Ситуация была поистине странной, и вряд ли я забуду когда-нибудь последующую сцену: мы все трое торжественно поднялись на ноги и выпили вино под взглядом стоящего в тени доверенного лица, провозгласившего тост за хозяина.

По завершении торжественной церемонии мрачный дворецкий удалился, унося сэру Лайонелу приличествующее случаю устное послание от гостей.

— Я собирался рассказать вам, — продолжал Найланд Смит с вымученной веселостью, — о фамильном привидении Грейуотер-парка. Это одетый во все черное испанский священник, служивший, согласно легенде, капелланом у владельца в ранние дни Реформации. В результате какой-то небольшой размолвки с доверенными лицами его сиятельства сей несчастный служитель церкви принял несвоевременную смерть, и, говорят, призрак его обитает с тех пор в потайной комнате, точное местонахождение которой неизвестно, и стучит в ее стены и в стены потайной лестницы.

Предмет разговора показался мне выбранным довольно неудачно; но, похоже, мой друг в отчаянии просто говорил первое, что придет в голову. Действительно, когда бы не его воспоминания из истории Грейуотер-парка, демон тишины совершенно завладел бы нашими душами.

— Вероятно, этот испанский священник некоторое время находился в заключении в знаменитой потайной комнате? — Я непроизвольно говорил так, словно боялся звука собственного голоса.

— По легенде, он знал, где спрятаны церковные сокровища, и его пытали в какой-то мрачной темнице…

Найланд Смит резко смолк, словно у него напрочь отнялся язык. Но в наступившей затем мертвой тишине мгновенно раздался новый звук. Незримая ледяная рука сжала мое сердце. Сверхъестественный ужас приковал меня к месту.

Откуда-то издалека, словно из какого-то подземного склепа, донесся гулкий стук: казалось, призрачный обитатель Грейуотер-парка услышал слова Найланда Смита, и замученный насмерть священник в очередной раз пытается найти избавление от многовековых страданий. Точное местоположение источника шума я не мог определить. Один раз мне показалось, что он раздается повсюду вокруг нас: словно не один, но целая сотня пленников колотили по обшитым панелями стенам огромного древнего здания.

Где-то очень далеко, невероятно далеко, мне послышался придушенный вопль. Громче и громче становился частый стук… Потом внезапно все стихло.

— Боже мой, — прошептал я. — Что это было? Что это было?

Зажав в зубах сигарету, я сидел перед раскрытым окном и смотрел на скелеты деревьев в саду: первые весенние почки только-только начинали набухать на голых ветвях.

Спать мне совсем не хотелось. Красивая современная мебель моей комнаты все же не могла скрыть ветхости и древности обшитых деревом стен. И это единственное глубоко утопленное в стене окно, выходящее в сад, в котором, по слухам, находился вход на потайную лестницу, напоминало о еще более отдаленных временах, начиная от бесшабашных дней династии Стюартов и кончая неспокойной эпохой средних веков.

С того момента как нас испугал таинственный стук, казалось, некий неуловимый дух зла пропитал весь дом, словно ядовитыми миазмами.

Мы разошлись по своим комнатам довольно поздно, и, думаю, никто из нас не радовался концу вечера. Смит весьма дотошно допросил экономку миссис Орам, поскольку Гомопуло, будучи приезжим, вряд ли мог знать что-либо об истории Грейуотер-парка. Пожилая дама подтвердила существование легенды, откопанной Найландом Смитом, однако заявила, что на ее веку никогда ранее неприкаянный призрак не давал о себе знать таким образом. Она ничего не знала (или, как и подобает вышколенной прислуге, искусно притворялась, что не знает) о местонахождении знаменитой потайной камеры и ведущей к ней лестницы.

Гомопуло же, до сих пор столь невозмутимый, впал в состояние тихой истерики, каковое мне крайне редко доводилось наблюдать в людях прежде. Темное лицо его приобрело оттенок грязного пергамента, на лбу выступила холодная испарина. Я почувствовал, что в самом скором времени сэр Лайонел получит его прошение об отставке и штат прислуги сократится на одного человека. Пусть Гомопуло и замечательный дворецкий, но в силу своей суеверной греческой натуры он явно не мог существовать под одной крышей с фамильным привидением, пусть даже столь древним и почтенным.

