Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Катрены-двойники

ЦЕНТУРИЯ VIII[135]

Когда ожиданья многих обманут,
Народ реформаторам грех не простит.
Воздушные замки в декретах завянут,
И сор от иллюзий по свету летит.
Возможен ля искренний мир между ними,
И кто из них выше — монарх или Господь?
Богов отвергают земные кумиры,
Дух Божий в монархе святит нашу плоть.
Народ вызывает и ужас и жалость.
Простой человек обманул сам себя.
Сражаются стаи волков, зубы яро оскалив,
В содружестве всех, никого не любя.
Трибуны лелеяли ропот народа,
Внушая, что Бог будет против него.
Не всем негодующим это в угоду,
Раз добрых деяний не видно кругом.
Надежды на помощь все крепнут и крепнут,
Но, Господи, сколько ж приходится ждать!
Ведь силы народные блекнут и меркнут
И многим приходится долго страдать.
Ну что ж! Будет рад иностранный правитель,
Что Вену и Австрию с войском займет.
Трибуны, солдаты, остановитесь!
Пусть яростный гнев ваш скорее пройдет!

ЦЕНТУРИЯ IX

1. Все письма — призыв к коренным переменам,
    Бурэ, переводчик, их взял со стола, —
    И здесь демагог с краснобаем тому набьют цену,
    Кто множество благ всем своим обещал.
2. Скорее, скорее, скорей уходите!
    Из Монт Авентайна разносится зов,
    Колонья с семьей! С Аримини и с Прато бегите!
    Здесь жизнь насыщают страданья и кровь.
3. Ведь из ничего[136] вспыхнут бури в Равенне,
    Бунт сильных пятнадцати душит Форнез,
    А в Риме пожары и кровь благоденствия сменят,
    Ведь два двухголовых уродца окрест.
4. Могущество двум дано выборной властью,
    Изгнанник отброшен в позорную тень.
    Разграблен весь дом и повсюду несчастья,
    И в нови колышется пасмурный день.[137]
5. Из третьих рядов он продвинется в первый,
    Опорой ему станет сброд, а не знать.
    Тиран оккупирует Пизу и Люкку, наверно,
    Громила с низов мог людей усмирять.
6. Полки англичан наводняют Кайену,
    И здесь аквитанцы присвоили власть.
    Ну как, Лангедок, хороши перемены?
    Вот барбоокситанцев намерены звать.
7. Злой дух обитает в старинной гробнице.
    Открывший — захлопни ж, захлопни скорей!
    Но поздно, и бедствию дали разлиться,
    И лучших оно не щадит королей.
8. Никто не уйдет от возмездия свыше,
    Сам Бог покарает волчат и волков.
    Отца принц убил, и потомки об этом услышат,
    Цени ж Тайнописцев минувших веков!
9. Мистический свет виден в храме Весталок,
    Останки колонн, точно мачты затопших судов.
    Тень девочки с лампой в руках пробежала.
    Низмесцы! Разлив сокрушает ваш кров.[138]
10. Монах и монашка у трупа ребенка,
     Чье тельце стекольщик случайно нашел…
     К военному лагерю с Фойкса проложены тропки,
     Готовься, Тулуза, принять эту боль.
11. На смерть осужден был совсем невиновный,
     И зрелище казни пьянило людей.
     Потом здесь чума разжигала жаровни,
     И судьи бежали отсюда скорей.
12. Кому серебро этих статуй вернули?
     Диана с Меркурием видят озерное дно,
     Рыбешки над старым сосудом блеснули,
     И золото в нем никому не сдано.
13. Бежали они из темницы салонской,
     Свирепый болоньец, моденские два,
     Костер с Буранкоза открыл их тряпье и обноски,
     И ночью всех видно у скользкого рва.
14. Готов для преступников чан над Равенной,
     Чая с медом, с оливковым маслом, с вином.
     Живьем в нем кипеть будет всякий повинный:
     Семерка предстанет в Бордо пред судом.[139]
15. Парпан не сумеет помочь кардиналу.
     Куда же, куда непокорным бежать?
     Три мирных и немощных пять устояли,
     Бургонский прелат может их поддержать.
16. Блеск молний одобрят лихие созвездья,
     Тот блеск омрачит центр Майенских лесов.
