– Пригласите ко мне мадемуазель Алединскую, – приказала императрица слугам, сервировавшим чай.

Да, сейчас ей была нужна именно эта девушка: тихая, тактичная, умеющая поддержать любой разговор, но умеющая и молчать ровно столько, сколько нужно. Идеальная компаньонка… иногда. Последняя просьба покойной подруги незабвенной молодости, графини Прасковьи Брюс, много лет разделявшая забавы и заботы императрицы.

Потом шалунья-графиня заигралась: увлеклась очередным фаворитом своей царственной подруги, да еще была ею застигнута в самый неподходящий момент. Фаворита Екатерина выставила немедленно, а подруге повелела отправляться в дальнее имение за Уралом, и сидеть там смирнехонько, опасаясь монаршьего гнева. Позже, правда, смягчилась, и позволила Прасковье ездить, куда угодно, кроме Санкт-Петербурга и Москвы. А потом…

Екатерина прекрасно помнила тот день, когда ей доложили о посланнице с письмом от графини Брюс. Императрица давно уже все простила и забыла, да и фаворитов с тех пор было немало. Так что посланницу приказала допустить до своей персоны. И увидела стройную, среднего роста девушку, одетую в глубокий траур и не блиставшую красотой. Это была Мария Алединская.

А письмо было последней просьбой умирающей графини. Прасковья просила Ее Императорское величество не оставить своими заботами круглую сироту-бесприданницу, свою полу-воспитанницу, полу-компаньонку, которая собралась в монастырь, но обещала письмо доставить.

– Что вы умеете, моя милая? – обратилась Екатерина к девушке.

– Все, что будет угодно вашему величеству, – тихим, приятным голосом ответила та. – У моей покровительницы-графини, царствие ей небесное, я была чтицей.

– На каком же языке?

– Я знаю английский и русский, хуже – французский.

«Странно, – подумала тогда Екатерина. – Русский понятно, но вот английский… Им у нас мало кто владеет. Тем более, лучше французского…»

– А по-немецки вы читаете?

– Нет, ваше величество. Я плохо понимаю немецкий и совсем не умею говорить на нем.

– Что же, с немецким у меня и без вас говорунов предостаточно. Если я предложу вам быть чтицей у меня? Вы можете сразу переводить на русский английские книги?

– Конечно, ваше величество. Я могу быть вам полезной и в другом: мой покойный батюшка увлекался медициной и меня приохотил.

– Да я здорова, милая, спасибо. Что ж, последнюю волю покойных надо уважать. Я оставляю вас при себе. Только траур снимите, не люблю я эту черноту.

– Слушаюсь, ваше величество.

– Деньги то у вас есть?

– Милостями покойной графини оставлено мне сто рублей на взнос в монастырь.

– Туда еще успеете. Я прикажу сшить вам новое платье. Жить будете за комнатами моих придворных дам, я распоряжусь. А через три дня будьте готовы приступить к своим обязанностям.

Девушка молча склонилась в глубоком реверансе…

С тех пор прошло пять лет, Мария прижилась при императрице, всегда была рядом, если нуждались в ее услугах, и тихо исчезала, когда не была нужна. Сегодняшний вечер был как раз таким, когда, кроме Марии, императрице никто не был нужен. Тихая беседа, гадание на картах, в котором девушка была великой искусницей, какой-то особый легкий массаж перед сном, после которого императрица спала куда лучше обычного. Да, неоценимое наследство ей оставила беспутная Парашка Брюс, упокой Господи ее душу.

Тихий стук в дверь прервал воспоминания императрицы. Мария появилась, как всегда, быстро и почти бесшумно.

– Садись, милая, – ласково обратилась к ней Екатерина. – Что-то устала я нынче.

– Ваше величество не щадит себя. Не только нынче, вчерашнего дня хлопотали без передышки, да и до этого…

– Так ведь рожала эта дуреха, невестка моя. Тяжело на сей раз рожала. Я думала – мальчик…

– На все воля Божья, – тихо ответила Мария. – Добавить в чай отвар? Я принесла.

Мария умела, ко всему прочему, делать какие-то травяные отвары, успокаивающие нервы, облегчающие тяжесть в желудке, исцеляющие легкие простуды.

– Добавь, милая. Была бы ты мужчиной, сделала бы тебя своим лейб-медиком.

