- Скажу по правде, все как есть, - повесил он свой длинный нос, - не все тарабарцы так, как я, думают... Многие еще Бармалеевым духом дышат. Других народов на дух не переносят. Поселяются ради легкой жизни на землях других народов и требуют запрета на их права и языки. А чуть что деревянных солдат на подмогу кличут. А все почему? Да потому, что таких, как я, истребляли. Вот их почти и не осталось. Но я сказочный герой. Мне проще. Вспомнили меня, из тряпки ситцевой сделали - и снова я тут как тут разговоры разговариваю. А кто попроще, тот испугался. И спасения ради в бармалееву ложь уверовал. Духом его пропитался. Старшим надо всеми народами себя возомнил. Забыл о равенстве, ради которого царя Гороха всем миром сбрасывали, весь горох извели под корень... Братство попрал ради мелкой выгоды... Много таких среди тарабарцев! Обесславили они свой народ. И тем, что на своей земле не держатся и не обустраиваются, и тем, что в чужих краях без уважения к хозяевам себя ведут: ничем не дорожат, все под себя гребут, а других ни в грош не ставят. Вот что Бармалей да царь Горох своей ложью с великим народом творили: все доброе в нем истребляли, лишь дураков на развод оставляли. Чтобы дурак на дураке ездил и дураком погонял. А о правде не догадался. Но многие среди тарабарцев тоже только прикидывались дураками, чтобы понапрасну своей кровью пиявок товарища Дуремара не кормить. Больше и больше их день ото дня становится. И хотят они того же, что и все - своими собственными тарабарскими делами заняться, в своем доме с толстяками да крысами бессчетными разобраться. Сложность в одном. Если все народы под видом братства подневольными были, то тарабарцы были не только подневольные, но и больше всех одураченные. Ведь они для Бармалеев да Горохов старались. А сами думали, что это о них да об ихнем языке так правители позаботились, что надо всеми народами главными поставили. Вместо полицейского да надсмотрщика.

- Что вы несете! - заорали депутаты толстяков. - Ведь в зале дети! Ведь все транслируется по тарелочкам с наливными яблочками!

- Пора председателю навести порядок! Применить силу! - командирскими голосами перекрикивали толстяков деревянные солдаты.

- Так это же хорошо, что в зале дети! - хлопнул в ладоши Петрушка. Может, они послушают меня и умнее родителей вырастут. Дорогие мои земляки, тарабарцы! Если вы косо смотрите на другие народы в их же собственном краю, если вас коробят их языки в их же собственном доме - какие же вы им братья? А если и вы, ребята, чувствуете то же самое, знайте: у вас в душе поселился маленький Бармалейчик. И со временем он превратится в большого!

Топот и грохот прервали речь Петрушки - депутата от тряпичных кукол. Это буянили деревянные солдаты. Они дубасили кулаками из железного дерева в фанерные бушлаты, громыхали кованными сапогами, скрипели зубами так, что искры сыпались и дым валил. В зале запахло военным переворотом. Для этого не хватало только команды.

Может, она и прозвучала. Но поднялся такой гам, что ее не услышали. Ивашка-дурачок долго звонил в трамвайный звонок, пока навел порядок. И Петрушка сказал, что хотел, до конца.

- Было ли братство между нашими народами? - поставил он вопрос ребром. - Убежден, было. Когда царя Гороха сбрасывали. Братьями были и те сказочные герои всех народов, которые не хотели поддерживать Бармалея. Вместе на Дуреморканале гибли да в огне. Я - один из них! Мы и теперь братья, раз сообща поднялись против кривды за правду. И наши народы тоже все честные люди разных национальностей. Но что это за братство, если от него никому счастья не было? Я отвечу. Наше братство - братство по несчастью. Братства по счастью нам построить не удалось. И не удастся, хоть как прошлое перестраивай, пока мы не разоблачим бармалейщины и не осудим ее на все времена. Пока все народы не получат обещанной свободы. Пока каждый из них не станет полным хозяином на своей земле. Пока непрошенные гости не перестанут именем братства требовать у хозяина отказаться от своего родного языка и навсегда забыть о своих правах в собственном доме, на своей земле. Если тарабарский народ поймет это - он вернет себе уважение народов. Он перестанет быть послушной игрушкой в руках угнетателей - банды толстяков. И мы станем братьями по счастью. Братскими станут и языки. На ошибках, говорят, учатся. У нас их было столько, что нам впору стать мудрыми. Так вынесем же справедливое решение: каждый народ - хозяин в своих пределах. И начнем с принятия закона о родных государственных языках. Развеем ложь. И тогда, возможно, Страну Дураков нарекут в Мире Сказок Страной Мудрецов...