     Кровь с листьев стекает на зверя из бездны,
     Великие люди похожи на псов.
17. Страна не сорвется в глубокую бездну.
     Решительный Франко друзей созовет.
     Пускай неприязнь дипломатов исчезнет:
     Испания силой традиций живет.[140]
18. Что ж! Новый король любит кровопролитье,
     И умер для Франции век золотой.
     Вы третьего сына Нероном Креста назовите,
     И он воссоздаст Форнерон дорогой.
19. О славе империи знают фламандцы,
     Дофин сделал лилии частью Нанси.
     Уйдя с лучших мест, трудно с болью расстаться,
     Под гнетом препятствий сам Монморанси.
20. Он ночью идет сквозь леса возле Рейна,
     А камень белеет в Волторте-Херне,
     Весь в сером монах вызвал бурю в Варенах,
     Где вольные люди и храмы в огне.
21. С собора Блуа виден мост чрез Луару,
     Король и прелат встретят зло на мосту.
     У Лонских болот воевали недаром,
     Раз все духовенство отсюда сметут.
22. Придворным здесь надобен вкрадчивый шепот:
     Король был в соборе вблизи от дворца,
     А Альба с Мантором, ступив на садовые тропы,
     Кинжалом и словом пронзают сердца.
23. Недаром обрушилась кровля у дома.
     С продавленным черепом сын короля.
     Молитва отцу не приходит на помощь,
     И праздничный блеск не полюбит земля.
24. Их двое, детей королевского дома.
     Карета бежит от дворца над скалой,
     Поездку сады монастырские помнят,
     Где плод недозрелый качался с листвой.
25. Известье летит из Испании птицей,
     Крылом задевая куст роз у моста…
     Быстрее, чем мысль, эта весть разлетится:
     Безирс для погони еще не устал.
26. Уход его глуп: нет серьезной причины.
     Неверно, что папа ему угрожал.
     Люблю освежающий ветр в Пиомбино
     И стены в Вультрее в зеленых плащах.
27. Достигший высот изменяет дофину.
     Мост сломан, и ветер повалит забор.
     Но старый Текон в тех делах неповинен
     И герцогу стелет в знак дружбы ковер.
28. Встречай Геную и Сицилию пушечным громом!
     Летит над Иллирией рой парусов.
     Не видишь: с Венеции и Масильона
     Противник с венгерцем схватиться готов.
29. Да! Он Сент-Квентин никому не уступит,
     И он же с упорством захватит Каллас,
     Дома, корабли у Шарье испугаются крови и трупов,
     Так новый порядок встречают у нас.
30. Пуолская гавань и Сент-Николас видны с борта,
     Корабль норманнов качал фанатичный залив.
     «Алла!» — слышен крик с Византийского порта,
     Кадиз и испанцы крестов не сдали.
31. Земля на куски раскололась от взрывов,
     Полузатоплены развалины островов Сент-Джорджа.
     Есть бреши в соборе у края обрыва,
     И Пасха идет сквозь жестокость и ложь.
32. Порфирий! Сквозь время плывут манускрипты,
     Подобно словесным большим кораблям.
     Твой череп истлел, но твои паруса не забыты,
     И мысль не догнать даже будущим дням.[141]
33. Он будет сильней европейских монархов,
     Его называют французской грозой,
     Италия сбита великой нападкой,
     И Рим Геркулесовой схвачен рукой.
34. Свершилось — один пятистам его предал.
     Нарбонн! И ты, Солк! Чем зажечь фонари?
     Ведь явь станет хуже кровавого бреда,
     Монархия в зареве штурмов горит.[142]
35. Теперь победителям роз не кидают,
     К бесславию шел белокурый отряд,
     В полях Македонских успех Фердинанда бросает,
     И он с мирмидонцем сцепиться не рад.
36. Юнцы короля оттеснили от трона.
     Он гибнет — топор занесен с высоты.
     Сигнал светит с мачт: берегись беззаконий,
     Три брата друг другу — враги и скоты.[143]
37. «Кругом! Шагом марш!» всем мостам с ветряками,
     Теченью реки и дворцам на Тулузском пути
