— Сейчас голову Таги-хана носят по Кучану, — с печалью и гневом в голосе говорит Курбан-Нияз. — Враги хотят убедить народ, что революция закончилась. Но они забывают о бесстрашных воинах — Бехадере и Кава.
— Ах, оставь, Курбан-джан, — говорю я, — без Таги-хана мы беспомощны, как дети...
— Кто тебе сказал об этом? Мы еще покажем врагу, на что способны простые люди Ирана!..
На рассвете «Молния» покидает Сейдабад и направляется в сторону Мешхеда. Вместе с нами едет и Курбан-Нияз.
Вид у наших эскадронцев удрученный: на запыленных, бронзовых от солнца и ветра лицах застыла скорбь. У всех на рукавах черные повязки... траур в память о погибших бойцах в Джафарабаде и Кучане.
Вечером мы с Аббасом разыскали Арефа и Мирза-Ма-меда. Обо всем случившемся они уже знают. О смерти Та-ги-хана сейчас говорит весь Мешхед. Да что Мешхед — весь Хорасан!..
— Но враг глубоко заблуждается, — говорит нам Ареф, — думая, что смертью Таги-хана завершится революция. Теперь она только начинается. Настоящая, народная революция! Дальше терпеть гнет англичан и проклятых каджаров иранский народ не станет. Сейчас наступил благоприятный момент. Его нельзя упускать!
В тот же день выходит экстренный выпуск «Бахар». Газета подробно рассказывает о гнусном заговоре против очень популярного в народе генерала, вскрывает преступную роль в расправе над Таги-ханом коварного Кавам-эс-Салтане, Таджмамед-хана и Махмуд-хана-Новзари.
«Кровь мужественного Таги-хана требует мести!» — на самом видном месте крупным шрифтом пишет «Бахар».
От Арефа и Мирзы-Мамеда мы отправились к Абдулло-Тарчи.
— А я весь вечер жду вас, друзья! — встречает нас Аб-дулла.
— Ждешь?! Мы ведь только что прибыли в Мешхед...
— А что нового у тебя, дорогой Абдулло?
— Знаю, заходил Курбан-Нияз и все рассказал.
— У меня лично ничего, а вот в Мешхеде есть новости! — он окинул взглядом опустевшую чайхану и понизил голос. — Откуда-то взялся у нас афганский мулла. Не поймем: что за мулла? Видели его несколько раз, и, кажется, это европеец, ловко переодетый.
— Европеец?— теперь я пожалел, что вчера больше смотрел на Махмуд-хана-Новзари и лишь мельком взглянул на этого «правоверного» в чалме.
— Похоже, что это англичанин. Если придется встретиться с ним, присмотритесь получше... Знатный мулла!
...На следующий день в Мешхеде всенародный траур — в город доставили тело Таги-хана. На площади города, у подножья горы Кухе-санги собрался весь трудовой Мешхед. Многотысячная людская масса гудит, рокочет.
На сколоченные наспех подмостки поднимается полковник Джафар-хан-Сагафи— один из соратников Таги-хана. Словно сухие поленья в бушующий костер, он бросает гневные слова в толпу:
— Таги-хана убили англичане и их пособники! Убит он руками предателей иранского народа! Позор подлым предателям! Смерть убийцам Таги-хана!
— Гнать мерзавцев с иранской земли!
Толпа негодует. Люди готовы сейчас же идти в бой и отомстить за своего верного защитника Мухаммеда-Таги-хана-Песьяна.
Хоронить Таги-хана решено было не на общегородском кладбище, а в «Баге-Надири», рядом с легендарным полководцем Надер-шахом. Таги-хан, бесспорно, это заслужил.
На могиле выступил с краткой речью Ахмед-Бахар:
— Сегодня мы провожаем в последний путь славного сына Ирана генерала Таги-хана. Клянемся, друзья, отомстить за кровь героя!
— Клянемся! Клянемся! Клянемся!— несется над толпой.
А потом наступает минута молчания. Народ прощается с Таги-ханом...
В толпе я вижу Махмуд-хана-Новзари. На лице у него печаль и скорбь. Но это маска.
— Видишь? — толкаю я в бок Аббаса.
— Негодяй!— скрипнув зубами, говорит Аббас. — В душе он рад, что уничтожен Таги-хан.
Гремят над Мешхедом, отдаваясь в горах многократным эхом, десять артиллерийских залпов. Родина прощается с героем.
Дней через десять к Мешхеду подошла армия полковника Бехадера. Среди джигитов моего эскадрона царит боевое оживление. Соединившись с армией, мы сможем вновь вступить в борьбу с врагами народа. Одна «Молния», конечно, не может сражаться с превосходящими силами реакции.
Мы встречаем Бехадера у западных ворот.
