Литмир - Электронная Библиотека

– Не вижу ничего мрачного, – заявил Павел, полюбовавшись глубоким рвом и часовыми возле подъемного моста. – К тому же, здесь мы в безопасности.

В этот момент лакей внес кипящий самовар и Мария Федоровна оставила реплику супруга без ответа. Она вообще как-то сжалась, а в глазах загорелись мрачные огоньки. Молча она разлила свежий чай, но сама к своей чашке не притронулась. Император же явно наслаждался крепким, ароматным напитком, и не обращал на перемену в настроении супруги ровно никакого внимания.

Закончив чаепитие, супруги церемонно пожелали друг другу спокойной ночи. И для Павла ночь действительно прошла спокойно, он даже спал дольше обычного, хотя на следующий день был мрачен, рассеян и то и дело подносил руку ко лбу.

– Здоровы ли вы, друг мой? – осведомилась за обедом императрица, заметив состояние супруга.

– Вполне, – буркнул Павел. – Немного болит голова.

– Приказать капель?

– Обойдусь без ваших микстур, мадам. Еще отравите…

Присутствующие за столом великие князья, княгини и княжны сделали вид, что ничего не слышат, всецело поглощенные едой. Павел окинул их подозрительным взглядом и произнес загадочную фразу:

– Ничего. Недолго осталось.

Потом резко встал, бросил на стол скомканную салфетку и вышел из столовой. К вечеру голова разболелась еще сильнее, появился какой-то звон в ушах, смутное беспокойство, и пришли те самые невеселые мысли о своей жизни, которые упрямо отгоняли сон.

Наконец Павлу удалось забыться, но сон этот оказался недолгим. Шум в прихожей, поднятый первой группой заговорщиков, мог не услышать только глухой.

Внезапно разбуженный Павел вскочил и спрятался за ширму. И тут же едва не упал, ощутив сильнейшее сердцебиение. В глазах у него потемнело, в голове пронеслось: «Я умираю». Он из последних сил бросился к двери, ведущей на половину супруги, отодвинул засов, повернул ключ и… обнаружил, что дверь заперта с той стороны.

– Мари! – захрипел Павел. – Откройте дверь! Мне плохо…

Но открылась совсем другая дверь – в прихожую, и в спальне появились заговорщики со шпагами в руках. Павел оцепенел от ужаса. А Платон Зубов предложил государю «для высшего блага России» подписать акт об отречении, который один из офицеров положил на стол.

– Подпишите, ваше величество, и вы спасете себя и страну.

Каким-то образом в руках у Павла оказалось перо, уже окунутое в чернила. И в этот момент на него накатил второй приступ головокружения, куда сильнее первого. Император покачнулся, захрипел и упал головой вперед, угодив виском в острый угол массивного письменного стола. Из пробитого виска брызнула струйка крови, несколько капель попали на заговорщиков…

Через несколько секунд все было кончено. Перед оцепеневшими присутствующими лежало бездыханное тело с пробитой головой и синим, точно от удушья, лицом. Император Павел скончался, причем налицо были все признаки насильственной смерти.

Около часа ночи, получив известие об успешных действиях заговорщиков, Пален вошел в комнату Александра. Он объявил, что Павел только что скончался от сильнейшего апоплексического удара.

Александр расплакался, но граф прервал его и жестко сказал:

– Хватит ребячества! Я сдержал слово, вашего отца никто пальцем не тронул. Такова, видно, была воля Божья. Благополучие миллионов людей зависит сейчас от Вашей твердости. Идите и покажитесь солдатам!…

Тщетно. Александр был безутешен, винил в гибели отца только себя и рвался принять монашеский сан «во искупление греха отцеубийства». Масла в огонь неожиданно подлила его мать. Она появилась из своих покоев полностью одетая, словно и не ложилась спать в эту ночь, и закричала:

– Теперь я, и только я, ваша императрица! Я тоже хочу царствовать! За мной!..

