ли ты так действительно думаешь, тебе не удастся понять самого главного: эти люди не учились в университете, они были великими садху живущими подле своих дхуни. Они были окружены учениками, которые не записывали их высказывания, а беззаветно служили своим учителям. А те, в свою очередь, передавали ученикам то, что получили от собственных гуру. Не учения или какие-то инструкции, но собственную природу передавали они так, чтобы сама сущность гуру перешла к ученику. Имея подобную основу, семена знания, которые ты называешь "учениями", наследовались от учителя к ученику, приносили плоды, а те, в свою очередь рождали новые семена. Такова традиция.

Вскоре после того, как Хари Пури пришел в себя, Капил Пури уехал из Джайпура. Он сел на поезд до Уджайна, чтобы в первый раз за восемнадцать лет, прошедших с тех пор, как Гокарна Пури Баба сделали пиром, посетить Датт Акхару Увиденное там поразило Капила Пури до глубины души. Рая для садху более не существовало. Датт Акхара потихоньку разрушалась, уходя в прошлое.

— Падуки исчезли, — сказал Гокарн Пури, оправдываясь перед Капилом Пури, не видевшим и следа прежнего процветания.

Хвала Шиве!

Источнику еды, воды и дыма,

исходящего из чилимов.

Избавляясь от сорняков и камней,

Ты не даешь скрягам покоя.

Вот это пропел Капил Пури в ответ, затем зажег чилим и выдохнул клуб темного дыма.

— Так же, как развеивается дым от моего чилима, развеется память о том, как ты правил ДаттАкхарой! Да найдешь ты падуки в своей следую щей жизни! Инш'Алла! — сказал он старику.

Случилось так, что в это время Бхайрон Пури Баба тоже был в монастыре. Он согласился с Капилом Пури в том, что Гокарн Пури совершенно некомпетентен как пир.

— Он скоро умрет, — сказал Бхайрон Пури. — Я вижу это. Думаю, что смогу сказать даже точный день его смерти.

Тогда Капил Пури поинтересовался, помогут ли Бхайрону Пури в этом убийстве его тантрические силы.

— Эй, старику уже больше сотни лет! Его не нужно убивать. За кого ты меня принимаешь? Мне нужно лишь твое благословение. Имея его, я восстановлю Датт Акхару и верну ей прежнюю славу, — ответил Бхайрон Пури.

— А как же падуки?" — поинтересовался Капил Пури.

— Ты сам знаешь, где они. Ищи их у Хари Пури, — ответил тантрик.

Дела в больнице совсем вышли из-под контроля. Покрытые пеплом обнаженные йогины спали на полу ночью и во время полуденной сиесты. Амар Пури сидел на стульчике в ногах у Хари Пури и раздавал всем желающим прасад и аюрведические средства, изготовляемые тут же в дхармасале. Даже туберкулезные пациенты, увидев магическое возвращение Хари Пури к жизни, стали замещать антибиотики целительными травами Амара Пури. И после них больным становилось лучше! Для доктора Рато-ра это было даже более возмутительным фактом, чем превращение туберкулезного отделения в ашрам. Он чувствовал себя униженным, и я очень жалел его. Я обсудил происходящее с Хари Пури. Учитель ответил мне, что есть вещи, пока недоступные моему пониманию, и успокоил, сказав, что все меняется только к лучшему. Однако, по его мнению, мы уже стали злоупотреблять гостеприимством больницы. Настало время уезжать.

Арджун Сингх, огромный и невероятно добрый мужчина с густой гривой иссиня-черных волос, был последователем-мирянином Хари Пури. Он привез из Амлода Кунд джип, аккуратно поднял Хари Пури с кровати и легко отнес к машине, словно гуру весил не больше ребенка. Арджун Сингх был готов сделать для Баба все, что угодно. Когда-то этот огромный мужчина был разбойником с большой дороги, но Гуру Джи убедил его, что он недостаточно умен для того, чтобы стать гангстером или политиком, которым завидуют все бандиты.

Мы решили не отправляться в долгую дорогу до Амлода Кунд, а отвезти Хари Пури Баба в один из джайпурских ашрамов.

— Я хочу умереть в собственном ашраме, -сказал Хари Пури, но его никто не стал слушать. Приглашающая сторона обещала устроить нам царский прием, поэтому мы согласились.