     Декабрь дал приказ и взмахнул ветровыми руками.
     Бассейн всей Гаронны крутящимся диском летит.[144]
38. Французов, поди, будут ждать у Ажана,
     Подсобник с Нарбонна беспечностью пьян,
     Теперь англичане, рашельцы с Бордо выступают по плану.
     Епатьян! И ты пострадаешь от ран!
39. Гляди: в Арбизеле, в Гревари так лихо.
     Савонна взята штурмовою волной.
     За старой стеной над дворцом — бой и дикие крики.
     Их слышат Гвиара, Шарье и Гасконь.
40. Летит в Сен-Квентин шум листвы Баурлиса.
     Фламандцы в Абее идут под удар.
     Путь к миру гвардейскою шпагой пронизан,
     Двух юных сынов ждет нежданный угар.
41. Да! Герцог теперь уже занял Карпентрез,
     И черный берет его с красным пером,
     Вот Генрих Великий царит в Авиньоне под ветром,
     И в римском посланье оплакан был шторм.
42. К Тунису откатится варвар разбитый.
     Мы вместе: Монако, Сицилия, вся Генуя,
     С Венецией флот снарядим знаменитый:
     Не быть полумесяцу в наших краях.
43. В бою — измаэлиты и крузодеры,
     В огне паруса десяти кораблей.
     Неверные и христиане — в неистовом споре,
     Но в небе теперь над мечетью светлей.
44. Скорее беги из проклятой Женевы,
     Где золото станет железной звездой,
     Оттуда на землю лучи устремятся из гнева,
     И небо подаст нам свой знак пред враждой.
45. К чему ему истина в важных вопросах?
     Он ложью свои поправляет дела.
     Законы и совесть он вовсе отбросил.
     В Париж и Пьемонт злая скорбь забрела.
46. Он в мантии красной идет по Тулузе:
     Не грешников — жертвы ища средь людей.
     Тень тыкв в огородах над камерой пыток не сузят,
     И новые казни предвидят везде.
47. Проекты реформ составлялись напрасно,
     Раз голову слову снес переворот.
     Смещенный монарх пред судьбою опасной
     Ворота дворца бурей крутит и рвет.
48. Шатается город у вод океана,
     Дома валит с ног сумасшедшей волной,
     Разбиты суда и мосты ураганом,
     И ветер смеется над ранней весной.
49. Война и мятеж множат груды развалин,
     К Антверпену движутся Кент и Брюссель,
     Английский король к эшафоту отправлен,
     От соли с вином будет Лондон хмелеть.
50. Большим демагогом был хитрый Мендозус,
     Став демоном многих горячих юнцов,
     Здесь варварство мечет напрасные грозы,
     Норларис — теперь — не отрада отцов.
51. Опасен для красных рост сект и религий:
     Ударами плети не выстроишь мир!
     Никто не спасется от дьявольской лиги,
     Лишь демон земной приглашен был на пир.
52. Жизнь делит всю землю на две половины,
     Одна будет с миром, другая — с войной,
     В крови захлебнется и зверь и невинный,
     Кому же вся Франция ближе душой?
53. Горели живьем три пажа в трех каминах,
     Их юный король приказал умертвить.
     Будь счастлив, живущий в дали неповинный,
     Свои же безумцу спешат отомстить.
54. Они в Корсибон прибывают с почетом.
     Равенна! Ликует ограбивший даму в порту.
     Посол Лиссабона! Морские пучины разверсты.
     Засевшие в скалах душ семьдесят с места сметут.
55. Весь Запад шатает войной небывалой:
     Никто не спасется, ни старый, ни юный, ни зверь.
     Пожары за кровью горячей бежали,
     Меркурий, Юпитер и Марс не считают потерь.
56. Их лагерь раскинулся под Наудамом.
     Оставлен в Майотах их выцветший флаг.
     Ведь более тысячи на два разделятся стана,
     Но только стан первый второму не враг.
57. Король прибыл в Друкс, чтобы вместо покоя
     Оставить незыблемым прежний закон.
     Ворота срывались с петель, трон был смят и расколот,
     И кровь короля станет шелком знамен.
58. Три красных давно поджидали француза,
     Заметив брег левый напротив Витри,
