Следом за ним из экипажа вышел плотный блондин лет тридцати, с несколько угрюмым выражением на чисто выбритом лице. Их спутники, два стройных лейтенанта, — шатены, с красивыми, холеными лицами, украшенными маленькими усиками, — были очень похожи друг на друга, хотя один и был намного старше.

Чернов поздоровался со всеми и, обернувшись, подозвал Андрея и Володю. Братья подошли и поклонились.

— Николай Михайлович, — сказал Чернов, обращаясь к Баранову, — позвольте вам представить прапорщика морской артиллерии Андрея Никифоровича Яковлева. Он оказался для меня ценным помощником, как по усердию, так и по опытности, — не по годам — и по знанию местных условий.

— Однако, Константин Давыдович, — отвечал Баранов, пожимая руку Андрея своей нервной, но крепкой рукой, — несмотря на столь ценную помощь господина Яковлева, орудия еще не установлены.

— Как я и предполагал еще в Петербурге, пришлось усиливать корпус, а это потребовало много времени. Но ручаюсь вам, что послезавтра все будет закончено и «Веста» сможет начать кампанию. Мы с Андреем Никифоровичем работали по семнадцать часов в сутки.

Баранову, видимо, стало неловко за свое замечание.

— Извините, Константин Давыдович, — и он снова пожал подполковнику руку, — я не мог этого знать. Благодарю вас и господина Яковлева за усердие. А кто этот молодой человек? — он повернулся к Володе.

— Это юнкер, Владимир Никифорович Яковлев, направленный на «Весту» для прохождения месячного практического плавания. Рекомендую его вашему благосклонному вниманию — юнкер Яковлев, несмотря на то, что практическое плавание начинается по правилам только 15 июля, уже более недели, с приходом «Весты» из Одессы, добровольно трудится на судне.

— Очень рад слышать о вашем усердии, господин юнкер, — сказал Баранов, подавая Владимиру руку, — постараюсь сделать так, чтобы на борту «Весты» вы действительно чему-либо научились. Я много плавал в свое время под командованием адмирала Григория Ивановича Бутакова. Так вот он считал, что каждый офицер, как он выражался, «должен быть лучшим матросом и лучшим боцманом своего судна», чтобы иметь нравственное право требовать от подчиненных строгого выполнения их обязанностей. У него юнкера во время практического плавания работали кочегарами и механиками.

Он посмотрел на несколько перепуганного Володю и улыбнулся.

— Впрочем, к топке я вас не пошлю, а вот помощником машиниста поработаете — морскому офицеру в наше время нужно знать машину. В случае боя будете при мне ординарцем. А пока, молодые люди, извольте познакомиться со своими товарищами по кают-компании.

После этого Андрей и Владимир были представлены старшему офицеру «Весты» лейтенанту Владимиру Платоновичу Перелешину и его младшему брату — минному офицеру Михаилу Платоновичу. Плотный блондин оказался артиллерийским офицером Аполлоном Кротковым. Потом Яковлевы узнали от Чернова, что Кротков четыре года уже как окончил Михайловскую артиллерийскую академию, хорошо образован и принимал участие в испытаниях приборов Давыдова.

— Через несколько дней из Кронштадта приедут еще несколько офицеров, — сообщил Баранов — но, судя по размерам парохода, — он указал на «Весту» — балтийский экипаж может оказаться недостаточным. Константин Давидович, вы не прикидывали потребное количество людей?

— Только по артиллерийской части, Николай Михайлович.

— Ну что же, мы этим немедленно займемся, не так ли, Владимир Платонович? — старший офицер поклонился в знак согласия, но спросил:

— А где мы возьмем людей, если в них обнаружится надобность?

— Да в 1-м черноморском экипаже, — ответил Чернов, — адмирал Аркас, уверен, возражать не будет. Господин прапорщик, — он кивнул в сторону Андрея, — сам из этого экипажа и, надеюсь, подтвердит мои слова.

— Точно так, — согласился Андрей, — охотники в нашем экипаже всегда найдутся. Народ все бравый, — прибавил он, боясь, что балтийцы могут усомниться в качествах черноморских матросов.

— Вот и прекрасно, — обрадовался командир, — очень рад, что с этой стороны все в порядке.

На пристань вступил отряд матросов. Настил задрожал от согласной поступи 50 человек. Впереди браво шагал унтер-офицер с дудкой на груди. Но даже без нее, взглянув на большое красное лицо с выкаченными глазами, которыми унтер «ел» начальство, Володя безошибочно признал боцмана из сверхсрочников. Поравнявшись с группой офицеров, тот повернулся лицом к колонне, несколько шагов прошел спиной и скомандовал сиплым басом:

— Стой!

Строй стал как вкопанный.

— Направо!

Матросы, как один, повернулись лицом к офицерам.

— Смирно!

Строй застыл.

— Вольно, — негромко сказал Баранов, — здравствуйте, молодцы!

— Здравия желаем, ваше благородие, — ответили матросы настолько согласно, что слова слились в сплошной раскатистый звук.

— Поздравляю с прибытием на наш корабль!

— Рады стараться, ваше благородие! — опять единым дыханием выкрикнул строй.

Баранов обратился к Перелешину-старшему:

— Владимир Платонович, осмотрите вместе с Власовым корабль на предмет поселения матросов. Пускай сегодня отдыхают, а завтра начнут помогать рабочим.

Перелешин и боцман поднялись на корабль.

Владимир с понятным любопытством рассматривал матросов, с которыми придется целый месяц плавать, а может быть, и сражаться. Народ это был крепкий, сильный и явно тщательно подобранный. Видно было, что это старослужащие, пробывшие на флоте не менее четырех — пяти из положенных семи лет.

На пристань въехали телеги с матросскими сундуками, одновременно с трапа сошел боцман Власов.

— Гей, братва, — распорядился он,- разбирай барахло и в кубрик!

Матросы весело стали хватать свои сундуки и переносить на палубу.

Баранов пожелал ознакомиться с судовыми документами и чертежами и вместе с Черновым тоже ушел на корабль. Наслушавшись от отца о презрительном отношении «аристократов» к «черной кости» и сам уже за свою недолгую службу успевший столкнуться с примерами подобного рода, Андрей невольно принял чопорный вид, ожидая от оставшихся с ним офицеров чего-нибудь эдакого. Но и Перелешин-младший и Кротков оказались очень любезными молодыми людьми без всякого чванства и напыщенности. Поняв, очевидно, его чувства, они начали рассказывать о своем путешествии.

— Мы, господа, — сказал Перелешин, — еще никак не можем опомниться от торжеств по дороге. На вокзале в Петербурге собралась огромная толпа. Речи, шампанское, призывы бить турок — и так на всех станциях. Только там еще подносили хлеб-соль и иконы. До сих пор голова идет кругом.

— Скажу я вам, — заметил Кротков, — что в нашем народе эта война исключительно популярна. У всех в памяти недавние зверства турок в Сербии и Болгарии. Альтруистические идеи об освобождении родных по вере братьев-славян захватили буквально все слои общества.

— А что слышно о времени переправы наших войск через Дунай? — спросил Володя.

— Войска задержаны невиданно сильным разливом реки, — ответил Перелешин, — место и время переправы держатся в глубокой тайне. Напротив, все время распускаются ложные слухи о сроках начала и месте наступления. Говорят, в армии полно турецких шпионов, а английские газетные корреспонденты ничем их не лучше. Но, я думаю, переправа должна начаться в ближайшие дни — уже почти середина июля, и вода в Дунае должна опуститься.

— Дорогой Михаил Платонович, — Возразил Кроткой, — вот опять вы ругаете английских корреспондентов. Ну какие у вас есть на то основания?

Перелешин лукаво улыбнулся.

— Я понимаю, что мои слова возмущают вашу англофильскую душу, но, надеюсь, вы не станете отрицать, что командиры почти всех 13 турецких броненосцев — англичане, равно как и многие офицеры и матросы?[2] И что на каждом броненосце плавает корреспондент какой-либо из английских газет?

— Не стану, но эти офицеры и журналисты все люди порядочные и джентльмены.

— А вы читали, что один из этих джентльменов написал в «Стандарте» о нападении наших минных катеров на Сулин? Послушать их, и нападения-то никакого не было!