Я так устал спать на твердом больничном полу под кроватью у Гуру Джи, что сейчас искренне наслаждался собственной койкой с ватным мат-рацом, дарующим мне спокойные пастельные сны. Шум от дороги и непрерывный кашель туберкулезной палаты остались в прошлом. У Гуру Джи теперь была большая деревянная платформа, располагавшаяся прямо за моей койкой. Когда у меня было немного свободного времени, я исследовал сады, святыни и даже мини-обсерваторию, которой по праву мог гордиться ашрам. Силы Хари Пури быстро прибывали, его голос снова обрел громкость и повелительные интонации, он даже мог отрицательно качать головой, когда кто-то пытался уговорить Гуру Джи принять очередные аюрведические средства. Однажды я увидел, как Хари Пури внимательно смотрит на свои пальцы, пытаясь пошевелить ими, и это ему удалось. Он даже мог сидеть, подпираемый подушками и валиками, но ноги по-прежнему не слушались его.

— Хотел бы я взять тебя в свои путешествия, — сказал он однажды, — в которые отправляюсь, пока все вы спите. Если бы я был правильным садху, то умер бы во время Кумбха Мелы. Это был самый подходящий момент, но Мадху Гири согласился

занять мое место. Я хотел немного повеселиться перед смертью, поэтому спокойно оставил свое тело в твоих заботливых руках, а сам попутешествовал по святым местам. Я был в Кашмире, Керале, Бенгале, Дварка Джи, везде, где я уже был до этого в физическом теле, а потом отправился дальше. Например, я никогда прежде не видел Золотой Ланки, — сказал он. — Я пожертвовал нога ми, чтобы вырастить крылья!

Другие пациенты больницы тоже парили над телами, но почти никогда не покидали палаты. Они врезались в стены, пытаясь найти выход, но это им не удавалось, и поэтому они умирали. Я же согрешил и потому тоже должен оставить это тело, — сказал Хари Пури. — Оно мне больше не нужно.

Услышав подобные слова, я очень расстроился.

— Вы в жизни своей никогда не грешили, Бабаджи, — запротестовал я, невольно придавая этому слову христианское значение греха и искупления.

— Много ли ты знаешь о грехе, дитя? — спросил гуру. — Ты еще слишком молод, чтобы это знать. Грехи — это звуки, производимые в течение всей жизни. Последующие действия — лишь следы, оставшиеся после произнесенных звуков. Покинув губы, произнесенный звук никогда не возвращается, но становится неотъемлемой частью гармонии или диссонанса мира. Грех это неверное произношение.

— Но вы окрепнете, и ваши ноги снова будут ходить. И мы вместе пешком дойдем до всех мест паломничества. Мы будем исследовать Вселенную, делать тайные смеси редких трав, рисовать карты небес и строить ашрамы! Вам еще есть чему научить меня, а я постараюсь стать совершенным учеником, — сказал я.

— Нет, это невозможно. Время вышло. Сигнал к отправлению поезда уже прозвучал, — ответил учитель. — Я хочу, чтобы завтра утром ты ушел. Ш-ш-ш! Я собираюсь умереть и не хочу, чтобы ты был рядом, когда это случится, поэтому ты должен уйти. Важно, чтобы ты запомнил меня таким, какой я сейчас.

Комната закрутилась у меня перед глазами, тошнота подкатила к горлу. Хари Пури говорил это совершенно серьезно. Это конец.

Я начал отрицательно мотать головой.

— Я не понимаю, что вы имеете в виду, — сказал я, но он ничего мне на это не ответил. — Если вы собираетесь умирать, Гуру Джи, я останусь и буду заботиться о вас.

— Ты уже завершил севу, свое бескорыстное служение. Теперь иди, твое время настало. У тебя есть более важные вещи, которые тебе надо сделать, — ответил учитель, и на его лице не отразилось ни одной эмоции.

— Но я не хочу покидать вас! — запротестовал я

— Это последняя "аджна", последний приказ, который я даю тебе. Думаю, тебе следует послушаться. И потом, не волнуйся, я никогда не оставлю тебя, — сказал Хари Пури и попытался улыбнуться.

Пряча в глубине своего сердца отчаяние, я почтительно поклонился Хари Пури Баба, выполнил омкары, а затем прижался лицом к его ногам.