     Жив черный, но красным распорото пузо,
     И бритт был обрадован светом зари.
59. Да, красный Ник связан с нелегкою жизнью,
     И знал, что в Ферне будет схвачен Видам,
     Великий Люк счет предъявляет отчизне,
     И зависть Бургундию бриттам отдаст.
60. Далмация в страхе, почуяв пролитие крови,
     И варвар сражается в черном углу.
     Раз дрогнул туман, Измаил наготове.
     Спасет ль Португалия преданных слуг?
61. Грабитель морских побережных владений
     И в новых народах теряет друзей,
     Мессинско-мальтийский союз не ржавеет,
     Не терпит обид от чужих якорей.
62. Октябрь в день третий — под знаком великих событии,
     Возвышены будут Ругон, Мандрагора, Оппи-Пертинанс,
     Теперь Черногорец весь мир сотрясает открытьем,
     И многое грозным предстанет для нас.
63. Опять потрясения вызовут войны,
     И бедствия выветрят дух перемен,
     Не зря же Нарбонн и Байон беспокойны,
     Им больно от горя, страданий, измен.
64. Вторженцы пройдут Пиренейские горы,
     Противиться в марте не сможет Нарбонн.
     Здесь жизни сгорают, как дождь метеоров,
     Над морем и сушей разносится стон.
65. Зеленые мысли вредны для реформы,
     Раз плод недозрел — не срывайте его,
     Потомков никчемные сдвиги не кормят,
     И ложное благо не даст ничего.
66. Предвижу реформы и честную дружбу,
     Меч, вложенный в ножны, — не самообман.
     Поместья, поля и сады делу мира послужат,
     Закон станет другом залеченных ран.
67. У врат у скалы их до сотни сойдется,
     И видны ворота с Дизерских вершин,
     В Шато с мест других удалец к удальцу подберется,
     Друг Рима с крестом: ты, крепись и держись!
68. Когда заговорщики шли из Аймара,
     Солдаты таились в Ликийском лесу,
     Савону и Рону знобило недаром,
     От крови, от страха наш трон не спасут.
69. Две трети их стран изувечены градом,
     Италия с Веной поникли разбитой главой,
     Над Брессом и выше Байли — кладовые кровавого ада,
     Град создан гренобльцем и введен был в бой.[145]
70. Какое оружие сокрыто в ракете,
     Которую мчит крыловидный огонь?
     Латинское небо рвет северный ветер,
     И взорван грозою был венский покой.
71. Святыни им видимы будут у Трикса,
     Но их осквернять не осмелятся днем.
     Каркассон! Будь рад, что немилость продлится,
     С вторжением справятся долгим путем.
72. Все церкви и все синагоги зачахнут:
     Исчезнут обряды в две тысячи сто пятьдесятом году
     И Крест и Давидовы звезды истлевшею славой запахнут,
     Но милость небес люди в новом найдут.[146]
73. Тюрбан голубой завладеет всем Фойксом
     Пред тем, как Сатурн совершит оборот,
     А белый тюрбан спорит с Турцией громко,
     И звезды[147] на мачты судов созовет.
74. Убийца тайком покидает град Ферстод,
     Чернеет на пашне заколотый бык.
     Здесь плащ Артемиды взметается облаком дерзким,
     И пепел вулканов к погибшим приник.
75. С прибрежной волной будут ладить французы,
     Амбрасия с Трасией хлынут в Прованс,
     Законы и нравы их здесь они сгрузят,
     Чтоб след свой надолго оставить у нас.
76. Беда, коли мир куплен страхом и кровью.
     Два русла зажаты в железной руке,
     Жестокость и злобу Нерон сделал новью,
     Но был Кальвероном убит на реке.
77. Правитель чужой восседает на троне,
     И к смерти идут королева и сын,
     Зато конкубину злой рок не затронет,
     Раз сам победитель красой ее сыт.
78. Гречанка казалась античной богиней,
     Успех ее цвел средь дуэлей и ссор,
     Однако в Испании власть ее сгинет,
     В темнице ждет казни пленительный взор.
79. Коварный галерным командовал флотом,
