижение для державы, лишь недавно вступившей на путь цивилизации. Очевидно, что предназначение России с ее беспримерными лесными богатствами – служить источником металлов для всей Европы, а возможно, также и для Востока. По мере возвышения потребностей Швеция будет вынуждена уступить первенство. Только на американском континенте может найтись достаточно ресурсов, чтобы оспаривать будущую монополию царя.
– Полагаю, борьба между великими державами за американские колонии может крайне обостриться, если ваше пророчество достигнет королевских умов. Однако подобный оборот, скорее всего, представляет дело времен отдаленных…
Ценой изрядных усилий удалось перевести беседу обратно на изыскания моего собеседника – что ж, труды оказались не втуне! Последним предметом его интереса были способы изготовления белой жести, причем наши с ним идеи поразительно совпадали: Реомюр тоже пришел к убеждению, что железо для получения ровного листа следует вальцевать. В сравнении с ковкой, это удесятеряет производительность и, кроме того, позволяет обойтись меньшим числом опытных мастеров. Зачистка и травление перед ванной с расплавленным оловом, приемы уменьшения расхода последнего, финишная полировка – все сие служило предметом внимания пытливого ума моего собеседника, и следовало ожидать значительных улучшений на каждой стадии. Ох уж эти идеалисты! Ни малейшего сомнения не оставалось, что ученый опубликует результаты опытов для всеобщей пользы: он с негодованием отверг бы самое щедрое предложение, если б я вздумал купить его инвенции и оставить в тайне для одного себя. Единственное преимущество, воспоследовавшее из нашего знакомства, – взаимное обещание обмениваться новшествами в письмах; сим сохранялась надежда сделаться если не монопольным, то по крайней мере первым применителем открытий Реомюра.