— Господин полковник!— докладываю я.— Эскадрон «Молния» в полной боевой готовности!
— Это очень хорошо, ождан Гусейнкули-хан, что вы в Мешхеде. Вашему эскадрону предстоят трудные дела, — говорит Бехадер и крепко жмет нам с Аббасом руки — Идемте со мной!
Мы оцепили здание губернского управления и арестовали Махмуд-хана-Новзари. Операция была проведена чисто без единого выстрела и кровопролития.
— А теперь ождан Гусейнкули-хан,— говорит довольный операцией Бехадер, — готовьте эскадрон к походу на Кучан.
— Слушаюсь, господин полковник!
Мы с Аббасом постарались побыстрей вернуться в эскадрон. Эту новость джигиты встретили с радостью. Все давно горят желанием сразиться с врагами иранского народа, отомстить за пролитую кровь Таги-хана, Ходоу-Сердара и сотен других бойцов, погибших в неравной борьбе.
— Эх, завтра и выступить бы в поход! — мечтает Аб-бас. — Чего ждать?
— Удобного момента, — говорю я. — Ошибку Таги-хана повторять не следует.
— А вдруг враг сам перейдет в наступление, — не унимается Аббас — и в один прекрасный день перестреляет нас как куропаток!
— Этого ждать можно. Но нельзя забывать и о том, что в Кучане сейчас сосредоточены самые крупные силы реакции. В Хорасане это самое опасное место.
— Ну и что?
— Необходимо подкрепить армию Бехадера. Взять несколько эскадронов из армии Кава и Алиризе-хана-Шам-шира.
— Да, пожалуй, ты прав,— соглашается Аббас,— повторять ошибку Таги-хана нельзя. А как ты думаешь, Гусейнкули, что сделает Бехадер с Махмуд-ханом-Новзари?
— Должен расстрелять. А, может быть, уже!..
— В Тегеран его не отправят?
— Всякое может случиться... Слушай, Аббас, сходи-ка на часок в город. Постарайся все разузнать поточнее.
...Уже полночь, а наш «посол» Аббас словно сквозь землю провалился. В городе неспокойно, и я не на шутку встревожен.
Но вот, наконец-то, появляется Аббас. Я спешу к нему.
— Ну, что нового?
Лицо Аббаса мрачнее грозовой тучи. От волнения он не знает с чего начать рассказ.
— Все кончено, Гусейнкули...
— Как это — все?
— Погибла наша революция...
— Говори по порядку.
В армии Бехадера произошел мятеж. Группа продажных офицеров освободила Махмуд-хана-Новзари и заставила Бехадера сложить полномочия. Бехадер струсил и согласился. Теперь армия в руках Махмуд-хана-Новзари.
— Кто тебе сказал?— я чувствую, как мой лоб покрылся каплями холодного пота.
— Об этом говорит весь Мешхед!..
В городе полнейшая анархия. Армейские части нападают друг на друга. Сильные разоружают слабых. Многие дезертируют.
Губернатором Хорасана стал Махмуд-хан-Новзари. Постепенно он подчиняет себе армию, но волнения в Мешхеде все равно не прекращаются.
...У могилы погибшего Таги-хана многотысячные толпы. Возмущенный, готовый к борьбе народ открыто выражает свою ненависть к тегеранскому диктатору и английским колонизаторам.
Выступления народа серьезно беспокоят Махмуд-хана-Новзари. И не только его. Вчера поздно вечером из Тегерана в Мешхед прибыл специальный эскадрон для наведения порядка в городе и во всей провинции.
А сегодня утром Мешхед потрясла чудовищная новость — разрыта могила Таги-хана. Гроб с его телом исчез.
— Поганые шакалы!— зло ругается Аббас. — Вонючие гиены! Даже мертвого боятся оставить в покое!..
К полудню гроб с останками Таги-хана нашли. Его выкопали и бросили на кладбище у Паин-хиябана. Вторично хоронить Таги-хана в Баге-Надири новый правитель Хорасана категорически запретил. После многочасовых переговоров и открытых столкновений жителей Мешхеда с правительственными войсками было решено прах Таги-хана предать земле на кладбище Дарвазае-Сараб...
— Гусейнкули, тебя вызывают к губернатору! — В голосе Аббаса тревога и волнение. Я и сам даже не подозреваю, что намерен сказать мне Махмуд-хан-Новзари. Между тем я вполне уверен, что не получу ничего хорошего. Полковник, конечно, не забыл, что я принимал участие в его аресте. — Как думаешь, Аббас, идти мне или нет? — Обязательно — говорит Аббас. — Только пойдешь не к губернатору, а к Арефу. Мы должны решить, что делать дальше? Эскадрона нашего считай уже нет, и Махмуд-хан-Новзари в любую минуту может расправиться с нами.