     Стремясь подавить и протест и мятеж,
     Уловки слабее взбесившихся глоток:
     «Хватай командира… Души его… Режь!»
80. Пожалуй, во вред себе действовал герцог,
     Сильнейшего друга куда-то сослав,
     Деспотии в Пизе и Люкке с ним бились совместно,
     А трезвый дикарь виноград собирал.
81. Спасайся уловкой, раз чуешь засаду,
     Король перед врагами на трех сторонах,
     Измена в Лонгине была хуже ада,
     И слезы повисли росой на стеблях.
82. Обрушатся воды на град осажденный,
     И новые бедствия с ними придут,
     И все же доволен был страж удивленный:
     Внезапной атакой людей не убьют.
83. Мир — в язвах и трещинах землетрясений.
     Созвездья ломают хребты городам,
     Дворцы и мечети стоят на коленях,
     Безбожник идет по Христовым следам.
84. Полюбит мятеж серый мрамор гробницы.
     Мысль главы медуз на толпу наведет.
     Дух мести в бесправие нищих вселится
     И злобою трон на куски разнесет.
85. Гасконь, Лангедок быстро пройдены ими,
     Ажанцы держали Арманд и Реаль,
     Фоценцы дерутся и новой короны не примут,
     И бой под Сент-Полом уже грохотал.
86. К Шартрезу прорвутся Бурже и Ла Рейнцы,
     Антониев мост будет видеть привал,
     Семерка за мир, ибо схватка бесцельна,
     И скорби Париж осажденный встречал.
87. Да, храм от Туфонского леса отрезан,
     И был в Монтлехери[148] унижен прелат.
     «Мой герб на монете! Держи, не побрезгуй,
     Чеканю их сам», — ему герцог сказал.
88. Калас и Аррас пособят Терроане,
     Когда же придут и порядок и мир,
     Отряд с Аллоброкса спустился к Роане,
     Но марш убежденных был все-таки сир.
89. Семь лет улыбалась Филиппу фортуна,
     Но варвары счастье пронзили стрелой.
     Расцвет уничтожен смятением бурным.
     Что ждет Огмиона с ослабшей душой?
90. Вождь сызнова бредит немецким величьем:
     Решетки тюрьмы не задержат идей.
     У Венгрии будет иное обличье,
     Но мощь не построишь на крови людей.
91. Страдают от мора Коринф и Никополь,
     Зараза идет в Македонию, в Крым,
     Мрачат Амфиполис и плачи и ропот,
     Яд трупный на улицах трудно отмыть.
92. И вот к Новеграду правитель стремится,
     В бараний хозяева скручены в рог,
     Из тюрем вернут палача и убийцу,
     Чтоб кровь просочилась в державный чертог.[149]
93. Флот делят на три боеносные части,
     Вторая найдет пораженья и скорбь,
     С Полей Елисейских доносятся плачи,
     Часть первая мстит за безмачтовый гроб.
94. Враг правильный путь выбирает из форта,
     И вот к бастиону повозки спешат,
     Буржеские стены нашествием стерты,
     Побитый злодей Геркулесу не рад.
95. Один пропадет беззащитный корабль,
     Но слабость утратит союз кораблей.
     Штурм слаб. Братислава! Здесь враг не пограбит,
     И к варварам Любек притянут сильней.
96. В мундирах солдат побережья Арама,
     И армию новый ведет человек,
     Потухнет в Милане военное пламя,
     Вождь в клетке железной окончит свой век.
97. Не верьте, что враг не войдет в этот город,
     И герцог напрасно не ведал тревог,
     Уловкой врата отпираются скоро,
     И кровь на мечах так порадует рок.
98. Отступник к чужим поневоле подался,
     И вынужден сдаться наш вождь в Молите,
     Но есть смельчаки, что намерены драться,
     К суду тех, кто с ними идти не хотел.
99. Сёк всех осаждающих северный ветер,
     Им трудно пробиться сквозь бури и мрак,
     Дождь хлещет их плечи струящийся плетью,
     И исповедь хуже сражений и драк.
100. Пожар корабли претворяет в руины,
       И пламя в ночи спорит с светом дневным,
       В военных уловках два флота повинны,
       Победа сокрыта туманом густым.
вернуться

