У входа выставки Бэрд Ли и Янти сели в каретку, и она помчала их к московскому трамплину.
Прыжок от Москвы до Гиркана был не длиннее прыжка от Мурманска до Москвы. Не прошло еще и двух минут после того, как дверь трамплинного вагона затворилась за Бэрдом Ли, и она раскрылась снова; проводник возгласил:-Станция -Гиркан, — и пассажиры встали из своих гробов.
Янти помогла Бэрду Ли выйти из вагона. Американец услышал плеск волн. Почувствовал сквозь жаркое дыханье прибрежных -кипарисовых рощ соленый запах моря…
Янти заказала коляску и помогла Барду Ли сесть в нее, уложив ему в ноги багаж. Репортер «Юнайтед Пресс» услышал в ее голосе веселую улыбку, когда она говорила:
— Теперь вам придется испытать более медленный способ передвижения. Ручаюсь, что он будет новостью для вас. Я сажусь на козлы…
Задетый за живое, Ли воскликнул:
— О! Я помню: в детстве я катался в экипаже, запряженном лошадью. Итак, вы снова обратили в рабство животных…
Янти звонко рассмеялась и, усаживаясь на козлы коляски, лукаво предложила:
— Ну, погоняйте моего коня. Вы помните: «но» и «тпру»… Едем.
Бэрд Ли присвистнул и сказал:
— Но. Пошел.
Коляска беззвучно тронулась с места, как Ли почувствовал, прямо в гору, но он не слышал стука копыт н храпа лошади, везущей в гору воз. А, между тем, дорога поднималась в гору очень круто, и Ли пришлось сидеть, склонясь вперед к своим коленям. В лицо его веял от довольно быстрого движения ветерок.
— Это какой-нибудь бесшумный мотор, — высказал вторую догадку Ли.
— Нет, — ответила Янти.-это экипаж без всякого мотора, если не считать пневматического тормоза. Это самокат…
— Ну-ну, — рассердился Ли. — Уж не хотите ли вы мне сказать, что вы разрешили задачу вечного движения…
Янти снова рассмеялась и, дразня седока, задала новую загадку:
— Обратите внимание: наша коляска заторможена. Ее колеса не вращаются…
Больше: колеса поставлены в башмаки, чтобы не откатывались назад.
Оцененный простотой разгадки, Ли воскликнул:
— О! Значит -мы поднимаемся по ленте наклонной плоскости?
— Вы угадали. Сейчас начнется «под гору»-я отпускаю тормоза…
Коляска перевалила через бугор, колеса ее сами собою выкатились из башмаков, ускоряя бег; коляска понеслась вниз и вперед.
— Тысяча чертей вам в рот и одна ведьма на закуску!-закричал восхищенный Ли,-это гениально. Какая простота. Сто тысяч чертей и три ведьмы на закуску… Вас в гору поднимают,-и под гору вы скатываетесь… Триста тысяч чертей… Нет, миллион.
— Спасибо!
— Но позвольте, а как же обратно?
И что за шоссе? Рельсы? Нет. Бетон? Нет. Что это, зеркало?
— Да. Мы едем теперь по зеркалу, политому водой. Вернее мы едем по воде, потому что и шипы нашей коляски смочены водой…
— Но как же обратно?
Янти ответила новой загадкой:
— Мы обратно никогда не ездим… Все наши дороги проложены в одном направлении.
Ли задумался, хотя разгадка Янти быта проста, как было и нее просто в этой стране, чуждой всякого рабства и прежде всего рабства техническому прошлому. Бэрд Ли въезжал на самокате в страну технической революции.
V. «Абсомбра».
Совершив несколько подъемов в гору и скатись по нескольким наклонным плоскостям, коляска Ялти остановилась, надо думать, в саду или на поляне, окруженной деревьями: шелест их листьев и чириканье птиц нарушали тишину.
— Мы приехали, Бэрд Ли,-сказала Янти. Выходите… из коляски. Друг Никиль, помогите гостю — он временно утратил зрение-ознакомьте его с поряд-ками клиники, пусть он отдохнет. Профессор Гафтер занят? Передайте ему, что я привезла гостя. Я с вами расстанусь на несколько часов, Бэрд Ли. вот моя рука…
— На несколько часов, — испуганно воскликнул Ли.
Он схватил руку Янти и закрыл ее ладонью свои ослепленные глаза. К неотступному и все еще не меркнущему фону света, расчерченному сетью мерцающих шашек о шести углах, Бэрд Ли уже начал привыкать.