– Спасибо, ваше величество, только я не врач.

– Да знаю. Только от тебя толку больше, чем от всех этих коновалов. Ты невестке моей отнесла снадобье свое целительное?

– Как всегда, ваше величество. Но боюсь…

– Что?

– Их высочество великая княгиня мои отвары не жалует.

– Что так?

Мария позволила себе слегка усмехнуться:

– Боится, наверное, отравы.

– Дура моя невестка! – резко отозвалась Екатерина. – Дурой была, ею и осталась. Хотя и корчит из себя просвещенную особу.

Императрица имела в виду балы, которые устраивала Мария Федоровна еженедельно по понедельникам и субботам, чтобы развеяться и оживить жизнь «второго двора», в Гатчине. Иногда любителями высокой словесности на сцене гатчинского театра ставилась комедия или устраивался вечер, посвященный литературным дискуссиям, в котором принимали участие заезжие литераторы. Библиотека дворца насчитывала сорок тысяч книг.

Без затей Великой княгини Гатчина, подаренная императрицей сыну после рождения первой внучки, Александры, несмотря на пышный дворец, была бы очень похожа на образцовую казарму. Не исключено, что именно поэтому Великий Князь Павел фанатично привязался именно к этому месту и довольно быстро в непосредственной близости от Санкт-Петербурга возник настоящий прусский уголок, откуда все русское было безжалостно изгнано.

Великая княгиня Мария Федоровна почти мгновенно приспособилась к полуказарменной атмосфере их новой резиденции. Она выращивала редкие цветы и растения, занималась живописью, резьбой по камню, рукоделием, интересовалась естественными науками, даже повелела оборудовать крохотную лабораторию для химических опытов… Не такой уж дурой была невестка, как считала ее августейшая свекровь.

– Кажется, великая княгиня сама огорчена, что снова родила девочку, – мягко перевела разговор Мария. – Она так стремится угодить вашему величеству…

– Ты права, – усмехнулась императрица. – Мне пришлось не только помогать при родах, но еще и успокаивать великую княгиню. Надеюсь, следующим ребенком все-таки будет мальчик. Девок мои детки нарожали предостаточно, хорошо хоть сначала двух мальчиков мне подарили. Вот и вожусь теперь при каждых родах ее высочества: все жду внука. Да и ее, дуреху, жалко…

Мария отвернулась, скрывая улыбку. Екатерина жалости не испытывала ни к кому и никогда, она просто не знала такого чувства. А действовала уже исключительно ради поддержания в глазах общества имиджа образцовой свекрови. К своей невестке она, после первых восторгов, довольно быстро охладела.

Получив столь желанного внука, она стала находить в женщине, произведшей его на свет, чуть ли не одни недостатки: легкомыслие, эгоизм, лукавство, притворство, честолюбие и даже откровенную глупость. Хотя Великая княгиня была ничуть не глупее большинства окружавших ее женщин. А то, что ее больше занимали семейные, а не государственные ценности… Вряд ли сама Екатерина обрадовалась бы, окажись ее невестка точной копией ее самой.

Эту холодность снова могло бы растопить появление на свет мальчика. Но судьбе угодно было осчастливить царскую семью еще одной дочерью. Правда, такой, о которой ее старший брат, тогда уже император Александр, впоследствии скажет:

– Если бы Като родилась мужчиной, я бы передал ей трон хоть завтра, нимало не беспокоясь при этом о судьбе России. Эта женщина была рождена для короны…

– Ну, все хорошо, что хорошо кончается, – отставила Екатерина пустую чашку. – Ты пока ступай, Мари, а после ужина придешь мне почитаешь. Барон Гримм новую книгу прислал, английскую. Пишет, что о какой-то новой методе воспитания. Посмотрим…

Мария склонилась в реверансе и бесшумно выскользнула из комнаты. А Екатерина перешла в кабинет, дописать, наконец, начатое еще днем письмо. Оставлять дела незавершенными она терпеть не могла.

«К сожалению, какое бы имя ни получали мои внучки при крещении, все будут плохо выданы замуж, потому что ничего не может быть несчастнее русской великой княжны. Они не сумеют ни к чему примениться, все им будет казаться мелким… Конечно, у них будут искатели, но это приведет к бесконечным недоразумениям… При всем том может случиться, что женихов не оберешься».