135

Когда печатают восьмую «Центурию», то обычно в нее включают эти катрены-двойники, хотя не исключена окончательно возможность, что они вклинились сюда из седьмой «Центурии».

вернуться

136

В оригинале лат. magna vagna, то есть великое ничто.

вернуться

137

Русские комментаторы Нострадамуса склонны усматривать в этом катрене предчувствие борьбы между Сталиным и Троцким.

вернуться

138

Весталки, как известно, должны быть девственницами, пока продолжается их служение и подчинение языческим ритуалам. Провинившихся, особенно уличенных в прелюбодеянии, тяжко наказывали, вплоть до того, что живьем зарывали в землю вместе с наполненной горючим веществом лампой, куском хлеба и кружкой воды. В южной Франции и в Италии, где немало развалин языческих храмов, есть легенды о загадочном свете в развалинах храмов весталок и призрачных фигурах, которые держат зажженные лампы в руках. Появление призрака и видимый в руинах свет — не к добру: будет наводнение или неурожай.

вернуться

139

Это жестокий род казни, применявшийся в древней Франции. Осужденных живьем кипятят я оливковом масле с примесью меда и вина.

вернуться

140

Один из катренов «Центурий», который для апологетов — неопровержимое доказательство пророческой силы Нострадамуса, а для скептиков — одно из немногих счастливейших и редчайших совпадений. Это, по мнению скептиков, стрела, наугад пущенная в будущее и совершенно случайно попавшая в цель.

вернуться

141

Порфирий (233–305) — философ неоплатоник, автор работ о Пифагоре и Плотине, возможно, оказавший решающее влияние на творчество Нострадамуса.

вернуться

142

Это — один из самых загадочных и самых поразительных катренов всех «Центурий» Мишеля Нострадамуса. Скептикам трудно поверить, что это не мистификация, а бесспорно оригинальный, напечатанный в XVI веке текст. Граф Нарбонн был военным министром Людовика XVI и не сумел предотвратить революцию. Его современник Солк сыграл предательскую роль в отношении Людовика XVI и королевы. Пятьсот марсельцев помогли свергнуть власть короля.

вернуться

143

Апологеты «Центурий» полагают, что здесь провидчески изображена казнь Людовика XVI. На месте казни, перед тем как ему отрубили голову, Людовик спросил, что слышно нового об экспедиции Лаперуза.

вернуться

144

В поэтическом отношении это четверостишие, пожалуй, наиболее творчески смелое во всех «Центуриях».

вернуться

145

В этом катрене Нострадамус, по всей вероятности, предвидит появление реактивных снарядов, что вяжется с последующим катреном.

вернуться

146

Из-за подобного рода катренов католическая церковь в восьмидесятых годах прошлого века осудила увлечение Нострадамусом. Но очень похоже на правду, что обрядовая, ритуальная сторона всех религий — христианской, иудейской, магометанской — клонится к закату.

И действительно, похоже на то, что XXI век станет началом конца обрядовой религиозности.

Но, по мнению Нострадамуса, неизбежная гибель обрядов и ритуалов не означает гибели человечности и любви, которые неизбежно станут живительным источником новой веры. Ведь «знание без веры односторонне, а вера без знания неполноценна».

вернуться

147

Марс, Меркурий и Сол.

вернуться

148

Речь идет о распрях между церковью и знатью. Печатая деньги, ценность которых невелика, герцог тем не менее берет верх над церковью.

вернуться

149

Перекладывая этот катрен к девятой центурии на русский язык, я склонен принять толкование русских дореволюционных астрологов, хотя их точка зрения и оспаривается многими. Нельзя забывать, что Нострадамус жил в XVI веке. И слухи о том, как Иван Грозный или, может быть, еще раньше Иван Третий покарал Новгород Великий, могли дойти до салонского предсказателя. Ведь Иван Грозный камня на камне не оставил от былой новгородской вольности, после того как Иван III потряс эту вольность. Во всяком случае в «Центуриях» надо видеть Нострадамуса — историка, Нострадамуса — футуролога и Нострадамуса — современника изображаемых событий.

67
{"b":"234667","o":1}