— О, я не раз пробовал его снять, — молвил старик. — Но он заговорен, и всего моего искусства хватило лишь на то, чтобы чуть ослабить его натяжение…

Больше он не успел вымолвить ни слова. Властимир провел кончиками пальцев левой руки по запору. Будто сотня иголок вонзилась в его ладонь, но потом боль пропала. Обруч с цепью со звоном упал на пол.

— Вот это да! — выдохнул старик.

Опустившаяся на колени, чтобы распрямить уставшую спину, Морина смотрела на происходящее с открытым ртом, но потом опомнилась и простонала:

— Что вы наделали… Теперь вы все погибнете от своей же доброты!

Старик не удостоил девушку и взглядом. Его лицо и тело начали меняться. Видевшие это люди застыли как околдованные. Борода его укоротилась наполовину и стала вдвое пышнее, лицо немного посветлело, он потолстел, выпрямился, стал выше. Только линялый старый халат остался линялым и старым, но старик ловко выудил из кучи тряпья узорный, шитый золотом пояс и затянул его на талии.

Окончив превращение, он подошел к гостям и молвил:

— Ну-у, и какое у вас ко мне дело?

Морина сжалась в комочек в углу комнаты. Рюрик и два волка-оборотня не спускали с нее внимательных глаз. Она пыталась было обольстить норманна, но тот оказался достаточно искушен в женских штучках, и ее вздохи не достигли цели. Юноша просто не слышал их. Что же до волков, то Морине и в голову не приходила мысль, что она сможет целоваться со зверем, даже если знать, что под его шкурой — настоящий, довольно привлекательный мужчина.

Путешественники сидели на низких скамеечках в том самом зале, где накануне ужинали. Опять был накрыт стол, и опять полусонные абу-зъяны прислуживали гостям. Они тоже не замечали своей госпожи, скорее потому, что подле девушки стояли два решительно настроенных волка.

Волшебник с аппетитом закусывал, наверстывая упущенное. По его словам, когда Морену-Мару-Смерть выселили с севера в незапамятные времена, она некоторое время странствовала по свету, пока ветер не забросил ее сюда. Сначала, правда, она попала на пиратский корабль, но сумела уничтожить половину команды, и оставшиеся в живых согласились высадить ее там, где она захочет. Но девушка обманула их — они стали первыми, кто превратился в деревья на этом острове. Тогда здесь растительности было совсем мало. Теперь больше половины острова покрывали густые леса — ведь только первые десять лет заколдованный человек сохраняет разум. Потом он деревенеет, превращаясь в настоящее дерево, расколдовать которое невозможно.

Сам старик жил здесь, в этом же замке, на берегу этого озера. Он увидел одинокую девушку и…

— Вы тоже не устояли перед ее красотой? — понимающе закончил Буян.

Волшебник кивнул.

— Именно, — молвил он, проглотив поджаристый кусочек мяса. — В конце концов, я нормальный человек и мой порыв был естествен… Я догадывался о том, кто она, но понял, что не ошибся, только тогда, когда было уже поздно. Я оказался в подвале на цепи и принужден был выполнять ее прихоти. Она пользовалась моим искусством для того, чтобы сломить волю людей, что попадали к ней. Но сегодня ей немного не повезло…

— Конечно, — вставил Властимир, — она, верно, не догадывалась, что среди нас может быть волхв!

Морина с ненавистью посмотрела из своего угла на славян, но не сдвинулась с места.

— Не совсем, — охладил восторги победителей волшебник. — Просто сегодня у меня кончилась одна травка, без которой яд, который она давала вам, не подействовал.

Девушка вскрикнула.

Мечислав, услышав ее голос, отшатнулся, прячась за плечи Буяна.

Гусляр приобнял юношу за плечи.

— Прости меня, — молвил он. — Но я сразу почувствовал ее природу — меня учили те, у кого учился твой отец. Я не мог выйти против нее сразу, приманка была нужна… Но я же не намного опоздал?

— Нет-нет, все хорошо, — поспешно отозвался Мечислав, опуская глаза.

Волшебник тем временем осушил поданный абу-зьяной кубок и обратился к славянам:

— По вашим словам я понял, что вы не просто искатели приключений. Кроме того, среди вас… слепой… Мне бы хотелось узнать, что подвигло вас на это путешествие.

