Великий Мерв Он раскинулся на равнине у реки. Большинство построек в нем из глины. Издалека виднелись яркие украшения мечетей.

Мервские базары на весь свет славились изобилием и богатством. Расположены они были у ворот внутреннего города, неподалеку от старой мечети. В день святой пятницы базарные площади заполнялись густыми людскими потоками Странное разнообразие, смешение рас, одежд, обычаев. Во всей этой массе преобладали люди с черными, опаленными лицами. Тут и там — красные халаты хорезмийца и серебристые широкие пояса мидийца…

Неторопливо взмахивая широкой кистью и смачивая нежные плоды водой, торгует индус; а рядом, щелкая длинными желтыми ногтями по тонкой, как яичная скорлупа, чашке, священнодействует раскосый китаец. Он торгует заклинаниями и разными чудесами…

Огузы отличались на этих базарах дерзостью, ловкостью и деловитостью. Кто знает, может степняков манили и волновали огромные богатства или людские сборища?..

Пожалуй, самое почетное место на базаре занимали ткачи. В их уголке базара искрились «алача» — женские платья с широкими полосами, сшитые из разных сортов шелка, и тонкие, как паутинка, платки. У канала, где женщины и дети с окраин города готовили лепешки и чай, земля была устлана коврами.

И если продавец «алача» старался блеском и шуршанием шелковистой материи привлечь внимание покупателей, то хозяин ковров мудрил иначе — он с силой сворачивал их: плотный ковер развертывался сам…

Дикие татары с косыми глазами и острыми скулами хохотали от радости, меняя свою одежду из лошадиных шкур на легкие, красивые халаты.

А дальше тянулись ряды менял, книготорговцев, золотых дел мастеров, москательных торговцев, ряды с сахаром, восточными сладостями и пряностями.

Торговые ряды кончались, а улицы с богатыми домами и мечетями тянулись дальше.

Ягмур обогнул крепость султана, переехал четыре широких канала и на одной из улиц долго смотрел, как поливальщики бережно делили воду. В каналах были устроены деревянные заслонки, а в них виднелись отверстия, которыми люди измеряли струю воды.

Высокий, бородатый тюрк командовал поливальщиками с лошади.

— Будьте вы прокляты! — кричал он горожанину, не в меру затопившему свой сад. — Или вы думаете, что вода не нужна соседу! Эй, кто там! Запомните… Этот дом до шабадана (Шабадан — июль) не получит ни капли воды. Будет так или я стану презренным ослом.

Он хлестнул лошадь плетью.

Хозяин дома, пышнобородый бухарец, виновато опустил голову и запер резную дверь на тяжелый кованый запор.

Ягмур проехал богатые кварталы и направился к закоп ченным мазанкам. За тамдырами, возле арыка стоял тяжелый, густой запах от копошившихся шелкопрядов и пропаренных коконов, от которых брали блестящие гладкие нити. Юноша подгонял скакуна, напевая про себя песню, когда-то услышанную от мастера Айтака. Теперь Ягмур знал, что такое свобода. Он чувствовал ее, и она была для него дороже всего на свете. Пусть в кармане ни дирхема и над головой в самую холодную ночь только звездное небо, но он теперь свободен, хозяин своей судьбы.

— Эй! — раздался вдруг чей-то хриплый голос, и грубая, жилистая рука схватила коня под уздцы. — Ты где добыл такого красавчика? — Ягмур только тут увидел направленное в грудь копье. Перед ним стоял рябоватый слуга хозяина караван-сарая. Сам хозяин выглядывал из ворот соседнего дома. — Не подарил ли тебе его эмир? — усмехнулся стражник. — А может, украл, собака? — и скуластый кипчак рванул повод.

Ягмур скорее почувствовал надвигающуюся беду, чем сумел сообразить в чем дело. Со свистом опустив плеть на кипчака, он ударил коня пятками. Жеребец испуганно заржал, вскинул передние ноги и, отбрасывая стражников, рванулся вперед. Над ухом Ягмура просвистело копье.

— Вай, правоверные, держите вора! — неслось по улице. — Это же конь нашего бека. Эй-и..! — призывал стражник, тяжело припадая на левую ногу.

Ягмур свернул в ближайшую улицу и остановился у большого хауза. Тут его окликнул испытующий старческий голос:

— Эй, джигит, не коснулась ли твоего сердца тень сомнения?… Или дела похуже?.. Но даже умирающему в пустыне оказывают уважение, дарят внимание…

Ягмур оглянулся и увидел знакомого дервиша. Опираясь о палку, старик пристально посмотрел юноше в глаза и сказал, кивая на коня:

— Кто бросает случайного спасителя, тот может забыть и своих друзей. Разве не он помог тебе в трудную минуту? Почему ж бока его впали, ребра торчат. Имея лошадь, хозяин должен иметь и корм. А ты, видно, после вчерашнего и сам не держал во рту ни крошки и коня не кормил. Не дорог тебе друг?

— Скорее дам отрубить руку, чем коня потеряю.

Дервиш взялся за повод и, похлопав коня по крутой шее, сказал:

— Рядом тут живет мой друг. У него нет тонких кушаний, но найдется кусок чурека и охапка свежего сена для лошади.

Поклонившись, Ягмур повел коня за стариком. У невысокого размытого дождями дувала, дервиш остановился и трижды стукнул палкой в старенькие ворота.

— Да будет благословенен тот час и день, да поселится в этом доме счастье и покой! — осторожно ответил он на тихий вопрос хозяина.

Ворота тихо приоткрылись и на улицу вышел невысокий, плотный человек, в широком ярком халате, с длинным ножом у пояса. Густая борода заволновалась, и хозяин упал на колени перед гостем.

— Пусть продлится ваше пребывание на земле сто лет и один год!

Дервиш поднял хозяина и, прижав руку к груди, тихо ответил:

— Слава аллаху! Все ли в семье живы и здоровы?

— Зачем об этом спрашивать? — все так же низко кланяясь, ответил хозяин дома. — Как здоровье моего дорогого гостя?.. Эй, кто там в доме, стелите ковры, готовьте лучшую еду!

Гости прошли на мужскую половину двора, а их лошади остались под развесистым деревом. Странники долго пили чай и только после этого хозяин начал разговор.

— На базаре слышал, что вы, мой учитель, были в Самарканде.

— Далек мой путь. Был у стен священной Мекки. — Дервиш посмотрел на Ягмура. — Мой путь покрыт пылью дальних дорог и святыми молитвами о счастье бедных.

Ягмур понял намеки дервиша.

— Не знаю, как вас благодарить, — еле слышно ответил юноша. — Нет у меня на этой земле никого, кто бы мог защитить меня от обидчика. Похоже, что я ищу того, чего не потерял. Спешу к тем, кто меня не ждет.

— Крик твоего сердца я услышал в караван-сарае… Ты не одинок, мой сын, с тобой справедливость и добро. Такому богатству может, позавидовать каждый. А родственниками славного джигита будут подвиги!..

Рассказ Ягмура не удивил старших. Хозяин спокойно подливал чай, а дервиш осторожно клал в рот маленькие кусочки сушеной дыни, пожевывал.

Хозяин двора внимательно слушал, а когда Ягмур закончил, то поднялся и ушел в дом. Старик-дервиш белыми, выгоревшими глазами молча смотрел на обвалившийся ду-вал. Вернулся хозяин. Длинным острым ножом он разрезал бичеву у крепко стянутого свертка.

— Возьми и переоденься, — сказал он.

Рубашка и халат были не по росту большие, но Ягмур быстро приладил их, подвернув рукава.

Хозяин дома опустился на колени, будто хотел прочесть молитву, и прошептал:

— Твой гороскоп составлен в счастливую минуту. Я такой же огуз, только родина моя в далеком Ираке. Слушай, брат мой! Всем, что ты видишь вокруг, я обязан ему… — и он низко поклонился дервишу. — Он подобрал меня в Балхе, когда я бежал из плена, и увлек за собой, как поток щепку. В этом доме знают, что такое несчастье. Пусть мой дом станет и твоим домом.

— Примите в благодарность и вы мое сердце, Абу-Муслим! Судьба прошедшей ночью свела меня с достойным богатуром Чепни, который знает мастера Айтака.

— Чепни достойный воин, — поддержал дервиш юношу.

— Я дал клятву отомстить за мастера Айтака. Это и привело меня в Мерв в поисках черной, горбатой змеи, — Ягмур нагнулся и тихо добавил. — В моем хурджуне таятся драгоценности, которые теперь, когда смелый Чепни указал мне на летучих мышей дворца, я не знаю — какому продать их ювелиру.