В саду, где на зеленеющем дерне лежали тени костлявых ветвей, воображение упорно рисовало мне фигуру в черном, перелетающую от дерева к дереву. Какой уж тут сон! Однажды мне послышался отдаленный вой леопардов.

Я знал, что в этот момент где-то этажом выше Найланд Смит беспокойно расхаживает по комнате, точного местоположения которой я никак не мог определить, поскольку все ведущие к ней переходы были слишком сложны и запутанны. Однако более всего меня беспокоило состояние Карамани.

В этом незнакомом окружении положение ее и так казалось довольно странным. Но я даже боялся представить себе, какую тревогу испытывает она в эти безмолвные ночные часы, наступившие после таинственного и зловещего события.

Ее комната находилась где-то на первом этаже. Миссис Орам, чья материнская забота о девушке глубоко трогала меня, прошла в спальню вместе со своей подопечной. Присутствие рядом пожилой леди должно было значительно укрепить мужество Карамани.

Грейуотер-парк стоял на заросшем лесном склоне. На юго-западе над деревьями возвышалась одинокая башня, словно гигантский испанский священник. Я разглядывал ее с неопределенным смутным интересом. Пустующее это строение, входящее во владения сэра Лайонела, называлось Колодец Монахов и относилось частично к эпохе короля Джона. Стряхивая сигаретный пепел, я изучающе рассматривал древнюю башню и лениво раздумывал, какие интриги происходили под этими мрачными сводами с тех пор, как правитель Ангевин подписал Великую Хартию Вольности.

Стояла прекрасная и очень тихая ночь. Ни единого шороха не раздавалось ни в парке, ни за его пределами. Но все же я отчетливо ощущал какую-то неясную тревогу, происхождение которой мог приписать единственно странным событиям минувшего вечера. Но она не шла на убыль, как будто даже возрастала с течением времени.

Я отшвырнул окурок в темноту с твердым намерением лечь спать, хотя никогда в жизни еще не чувствовал себя менее склонным ко сну. Я бросил прощальный взгляд на сад с костлявыми деревьями и уже собирался отойти от окна, как вдруг, несмотря на полное безветрие, на голову мне дождем посыпались листья плюща.

Раздраженно отряхиваясь, я выглянул из окна, и тут новый дождь листьев обрушился сверху, засыпав мне глаза пылью. Подавив вскрик, я отпрянул назад. Глубина оконного проема в толстой стене и густые заросли плюща над ним сильно ограничивали поле моего зрения. Но доносившиеся откуда-то сверху слабое шуршание и царапанье свидетельствовали о том, что некто или нечто карабкается вверх или вниз по стене угловой башни, в которой находилась моя комната!

Кое-как протерев слезящиеся глаза, я вернулся к проему, встав на кресло, перешагнул с него на широкий карниз, ухватился за раму открытого настежь окна с гранеными стеклами и высунулся наружу.

Теперь мне стал виден заросший плющом венец башни (восточное крыло, в котором располагались мои апартаменты, относилось к самой старой части Грейуотер-парка). На фоне безоблачного неба четко вырисовывались крепостные зубцы… и черный силуэт человека, перегнувшегося через зубчатую стену прямо надо мной!

Я резко отпрянул назад. Казалось, «альпинист» не заметил меня, хотя вглядывался именно в мое окно. Что это могло означать?

Когда я, скрючившись, сидел на подоконнике, у меня внезапно закружилась голова Поначалу я приписал это обстоятельство нервному потрясению, вызванному видом человека, находящегося на такой большой высоте. Однако головокружение усиливалось. Я качнулся вперед и ухватился за простенок, чтобы не упасть. Жуткий приступ тошноты накатил на меня… и в мозгу вдруг вспыхнула страшная догадка.