Фу Манчи торжественно воздел костлявую руку. Голос его окреп. Найланд Смит не проронил ни слова. Я наблюдал за стариком, как наблюдают за ужасным призраком, отвратительной тенью возникшим в больном воображении.

Вместе с тем искренность его была несомненна, а сила ума невероятна. Однако, поняв, что он защищает, что именно вынужден выслушивать я, Шан Гревилль, в доме, расположенном в центре Лондона, я почувствовал, что близок к истерическому смеху…

— Британское многовековое господство заканчивается, мистер Смит, — вещал между тем Фу Манчи. — Существование вашей империи завершается мрачной трагедией — куда более мрачной, чем я себе представлял. Я благодарю Бога за то, что вижу это, и за то, что не успею дожить до самого конца. Женщина, которую вы знаете как Фа Ло Ше — должен пояснить, что в качестве псевдонима она выбрала свое детское ласкательное имя, — моя дочь; мать у нее русская. Из-за нее, мистер Смит, мне пришлось на себе испытать страдания шекспировского короля Лира. Она вновь разбудила силу, которую я похоронил. Впрочем, я не могу ее осуждать. Она — моя плоть. Но в Китае мы вправе требовать и ожидать от своих детей полного повиновения. Си Фан — общество более древнее, чем буддизм, и во всех отношениях более гибкое. Его правитель имеет право удалиться на покой, не объявляя себя смещенным. Многие годы Си Фан дремал. Фа Ло Ше осмелилась разбудить его!

Впервые с начала своего монолога он перевел глаза на меня.

— Мистер Гревилль, вы даже представить себе не можете, что это такое — активизировать подобную организацию. В условиях нынешнего кризиса это означает только одно — новую мировую войну! Я заставил себя выйти из уединения, — он снова повернулся к Найланду Смиту, — лишь для того, чтобы прекратить безумие, затеянное Фа Ло Ше. Кое-какой вред она, конечно, успела нанести, но все-таки я появился вовремя. Сегодня вечером я снова глава Си Фана!

И, весь дрожа, он без сил оперся на свою палку. Некоторое время мы молча смотрели друг на друга.

— Вот уж никогда не думал, — задумчиво протянул Найланд Смит, — что когда-нибудь в жизни буду так искренне аплодировать вашему успеху.

Доктор Фу Манчи повернулся и заковылял к лакированным дверям.

— Если вас освободят, — промолвил он, открывая их, — вашим долгом будет меня арестовать. Что ж, свои планы я выполнил. Фа Ло Ше больше не причинит вам неприятностей. Догоните меня, если хотите, и поймайте, если сможете. Результат мне безразличен, мистер Смит, но хочу вас предупредить, что покидаю Англию сегодня вечером. Си Фан снова погрузится в спячку. Равновесие сил в мире будет восстановлено; но не так, как планировала она. А пока… я позвоню через полчаса суперинтенданту Веймауту — можете, кстати, передать ему мое искреннее уважение — и сообщу, что вы здесь. Мисс Бартон вы найдете запертой в комнате наверху. Прощайте, мистер Смит. Прощайте, мистер Гревилль.

Он вышел и закрыл за собой двери.

Почти год прошел с той ночи, когда в первый (и молю Бога, чтобы в последний) раз мне довелось столкнуться с доктором Фу Манчи. Самым великим в мире преступником. Возможно, самым великим в мире гением. И человеком слова.

Отнюдь не склонный доверять обещаниям преступника, уже через несколько минут после его исчезновения я выкрикнул имя Раймы. Она тут же ответила — ее голос слабо донесся до меня из комнаты, расположенной над нашей. Она была в полной безопасности, но взаперти.

А через час приехал Веймаут, и Найланд Смит смог наконец освободиться от искусных узлов Си-Диаха.

— Что ж, Гревилль, — облегченно вздохнул он, — в конце концов этот кошмар все-таки закончился. Но какая, черт побери, длинная история!

Эти заключительные строки я пишу подле моей палатки в лагере сэра Лайонела на склоне древней горы. Солнце клонится к закату. Я вижу Райму — она спускается по склону, и фотокамера свисает с ее плеча.

Как только вернемся в Лондон, мы поженимся.

Что касается доктора Фу Манчи, Фа Ло Ше и их страшного эскорта — все они как в воду канули! Даже тело Ли Кинг Су будто испарилось. Шесть месяцев бурной и напряженной деятельности, направляемой Найландом Смитом, закончились ничем.

— Мои планы выполнены, — сказал этот великий и сильный человек.

Иногда я сомневаюсь, что нечто подобное когда-либо происходило. Порой сомневаюсь, что все это закончилось. Однако вот сейчас, сию минуту передо мной на импровизированном письменном столе из пустого ящика лежит старинное серебряное кольцо с огромным изумрудом. Месяц тому назад мне прислали его в посылке из Гонконга. Записки вложено не было.