Никто не отозвался на ее отчаянный призыв: во-первых, подвел сильный немецкий акцент, а во-вторых никто, кроме нее самой, никогда не видел ее на престоле ни в каком качестве. Новоиспеченной вдове пришлось вернуться к себе, где она несколько часов билась в страшной истерике, обвиняя в гибели мужа буквально всех, а прежде всего тех, кто пробил висок ее обожаемому супругу, а затем задушил его.

Като появилась в комнатах брата тогда, когда он, обессиленный от слез и доведенный чуть ли не до безумия настойчивыми призывами супруги к благоразумию и царскому достоинству, в полуобмороке лежал в кресле. Бросив короткий, далекий от приязни взгляд на невестку, уже почти императрицу Елизавету, Като подошла к Александру и сказала:

– Сашенька. Надо выйти к солдатам. Иначе – кровь, смута и хаос.

И после короткой паузы, словно по наитию, добавила:

– Не думай о себе, не думай о нас, думай о России.

И Александр повиновался. Он вышел на балкон и произнес оттуда краткую речь:

– Мой батюшка скончался апоплексическим ударом. Все при моем царствовании будет делаться по принципам и по сердцу моей любимой бабушки, императрицы Екатерины!

Солдаты ответили ему радостными возгласами.

Весть о смерти Павла вызвала у жителей Санкт-Петербурга бурную радость. Когда Александр перебирался из Михайловского замка в Зимний дворец, народ громко его приветствовал, его обнимали на улицах. Булгарин написал в те дни, что у самого Тацита не нашлось бы достаточно красок, чтобы описать всеобщее ликование, наполнившее сердца при известии о воцарении великого князя.

Сам же Александр отправился в апартаменты Великой княжны Екатерины и провел там взаперти несколько часов. О чем они разговаривали? Какие слова нашла Като, чтобы убедить брата в неизбежности свершившегося? Неизвестно. Но именно с этого времени и в течение долгих лет брат и сестра были практически неразлучны, хотя это вызывало и не слишком приличные слухи, и явное раздражение вдовствующей императрицы.

После похорон Павла, его несостоявшийся наследник, принц Вюртембергский, вернулся на родину. Като не сожалела об этом: потрясенная трагической гибелью отца, она стремительно повзрослела и уже не грезила о практически несбыточном. Ее детство кончилось одновременно с юностью, точнее, в тот день, когда пришло письмо о смерти ее старшей сестры Александры.

В жизни Екатерины Павловны начиналась совсем новая глава.

Глава третья. В любви, как на войне, на войне, как в любви…

«-Итак, Павел все-таки скончался именно в тот день, когда это было зафиксировано исторически.

– Да. Но Мария утверждает, что заговорщики действительно пальцем его не тронули.

– Но пробитый висок и синюшное лицо…

– Висок объясним естественными причинами, просто кому-то было выгодно утверждать, что это сделано заговорщиками. Но как бы ненавидим ни был Павел, поднять руку на монаршью персону в те времена…

– Так что же, снова таинственный отравитель?

– Так предполагает Мария. Во всеобщей суматохе ей удалось взять образчик крови, которая натекла из виска на пол и передать его нам.

– И…

– В крови обнаружены следы яда. Как и предполагалось, растительного происхождения, достать его можно у тех, кто бывал на Востоке, в частности, в Индии. Он отличается еще и тем, что действует не сразу, а в течение многих часов, иногда даже – суток двое.

– Тем не менее, мать постоянно обвиняет сына в том, что он позволил свершиться убийству. Александр внушаем, к тому же он действительно не возражал против того, чтобы его отец отрекся от трона. Они все там были перепуганы насмерть планами сумасшедшего императора.

– Кроме воспитанницы нашей Марии?

– Она-то как раз больше всех потеряла из-за внезапной гибели отца. Он почти назначил принца Евгения Вюртембергского своим наследником, а Екатерину предназначал в жены либо ему, либо…

– Кому же еще?

– Всего-навсего гражданину Бонапарту, к которому внезапно воспылал страстной любовью и мечтал на пару с ним править миром.

– Очень в стиле Павла: пленного турка сделать графом и ближайшим доверенным лицом, а любимую дочь выдать за простолюдина-авантюриста. К тому же женатого.

19
{"b":"234781","o":1}