Властимир опустил голову, а Буян, не чинясь, поведал волшебнику обо всем с самого начала — и о граде Резани, что на севере на берегу реки Оки стоит, и о прошлых подвигах сидящего здесь князя, и о врагах, которые появились у него после этого, и о том, что задумали враги в отместку ему. Поведал он и о волках-псоглавцах, что град пожгли, а самого князя искалечили, и о Кощее, что на своем острове хранит воду живую, и о том, что приключилось с ними в замке Кощеевом, и об их пути вынужденном.

Все сказал Буян, ничего не утаил — и о смерти Кощеевой упомянул, прибавив только в конце:

— Думали мы, что из-за нее люди пропадают на сем острове, ан оказалось — ошибаемся мы. Знать, пора нам дальше в путь-дороженьку, иной остров искать, иное место…

— Ну почему же? — улыбнулся волшебник.

Буян, услыхав эти слова, просто онемел, а волк-Гаральд, забыв о Морене, скакнул к волшебнику с рычанием:

— Повтори, что ты сказал?

— Я сказал, что, возможно, вы у цели, — Волшебник гладил бороду и снисходительно поглядывал на ощетинившегося Гаральда, онемевшего гусляра и всех прочих, что не сводили с него глаз. Морина тоже смотрела, и в ее очах было столько ярости, что ошибиться в истинности слов старика было невозможно.

— Ты понимаешь, что ты говоришь, отче? — севшим голосом молвил Буян. — Я слышал — дуб на пустынном берегу, сундук в цепях…

Волшебник улыбнулся еще шире.

— Верно ты слышал, друг, — сказал он, — но и прочие слышали то же самое. Слишком многие ведали, где смерть Кощеева сокрыта, а посему перепрятывали ее несчетное количество раз, а всем говорили про дуб на пустынном берегу, хотя от дуба того давно за древностью лет один пень остался. Я поселился здесь несколько веков назад и в первые же дни исследовал весь замок, ведь построил его не я — кто-то еще… В подвалах я обнаружил целую кладовую. Чего там только не было!..

— А ларца? Ларца из негной-дерева не было? — подался к нему Буян.

— Ларцы были, и все разные. Может, и из негной-дерева — я и половины не рассмотрел, когда бродил по подвалам, — месяц ведь оттуда не вылезал, а лишь четверть обошел и назад вернулся.

Волк-Гаральд заскулил, забывая от волнения человечью речь. Если четыре месяца бродить по подвалам, когда же он сбросит волчью личину! Синдбад был огорчен не меньше, но терпел.

— Вы позволите нам осмотреть подвалы сии? — вымолвил Буян.

— И позволю, и сам помогу, — весело ответил волшебник. — Только одна загвоздка есть.

— Какая же?

— А такая, что ларец сей не из простого негной-дерева изваян, наложено на него заклятье особое — не каждый сможет его увидеть. И сможет это человек, если поможет ему в сем деле Нечуй-трава…

Услышав такое, Буян даже рассмеялся:

— Надеялся ты нас испугать, отче? Нечуй-траву я знаю — слыхал про силы ее заветные. Если и ты о ней ведаешь, должен нам сказать, есть ли она у тебя.

Волшебник покачал головой.

— Нет, — спокойно молвил он.

Властимир тихо ахнул и отшатнулся — он уже начинал верить, что их путь подходит к концу, а тут выходило, что опять им в путь собираться.

Буян, глянув на его посмурневшее лицо, угадал его думы и ринулся к волшебнику.

— Где она растет, говори! — воскликнул он.

— Не растет она здесь, человече неистовый, — выдохнул волшебник, поднимаясь. — Сам то должен знать, коли и правда волхв. Нет у Нечуй-травы ни корней, ни пристанища. Живет она в ветре, с ним по свету носится. Где ветер ее изронит, там она и лежит, покамест иной какой вихрь ее с места не подхватит да на новое не перенесет. А помочь обрести ее я могу, коли поверите мне и с советом моим согласитесь!

Искоса смерив взором князя, гусляр встал. Он догадывался, что потребует от них волшебник. Но его удивило, что, опираясь на руку Мечислава, Властимир поднялся тоже и шагнул на голоса.