Янти отняла руку и поцеловала Берда Ли в один глаз и в другой…
— Вашей отваге предстоит теперь более серьезное испытание. До свидания… Никиль, протяните руку товарищу Бэрду Ли…
Янти ушла. Под ее ногами скрипел песок дорожки: значит, Бэрд Ли был в саду. Однако же, Никиль, взяв за руку Берда Ли, не ввел его в дом, как ждал тот. Он предложил ему умыться и переодеться тут же, в ванную не было дверей,-ни разу Никиль не предостерег гостя о пороге или косяке… Все время веял ветерок, шелестели листья, и чирикали птицы… Никиль помог гостю одеться после ванны и усадил его в кресло,-тут, под ногою у Бэрда Ли, зазвучал упруго твердый, может быть паркетный пол…
— Сейчас придет профессор. Отдохните… Вот вам табак, трубка, спички…
Никиль удалился. Бэрд Ли нащупал около кресла «а столике трубку» табак, набил и закурил, созерцая скучный свет в своих глазах… Прошло с полчаса. послышались по тропинке твердые шаги, приблизились. Пришедший заговорил:
— Бэрд Ли? Так. Мое имя Гафтер. Я вижу, что вы в прекрасном настроении. Я вас немного огорчу. Чтобы вылечить вас, мы должны погрузить вас в абсолютный мрак.
— О, будьте любезны,- беспечно согласился Ли.
Профессор взял пациента под руку и повел, его по тропинке клиники, по пути говоря:
— Наша камера абсолютного мрака, кратко «абсомбра», пока единственная в мире… Здесь -несколько ступенек вниз- осторожно… Нам удалось создать материал, совершенно непроницаемый для всякого рода излучений. Когда я вас оставлю одного и закрою за вами все затворы, вы погрузитесь в полный мрак. Здесь -поворот и еще десять ступеней вниз… Соберите все свое мужество, хотя вам не угрожает ровно ничего. В камеру «абсомбра^ не проникают даже силовые линии поля мирового тяготения… Если бы мы с вами верили в бабий вздор, я сказал бы: вы пробудете три часа в потустороннем мире… Я открываю дверь в камеру «абсомора». Не бойтесь ничего… Здесь единственный источник излучения будете вы сами, и в первую голову вы будете излучать через глаза те светоносные лоны, которые на выставке ослепили вас… До свиданья…
Профессор Гафтер пожал руку Бэрду Ли. Шаги профессора погасли где-то вдали… Настала полная тишина… Напрасно Бэрд Ли прислушивался, желая уловить стук прикрываемой двери,-он не услышал ничего. И все же он тотчас узнал, что дверь где-то затворилась. Все в человеке содрогнулось ужасом… Бэрд Ли почувствовал, что почва уходит у него под ногами… Он вскрикнул и присел на корточки, коснувшись почвы,-она была тверда, жестка и неподвижна… Бэрд Ли опустился на пол камеры, прилег и ждал, что будет дальше… Свет начал меркнуть у него в глазах, пропала сетка шестиугольных шашек света. Вот свет померк совсем, и, водя глазами вокруг, Бэрд Ли всюду встречал черную тьму… Он вспомнил про спички; дрожащими пальцами чиркал спичку за спичкой, но света не было, хотя Бэрду слышались вспышки-или это иллюзия; да, спичка не обжигает поднесенного к ее концу пальца, — она не горит. Чорт возьми! Так здесь нельзя и закурить?…
Проведя рукой по груди, Бэрд Ли нащупал одну из брошенных им спичек: она пристала к платью, он стряхнул ее, но спичка тотчас притянулась и пристала к телу подобно тому, как пристает к наэлектризованной трением о шерсть эбонитовой гребенке клочек бумаги. Ощупывая себя, Бэрд Ли убедился, что и все брошенные им спички облепили его, подобно репейкам сорной травы. Американец понял, что где-то теперь задвигается последний экран камеры «абсомбра», который должен изолировать его и от гравитационного поля вселенной. Блуждая взором в темноте, Бэрд Ли увидел где-то вдали смутное пятно света-оно то сдвигалось в яркий круг, то, бледнея, расплыпалось и двоилось. Репортер «Юнайтед Пресс», вскочив с испугавшей его легкостью, подскакивая, подобно резиновому мячу при каждом шаге, пошел туда, где видел пятно света… Бэрд Ли опустил глаза, и пятно света опустилось. Бэрд Ли взглянул на свои ноги, и свет зайчиком лег на его желтые ботинки. Мороз пробегал по синие Бэрда Ли. Он радостно воскликнул:
