Но, хотя при изложении такого рода необходимо все время обращаться к фактам, очевидно, что оно не может превратиться в сплошное (или полное) изложение фактов. Тип письма, — советовал мне Ле Гофф, — должен быть «очерковым», не «исследовательским». Я, несомненно, последовал этому совету.
В свете вышесказанного глупость тех, кто громко вопрошает, почему нигде на страницах моей книги не говорится о «рвах Катыни», становится очевидной. Интересно, почему бы им не потребовать абзаца о массовых захоронениях в заброшенных шахтах или о расстреле в Порцузе[672]; но, похоже, редакторов «Бека» не интересуют массовые захоронения. Но итальянские-то критики, ополчившиеся на меня, могли бы на этом настоять! Может быть, поставить мне в вину преступное замалчивание английской бомбардировки Дрездена или усмирения французами Алжира, которое стоило жизни 700 тысячам человек; ведь к тому и другому апеллировал, весьма жестко, Бернар-Анри Леви («Corriere della Sera», 7 декабря 2005 г., с. 44), резко полемизируя с последней законодательной инициативой французов (закон № 158 от 23 февраля 2005 г.)[673], которая гласит; «Les programmes scolaires reconnaisent en particulier le role positif de la presence franchise outremer, notamment en Afrique du Nord, et accordent à l’histoire et aux sacrifices des combattants de Гагтёе franchise issus de ses territoires la place eminente à Iaquelle ils ont droit»[674]. (Фашисты тоже обосновывали нападение на Эфиопию тем, что эта страна изнывала под гнетом рабства и мракобесия — что, конечно, имело место, — а потом набирали в армию «аскари», чтобы показать, как Итальянская Африка, освобожденная, поставляет бойцов для итальянской «родины».)
Не распространялся я и об ужасающих цифрах работорговли, цифрах, которые заставили бывшего президента Клинтона «просить прощения», как Войтыла просил прощения за всех замученных инквизицией.
Короче говоря, замечания, которые, в перспективе[675] «общей» истории Европы XVIII-XX веков, я мог бы сделать самому себе за то, что оставил в тени преступления «великих демократий», возможно, были бы куда строже, чем те, что получены из Баварии. Я, конечно, обрисовал вкратце тернистый путь, какой пришлось пройти в парламентах культурной, цивилизованной Европы идеям аболиционистов. Я вспомнил о том, как якобинский Конвент отменил рабство в колониях (февраль 1794); как Бонапарт восстановил это постыдное явление[676]; как в конце концов принцип свободы и равенства одержал победу в новой французской Палате 1848 года. Но я не мог предвидеть, что через несколько месяцев после выхода в свет моей книги в большой французской печати поднимется дискуссия, в ходе которой Бонапарт — частично, по крайней мере — будет «оправдан»: ведь даже Джефферсон, славный президент США, был «рабовладельцем» (Э. Леруа Ладюри в «Le Figaro» 3 декабря 2005 г.).
Теперь перейдем ко второму вопросу: что же на самом деле вызвало неудовольствие в Баварии, поскольку «обвинения» относительно Сталина, ГУЛАГа и т. д. не имеют подсобой оснований? (Учитывая также «прецедент» книги Тилли, которую «Бек» опубликовал не дрогнув.)
Речь идет о главе 14: «Холодная война и отступление демократии». В данной главе я высказал взгляды, по правде говоря, отнюдь не оригинальные: что «холодная война» явилась серьезным фактором отступления демократии не только на Востоке, но и на Западе. Примером тому, как известно, послужило «возвращение» бывших нацистов во властные структуры едва родившейся Федеративной Германии. Все это происходило при активной поддержке Соединенных Штатов, особенно когда (1952) государственным секретарем США стал брат Аллена Даллеса, Джон Фостер Даллес. Я припомнил отказ ФРГ официально заявить — чего требовала Чехословацкая республика — о том, что Мюнхенский пакт, заключенный в сентябре 1938 года, утратил силу; также отказ, столь же упорный и внушавший еще большую тревогу политикам, признать границу по Одеру-Нейссе; упомянул я и о том, как немецкая коммунистическая партия была объявлена вне закона; и, наконец, осветил щекотливые «казусы» Зеебома и Глобке.
