Когда ледники стали совсем близкими и шум разбивающихся волн стал явственно слышен, Демьяненков достал большую флягу с вином.

— Отпей по глотку, ребята, все веселей помирать.

Ледники надвинулись на байдарки. Теперь хорошо различим костистый берег, глядевший совсем черным рядом со льдами. Люди видели, как взлетали сверху покрытые пеной волны, ударяясь об лед и камни.

На несколько миль растянулись вдоль берега дрейфующие байдарки. Люди на них что-то кричали, размахивали веслами.

Демьяненков поднялся с места.

— Помолимся богу, ребята, пришел наш час.

Старовояжные, испытавшие за десять лет работы в Русской Америке много тяжелых дней и видавшие не раз смерть перед глазами, поняли, что на этот раз надеяться не на что.

Демьяненков стал читать «Отче наш», остальные повторяли слова молитвы.

Океанская волна взметнула байдару вверх, швырнула на камни и отошла, словно нехотя. В ледяной воде барахтались три человека, еще живые. Демьяненков старался спасти захлебнувшегося товарища. Но вот набежавшая волна снова бросила людей на камни…

Через два дня ветер затих и опять пошел дождь. Абросим Плотников дал приказание готовиться к морскому походу. Снова осмотрели байдарки и те, на которых кожа была похуже, смазали китовым жиром.

Рано утром 28 апреля тридцать кадьякских байдарок двинулись в далекий путь. Отдохнувшие люди гребли, не останавливаясь. День был ясный, на синем небе не видно ни одного облачка. Море без единой морщины. Шли совсем рядом с берегом, не боясь ни скал, ни камней.

Гора Святого Ильи была сегодня особенно красива и величественна. В лучах солнца сверкали покрытые снегом ледники и снежная вершина, похожая на башню.

— Эй, Плотников! — закричал тойон, сняв деревянную шляпу. — Беда, Плотников!

Старовояжный на своей лодке подошел к тойону.

Перегнувшись к воде, тойон старался перевернуть затопленную, перевернутую вверх дном байдарку. В ней оказались два захлебнувшихся человека. Один из них был тойон Савва Куприянов. Скоро увидели еще одну перевернувшуюся байдарку, потом еще одну.

Но вот за языком ледника показались черные камни, а на каменистом берегу — сотни байдарок и трупы изуродованных людей. Валялись оторванные руки и ноги, опутанные водорослями, полузасыпанные песком. Зацепившись рукой или ногой в расщелинах высоких скал, висели поднятые волнами мертвые тела…

Плотников решил приблизиться к камням и попытаться найти живого человека. Байдарки пристали к берегу, и промышленные бросились осматривать погибших. Начался плач и стенания. Кадьякцы находили своих братьев и отцов среди мертвых. Многие тела были исковерканы прибоем и неузнаваемы.

Но живых не было…

Долго еще люди отряда Плотникова находили по берегам выкинутые штормом байдарки и обезображенные трупы своих родственников и друзей. Через два часа байдарки снова пошли на запад. Достигнув благополучно острова Каяк, а потом и своего острова, кадьякцы убедились, что все люди из отряда Демьяненкова и он сам погибли в бушующем море.

1 июня корабль «Нева» снова отдал якорь на рейде Ново-Архангельска. Крепость встретила его девятью выстрелами. Корабль ответил. В час пополудни приехал на шлюпке правитель Баранов и был оставлен на корабле обедать. Командир Лисянский и Александр Андреевич встретились, как старые знакомые, которым было о чем вспомнить.

На борту «Невы» Александру Андреевичу попались на глаза три мальчика-креола: Андрей Климовский, Иван Чернов и Герасим Кондаков. Они были посланы по его приказу в Петербург для обучения штурманскому искусству.

«Нева» оказалась на рейде не в одиночестве. Здесь стояли на якорях компанейские суда «Петр и Павел», «Екатерина», «Ермак», «Ростислав».

13 июля бриг «Петр и Павел» вышел из Ново-Архангельска с полным грузом и взял курс на Уналашку.

15 июля правитель отправил на промысел бобра партию из трехсот байдарок. Шестьсот кадьякцев и двадцать русских промышленных. Для прикрытия партии от нападения индейцев отправлены две галеры, «Ермак» и «Ростислав», вооруженные пушками. Александр Андреевич назначил главным над партией своего ближайшего помощника Ивана Александровича Кускова.

При теперешнем положении с индейцами эта предосторожность была совсем не лишней. В тех местах, где обитали бобры, располагались десятки колошских селений. Кадьякские охотники промышляли бобра деревянными стрелами, были беззащитны против колошей, вооруженных отличным английским оружием. На острове Ситка и в прилегающих проливах насчитывалось около восьми тысяч колошей.

5 августа из Охотска с заходом на Уналашку пришло еще одно судно, «Елизавета». На нем доставлено с острова, кроме охотских грузов, пятьсот тысяч морских котиков. Из бумаг, находившихся на судне, правитель Баранов узнал, что прибывший из Японии корабль «Надежда» отправлен в Кантон, а господин Николай Петрович Резанов остался на Камчатке и вскоре собирается в Ново-Архангельск. Лисянский получил приказание Резанова с грузом бобровых шкур немедленно следовать в Кантон.

Юрий Федорович, находясь на Ситке, с большой охотой вел наблюдения над природой и описывал берега. Быт и нравы индейцев тоже привлекли его внимание. На корабле был еще один человек, оставивший после себя интересные записки. Это был скромный приказчик Российско-Американской компании Николай Иванович Коробицын.

Вечером в тот же день в Ново-Архангельске появилось два корабля под флагом Американских Соединенных Штатов: «Юнона» и «Мария».

20 августа вышел в море корабль «Нева». На его борту находилось три тысячи бобров, сто пятьдесят тысяч котиков и другие меха. Весь пушной груз стоил полмиллиона рублей. Баранову показалось, что Лисянский не хочет встречаться с Николаем Петровичем Резановым и поэтому торопится покинуть порт. Но теперь правитель узнал кое-что о событиях на «Надежде». Штурманы, заходящие в Петропавловск, подхватывали новости и привозили их в Русскую Америку. Одни ругали Резанова, другие — Крузенштерна.

Крепость отсалютовала «Неве» девятью пушечными выстрелами. Вслед за «Невой» вышла республиканская «Мария».

Александр Андреевич с нетерпением ждал приезда Резанова.

26 августа прибыл бриг «Мария Магдалина». День выдался ненастный. Дождь с самого утра лил не переставая. Александр Андреевич надел мундир и отправился на пристань. Когда бриг закончил маневры и отдал якорь, правитель на шлюпке подошел к борту и наконец увидел Резанова.

Императорский посол был в камергерском мундире с красным, очень высоким воротником и с красной муаровой лентой через плечо. Справа красовалась звезда. Посреди груди на синей ленте — белый мальтийский крест. На ногах сверкали лакированные сапоги.

За спиной камергера стояли: натуралист и врач Лангсдорф, лейтенанты Хвостов и Давыдов. Поодаль виднелась сутулая фигура камердинера Ивана.

Посольство Резанова не имело успеха. Ему было отказано даже в позволении вручить японскому императору официальное письмо и привезенные подарки.

Перевес религиозной враждебной партии в японском государственном совете, не желавшей вступать в сношения с иностранцами, был причиной неудачи Резанова. Надежда Николая Петровича на торговлю с Японией и снабжение Российско-Американской компании японскими товарами не оправдалась.

Резанов с высоты своего гвардейского роста смотрел на коротышку Баранова сверху вниз.

— Рад, душевно рад, ваше превосходительство.

У Баранова правая рука на перевязи. После ранения она плохо заживала и болела. Он подал левую.

Неожиданно Николай Петрович обнял Баранова. Они расцеловались.

— Наслышан я о вас, Александр Андреевич. От лица правления сердечно вас благодарю за усердную службу. Со всех сторон нашего американского государства только и слышишь: Баранов да Баранов.

Лицо Александра Андреевича засияло.

— Благодарю вас за приятные слова.

Посидели в каюте капитана, пообедали, разговаривали о том, как прошло плавание, выпили по морскому обычаю чару вина.