О лучезарных запою,

лазурь на звуки разбивая…

Блистает лестница в раю,

потоком с облака спадая.

О, дуновенье вечных сил!

На бесконечные ступени

текут волнующихся крыл

цветные, выпуклые тени.

Проходят ангелы в лучах.

Сияют радостные лики,

сияют ноги, и в очах

Бог отражается великий.

Струится солнце им вослед;

и ослепителен и сладок

над ступенями свежий свет

пересекающихся радуг…

Из пламени Господь их сотворил, и встали

они вокруг Него, запели, заблистали

и, ослепленные сияньем Божества,

расправили крыла и заслонились ими,

и очи вспыхнули слезами огневыми.

«Бог — лучезарная, безмерная Любовь!» —

шестикрылатые запели Серафимы;

метнулись, трепеща, приблизились и вновь

откликнулись, огнем божественным палимы,

и слезы райские из ангельских очей

свободно полились, блеснув еще светлей…

Одни на небесах остались, и звездами

их люди назвали. Они горят над нами,

как знаки Вечности… Другие — с высоты

упали в этот мир, и на земле их много:

живые отблески небесной красоты,

хвала, предчувствие сияющего Бога,

и пламенной любви блаженная тревога,

и вдохновенья жар, и юности мечты.

Они над твердью голубой,

покрыв простертыми крылами

Зерцало Тайн, перед собой

глядят недвижными очами

и созерцают без конца

глубокую премудрость Бога;

и, содрогаясь вкруг Творца

и нагибаясь, шепчут строго

друг другу тихое: «Молчи!»,

и в сумрак вечности вникают,

где жизней тонкие лучи

из мира в мир перелетают,

где загораются они

под трепетными небесами,

как в ночь пасхальную огни

свеч, наклонившихся во храме.

И бытие, и небосвод,

и мысль над мыслями людскими,

и смерти сумрачный приход —

все им понятно. Перед ними,

как вереницы облаков,

плывут над безднами творенья,

плывут расчисленных миров

запечатленные виденья.

Стоял он на скале высокой, заостренной…

     В широкой утопала мгле

земля далекая. Стоял он на скале,

     весь солнцем озаренный.

От золотых вершин равнину заслонив,

     клубились тучи грозовые,

и только вдалеке сквозь волны их седые

     чуть вспыхивал залив.

И на горе он пел, задумчиво-прекрасный,

     и видел под собой грозу,

извивы молнии, сверкнувшие внизу,

     и слышал гром неясный.

За тучей туча вдаль торжественно текла.

     Из трещин вылетели с шумом

и пронеслись дугой над сумраком угрюмым

     два царственных орла.

Густая пелена внезапно встрепенулась,

     и в ней блеснул просвет косой.

Прорвал он облака. Волшебно пред горой

     равнина развернулась.

И рощи темные, и светлые поля,

     и рек изгибы и слиянья,

и радуги садов, и тени, и сиянья —

     вся Божия земля!

И ясно вдалеке виднелась ширь морская,

     простор зеркально-голубой.

И звучно ангел пел, из мира в край иной

     неспешно улетая.

И песнь растаяла в блуждающих лучах,

     наполнила все мирозданье.

Величие Творца и красоту созданья

     он славил в небесах…

Заботлива Божественная мощь.

Ей радостный дивится небожитель.

Оберегает мудро Промыслитель

волну морей и каждый листик рощ.

Земных существ невидимый Хранитель,

послушных бурь величественный Вождь,

от молнии спасает Он обитель

и на поля ниспосылает дождь.

И ангелы глядят, как зреет нива,

как луг цветет. Когда ж нетерпеливо

мы предаемся гибельным страстям

и поздняя объемлет нас тревога,

слетает в мир посланник чуткий Бога

и небеса указывает нам.

Поведал ангел мне: порочная жена

для ветреных утех покинула супруга,

и вскоре умер он, жестокого недуга

недолгий, кроткий раб… Из-за морей она,

вину свою познав, тревожно возвратилась,

прощенья жаждала и только прах нашла…

Ночь беспросветная, печали ночь сошла.

Вдова бессонная рыдала и молилась,

томима памятью блистательных грехов,

и медленно брела по дому. Звон шагов,

скрип половиц гнилых в покоях одиноких,

все было как упрек, и слезы без конца

лились и сердце жгли. Исчез с ее лица

румянец радостный. В ее мольбах глубоких,

в дрожанье сжатых рук смерть ранняя была.

Тускнели впалые, заплаканные очи,

но скорбная душа ответа все ждала.

Воистину она раскаялась в те ночи!

И это видел Бог, и Он меня призвал

и чудо совершить позволил: я из рая

спустился в некий сад, могилу отыскал,

как вихорь, пролетел над гробовым крестом,

и сила дивная, мне данная Творцом,

вдохнула снова жизнь в безобразное тело…

Земля растрескалась. Могила опустела.

Передо мной стоял недавний труп, теперь —

широкоплечий муж; и я, взмахнув крылами,

«Иди!» сказал ему, и твердыми шагами

он к дому подошел, раскрыл бесшумно дверь,

вошел, как некогда, высокий, тихий, стройный,

благословил ее, в чело поцеловал

и вновь ушел во мрак с улыбкою спокойной.