Сдержанный критик Рудольф Лилл — один из немногих, кто не требовал от меня регулярных припадков бешенства по поводу цинизма Сталина, — указал мне на то, что Аденауэр был вынужден принять в свою команду бывшего нациста, не раскаявшегося и помышляющего о реванше, такого, как Зеебом: иначе он не мог рассчитывать на поддержку крайне правых в парламенте. (Зеебом был лидером Немецкой партии (Deutsche Partei) до 1960 г., потом перешел в ХДС, партию Аденауэра, не переставая выступать в защиту Мюнхенского пакта)[677]. Я долго раздумывал над замечанием Лилла и пришел к выводу, что его интерпретация совершенно согласуется с тем, что написал я (в самом деле, кто бы усомнился в антинацизме Аденауэра uti singulus[678]?). Тогда почему же Лилл полагал, будто он критикует, если на самом деле он подтвердил написанное мною? Вот как я это объясняю: зачастую вместо того чтобы судить о книге (мысли и пр.), люди дискутируют о том, что написано в газетах по поводу этой книги (мысли и пр.). Так, кружась в этой неистовой «кадрили», они, в конце концов, обсуждают то, чего нет, даже не пытаясь выяснить, что же там есть на самом деле. Предельный случай — обвинение, высказанное по баварской «шпаргалке», будто я написал, что в августе 1939 года не было раздела Польши, в то время, как я долго распространялся о «сокрушительных» последствиях (с. 251-253) означенного раздела!
Но вернемся к истинам, которых нельзя касаться. Говоря о «неудобной» эпохе в послевоенной немецкой истории (обо всех ее перипетиях можно осведомиться в фундаментальном труде Энцо Коллотти «История двух Германий 1945-1968», «Эйнауди», Турин, 1968), я отметил, что США, особенно в те восемь лет, когда у власти был Эйзенхауэр, с равной снисходительностью относились как к франкизму (в обмен на военные базы, которые предоставил Франко), так и к «возвращению» бывших нацистов в Германию. Факт поразительный, особенно если вспомнить ту оправданную суровость, с какой США производили антинацистскую чистку в оккупированной Германии.
Это (очевидное) наблюдение вызвало к жизни пункт № 3, процитированный в начале: «you put the Adenauer-government more or less on the same level as Franco’s dictatorship». А ведь я даже не упомянул о казусе Гелена. Рейнхардт Гелен, генерал СС, руководивший «советской секцией» в нацистских шпионских структурах, был завербован Алленом Даллесом еще до окончания войны. Вначале он был magna pars[679] в спецслужбах ФРГ (Bundesnachrichtendienst), затем перешел непосредственно в ЦРУ Статьи, обличавшие «дело» Гелена, были опубликованы в лондонской «Daily Express» 17 марта 1952 г., в цюрихской «Weltwoche» 6 августа 1954 г., в штутгартской «Christ und Welt» 19 августа 1954 г. и так далее. Поразительно, что имя Гелена не упоминается ни разу на 545 набранных убористым шрифтом страницах книги Детлефа Фелкена под названием «Dulles und Deutschland.
Die amerikanische Deutschlandpolitik 1953-1959» [«Даллес и Германия. Американская политика в Германии, 19531959»] (Bouvier-Verlag, Bonn-Berlin 1993).
Не забудем и вклад Симона Визенталя, его замечательной книги «The Murderers Among Us» [«Убийцы среди нас»] (1967, в том же году переведена на итальянский в издательстве «Гарзанти»), в разоблачение пособнической роли, какую сыграло среднее звено властных структур ФРГ в деятельности «ОДЕССы» (организации, защищающей бывших эсесовцев: «Organisation der ehemaligen SS-Angehòrigen»)[680]: без пособничества властей эта деятельность вряд ли была бы возможна.