- Нам такая петрушка не нужна! - свистели и орали депутаты от толстяков.

- Ишь, какой! Клюква ему развесистая не нравится! - лютовали деревянные бушлаты.

- Прикуси язык! Не сунь свой нос в языковый вопрос! Не то барбос откусит нос! - пуще всех бушевал неукротимый депутатище Незнайка.

Его было слышно без микрофона. Незнайка завывал в ночной горшок из дворца царя Гороха. Голос коротышки разносился из ночной посудины, словно из подземелья.

Среди сторонников Петрушки тоже поднялся ропот. Иванушка-дурачок трезвонил беспрестанно в трамвайный звонок. Лишь депутат Пачкуля терпеливо ждал своего часа. Судя по всему, он близился. Отмытая рука Пачкули скрывалась под черной перчаткой. Ее ослепительная белизна должна была оставить ярчайший след в темной истории Страны Дураков. Одним ее взмахом Пачкуля отметал свое запятнанное прошлое, на которое так напирали его противники по выборам, и обретал новое имя с новой судьбой. Когда он станет Чистюлей и жертвой клеветников, никто не посмеет ему напомнить, что слово "кандидат" в переводе означает "незапятнанный". И он навсегда одурачит всех избирателей. И этим будет обязан вождю всех времен и народов гениальному товарищу Бармалею. И никому больше...

А если по правде, то немножечко и себе. Самую малость! Не полагаясь на случай и острое зрение депутатов, кое-что Пачкуля предпринял на свой собственный страх и риск. После помывки, завитой и надушенный, он явился прямиком к крашеному Лису Миките. Тот всегда держал нос по ветру и первым узнавал, в какое время и в какой цвет необходимо перекраситься. Раньше пламенно красный, Лис Микита какое-то время ходил барвинково-голубым, а теперь прибавил к этому цвету еще и желтый. "Защитная окраска! порекомендовал он. - Но все зависит, в каком регионе вы собираетесь спасать свою шкуру". Он продемонстрировал запасы и других ходовых красителей. Но Пачкуля проследовал к бочке со светящейся бело-зеленоватой краской и окунул в нее по локоть обе руки. На тот случай, если с другой до голосования что-то случится. То-то будут светиться! Даже слепые кроты увидят!

Вокруг кипели страсти. Но Пачкуля был спокоен. Он был уверен в успехе. Потому что если даже враги оторвут ему одну руку, он все равно проголосует другой. Тоже предусмотрительно замаскированной черной перчаткой.

Пачкуля чувствовал, что становится опытным, предусмотрительным политиком. Лиса Микиту, который знал о его проделке, он решил после своего торжества расстрелять и пустить на мыло. А его шкуру подарить гражданке Шапокляк. И одним выстрелом убить двух зайцев. Опасного свидетеля убрать. А свою покровительницу - ублажить.

Занятый хозяйственными мыслями, депутат Пачкуля других почти не слушал. Поначалу выступил Ходжа Насреддин - депутат от краев, где соловей вечно поет о своей любви к прекрасной розе. Скучно! Но глубокочтимый Ходжа рассказывал притчу. О том, как представители двух народов, большого и малого, нашли кусок золота. "Разделим его по-братски!" - сказал будто бы представитель большого народа. "Нет, лучше по-честному", - будто бы ответил представитель малого. Депутат уверял, что с этой притчей ему наказывали выступить избиратели. "Мои края богаты черным золотом - нефтью и белым золотом - хлопком, - сказал депутат Насреддин. - Почему же тогда мы нищие?!" Для особо непонятливых он объяснил, что многие о нынешнем братстве именно такого мнения. И просил решать вопрос о судьбах народов, начиная с закона о родных языках как государственных, не по-братски, а по-честному. Как и положено в сказках.