Одна из рукописей по навигации, написанная в 1721 году, под названием «Навигация или кораблеплавание плоское и меркаторское… со многих английских и голландских книг» представляет немалый интерес. Этот довольно большой труд — скорее самостоятельное произведение, чем перевод, так как авторского материала здесь гораздо больше по объему, чем переводного, что чувствуется по стилю изложения. Рукопись составлена в принятой тогда форме вопросов и ответов и легко читается.

Переводил и составлял материал штурман Иван Данилович Зимин, который в 1706 году был послан «за море в учение», а помогал ему в этой работе Иван Иванович Шамордин, купеческий приказчик. Будучи в 1722 году по торговым делам в Астрахани, Шамордин представился Петру Первому и просил об определении его в Морскую академию для окончания наук, изученных им «чрез свою охоту». Петр Первый с вниманием относился к таким талантливым самородкам и просьбу Шамор-дина удовлетворил; потом Шамордин долго служил во флоте штурманов.

В академии основой изучения морских наук считалось практическое обучение. Учебный год подразделялся на две части: теоретическое обучение зимой и весной и практика летом и осенью.

С начала навигации до поздней осени учащиеся Морской академии проходили практику на боевых кораблях Балтийского флота и береговых батареях. Некоторых направляли в Адмиралтейство учиться строить корабли. Отдельным группам практикантов поручалась геодезическая съемка районов местности с вычерчиванием карт, причем эти карты шли в правительственные учреждения для руководства в работе, так как недостаток топографских материалов особо чувствовался в таком обширном государстве, как Россия, и поэтому требовались от будущих морских офицеров немалые познания по геодезии.

Ученикам академии, проходившим морскую практику, присваивалось звание «гардемарин» (морской гвардеец), ученикам Московской школы, как правило, — «штурманский ученик». Все гардемарины и штурманские ученики должны были некоторое время отслужить простыми солдатами или матросами. На кораблях они участвовали в постановке парусов и во всех такелажных работах, «дабы всякий знал оную и мог указать во время нужды». Особое значение придавалось умению применять на практике знание навигации и астрономии.

После практики гардемарины проходили аттестацию, где им ставилась оценка, а их было три: «знает», «часть знает», «не знает», по изученным ими специальностям: штурманская, констапельская, солдатские экзерциции, матросская работа, корабельное управление.

Отпуск предоставлялся с 15 июля по 15 августа и в основном только после первого и последнего года обучения, притом только тем, кто не уходил в плавание.

Война со Швецией требовала больших расходов, и деньги на содержание академии отпускались нерегулярно. Помещения были тесными и редко отапливались. Многие ученики проживали в мазанках, нанятых для академического общежития, а часть из них расселялась по частным домам Адмиралтейского острова. В январе 1716 года, проверяя академию, Апраксин приказал часть учеников откомандировать учиться в Московскую навигацкую школу и оставить в академии только 322 человека, причем указывалось, что направлять только малодворных, за которыми числится менее пяти дворов. [16]

В последующие годы принимаются в академию только имущие дворяне в количестве 300 человек. Доступ в нее мелкопоместному шляхетству почти закрывается. Но не всегда набиралось установленное количество; вот тогда брали малодворных дворян и солдатских детей.

Выполняя приказ Апраксина, в феврале 1716 года 67 учеников Морской академии отправили учиться в Московскую навигацкую школу. В число откомандированных попал и Семен Челюскин. За матерью его было всего три двора.

По нелепой судьбе того времени Челюскин, о котором в последующих веках скажут много добрых слов как о талантливом исследователе Севера, вынужден был покинуть Морскую академию.

Об этом отважном моряке до сих пор было известно довольно мало. Последние архивные исследования автора позволяют рассказать о жизни Челюскина более подробно.

Семен Иванович Челюскин родился в селе Борищево, Перемышельского уезда Калужского наместничества, в семье мелкопоместного дворянина, стряпчего Ивана Родионовича Челюскина.[17] Владельцами села, стоявшего на берегу речки Квани, впадающей в реку Оку, были четверо дворян из рода Челюскиных. Во владении стряпчего Ивана Челюскина находился лишь «господский дом» с небольшой усадьбой и три крестьянских двора с проживающими в них восемью крестьянами.

Умер Иван Челюскин рано, оставив после себя вдову и двух сыновей: старшего — Герасима и младшего Семена, будущего мореплавателя. Пока не найдены документы, свидетельствующие о дате рождения Семена Челюскина. Судя по тому, что в 1714 году он был отправлен учиться в Московскую навигацкую школу, на год раньше своих будущих товарищей по экспедиции, он был немногим их старше, а возможно погодок или ровесник. По окончании Московской школы Семен Челюскин получил назначение на корабли Кетлинской эскадры; в 1725 году он находился на фрегате «Св. Яков» штурманским учеником.

В 1716 году часть учеников академии перевели в Москву, и в это же время во многие губернии направили указ о наборе недорослей в Московскую школу. Это было вызвано необходимостью укомплектовать школу, так как за 1715–1716 годы из Москвы в академию убыло 305 человек. Поэтому разосланный указ предписывал до марта 1716 года детям «малопоместных, за кем меньше десяти дворов, быть в учении в Москве в математической школе». [18]

23 февраля из Калужской провинции прибыла группа недорослей и среди них Василий Прончищев. Уже на следующий день Леонтий Филиппович Магницкий познакомился со многими новыми учениками, и в том числе — с четырнадцатилетним Василием. Он остался доволен подготовкой мальчика, но был удивлен, что тот не изъявил желания учиться в этой школе, а просил отправить его в Петербургскую академию, где учились трое двоюродных братьев.

Магницкий разъяснил Василию, что в этом году в академию никого не велено отсылать, а что касается выплаты «кормовых денег», он будет ходатайствовать.

В Петербург была отослана составленная писарем «челобитная» с припиской Магницкого, что Василий Прончищев успешно осваивает «начала арифметики» и скоро приступит «во окончание арифметики», а по «скаске ево» дворов за ним нет, а «есть за отцом его», а сколько дворов, не знает. В мае пришел ответ «для ведома учителю Леонтию Магницкому» кормовых денег Василию Прончищеву «не давать для того, что за ним и за отцом его крестьянских дворов он не означил, а как он о крестьянских дворах скажет и ему тогда жалованье будет».[19]

Трудно было на первых порах Василию Прончищеву — отказали в школьном жалованье и, к тому же, он попал всписок учеников, которые не поставлены на квартиры; «своих же дворов у них нет и поставить их негде». Однако Магницкий помог одаренному юноше, и Василий вскоре спокойно занимался в классе, где учился Семен Челюскин. Узнав, что оба из Калужского наместничества, они стали товарищами и потом по общим интересам и стремлениям связали свою жизнь единой судьбой — судьбой первых исследователей Таймыра.

Учился Василий Прончищев старательно, успешно закончил арифметику и геометрию. Третий предмет Московской школы тригонометрию— ему здесь не пришлось изучать. Осенью 1717 года Василия Прончищева и еще двоих из его класса, Петра Чаплина и Степана Малыгина, направили учиться в Морскую академию. Теперь, спустя более полутора лет, у него уже не было прежнего стремления ехать в Петербург, так как в Москве оставались товарищи и любимый учитель Леонтий Филиппович, принявший отцовское участие в судьбе мальчика. Учеба Василия Прончищева в академии началась с изучения тригонометрии. [20]