Все всегда выражают неописуемое изумление — «В самом деле? Неужели есть страны, где люди не верят, что алкоголь вызывает насилие? Невероятно!» — и вежливо дают понять, что нет такой силы, которая разубедила бы их в пагубности демонического зелья. Это все равно, что научно объяснять причины выпадения осадков и отсутствия таковых живущему вдали от цивилизации племени, верящему только в волшебство знахарей и колдунов. Да, да, говорят они, и все же дождя нет потому, что мы разгневали наших предков: шаман не исполнил танец, вызывающий дождь, или не принес в жертву козла в положенное время, или кто-то из необрезанных юнцов прикоснулся к священным черепам. Это всем известно. Как известно всем и то, что люди, употребляющие алкоголь, теряют контроль над собой и пытаются снести друг другу голову.

Или, вернее, по мнению обеспокоенных участников конференции «Алкоголь и общественный беспорядок», алкоголь провоцирует на это других. А сами они невосприимчивы к алкоголю: они могут расслабиться немного на корпоративной рождественской вечеринке, или распить с друзьями несколько бутылок «Каберне Совиньон», или выпить джин с тоником в пабе и т. д., но при этом никому слова дурного не скажут и уж, конечно же, не пустят в ход кулаки. А особенно сильно алкоголь действует на рабочий класс, ох уж и буйные они становятся, когда напьются. Вот это, пожалуй, и впрямь чудо — волшебство сильнее вызывания дождя. Мы придерживаемся этих странных убеждений, потому что, как и всякие невразумительные религиозные догматы, они помогают нам объяснять необъяснимое — и в данном случае уклоняться от решения основополагающей проблемы. Сваливая все свои беды на алкоголь, мы обходим стороной весьма неприятный для нас вопрос: почему англичане, учтивостью, сдержанностью и деликатностью которых восхищаются во всем мире, также на весь мир известны такими своими качествами, как бестактность, хамство и жестокость?

На мой взгляд, наша учтивая сдержанность и оскорбительная агрессивность — это две стороны одной и той же монеты. Если говорить точнее, и то и другое — симптомы одной и той же «социальной неловкости». Мы страдаем врожденным расстройством функций общительности, комплексом скованности, из-за чего нам трудно выражать свои чувства и общаться в непринужденной дружеской манере — в отличие от большинства других народов, у которых это получается легко и естественно. Почему мы такие, почему поражены этой «болезнью»? Это — загадка, которую я, может быть, разрешу к концу книги, а может, и нет. Однако, чтобы диагностировать заболевание или расстройство, необязательно знать его причину. В случае с психологическими расстройствами, как это, и на индивидуальном уровне, и на общенациональном причину зачастую невозможно определить. Но это не мешает нам поставить диагноз: сказать, что больной страдает аутизмом, агорафобией и т. д. В общем-то, это произвольные примеры, но, если подумать, у «социальной неловкости» англичан отчасти те же симптомы, что характеризуют аутизм и агорафобию. Но давайте будем милосердными и политически корректными и просто скажем, что мы «испытываем трудности в плане социального общения».

Симптомы английской «социальной неловкости», какое бы определение мы ей ни дали, выражаются в противоположных крайностях: испытывая дискомфорт или неловкость в различных ситуациях, связанных с общением (а так бывает почти всегда), мы либо становимся излишне учтивыми, обходительными, чопорными или замыкаемся в себе, либо превращаемся в склонных к крику, буйных, агрессивных, вспыльчивых, невыносимых монстров. Мы не знаем промежуточного состояния, не знаем «золотой середины». Обе крайности регулярно демонстрируют англичане всех социальных классов, независимо от того, отведали они демонического зелья или нет.

Правда, самые крайние формы «шумного и предосудительного» поведения мы демонстрируем, например, вечерами по пятницам и субботам в центральных районах городов, по праздникам или находясь на отдыхе дома или за границей. В это время можно видеть, как толпы молодежи собираются в пабах, барах и ночных клубах и напиваются. Состояние опьянения — не случайный побочный результат вечернего развлечения, это — главная цель. Молодые гуляки и отдыхающие (юноши и девушки) умышленно ставят перед собой цель напиться допьяна, и им почти всегда это удается (не забывайте, мы — англичане и способны опьянеть даже в результате употребления безалкогольных плацебо). Чтобы доказать своим приятелям, что они достигли социально желаемой степени опьянения, они начинают выкидывать номера, демонстрируя вопиюще оскорбительную раскованность. Репертуар приемлемых «выходок» на самом деле достаточно ограничен, и сами эти «выходки» не настолько уж вопиющи — относительно сдержанный ор с бранью, иногда нечто более вызывающее, как, например, выставление на всеобщее обозрение собственного голого зада (весьма популярная забава среди молодых англичан мужского пола) и гораздо реже драки.

Очень незначительное меньшинство не представляет себе субботнюю вечернюю пирушку без потасовки. Однако это почти всегда регулируемое правилами предсказуемое действо, фактически происходящее по заданному сценарию — пьяные юнцы рисуются, задирают друг друга, от случая к случаю неуклюже пуская в ход кулаки. Подобные инциденты зачастую разгораются буквально от одного взгляда. Завязать драку с подвыпившим юным англичанином — дело поразительно простое. Достаточно лишь посмотреть на него, задержать ненадолго взгляд (хотя бы на секунду, не дольше — англичане не любят встречаться взглядами) и потом сказать: «Чего пялишься?» Почти наверняка ответом будет тот же самый вопрос: «А ты чего пялишься?» — прямо как обмен традиционным английским приветствием «How do you do?». Наше вызывающее поведение, как и нашу учтивость, отличают неуклюжесть, неэлегантность и отсутствие логики.

Прежде чем приступить к рассмотрению правил, касающихся манеры одеваться в Англии, нам необходимо внести уточнения относительно нескольких кросс-культурных универсалий. Помимо своего прямого назначения — согревать в условиях холодного климата и защищать от атмосферных воздействий, одежда во всех культурах выполняет три функции: она является указателем половых различий, статуса человека и принадлежности его к той или иной категории общества. Отличия по половому признаку обычно сразу бросаются в глаза: даже в таком обществе, где все носят на первый взгляд одинаковую одежду и украшения, в нарядах мужчин и женщин всегда есть небольшие различия, которые зачастую специально подчеркиваются, чтобы представители одного пола выглядели привлекательнее в глазах другого. Под «статусом» я подразумеваю социальный статус или общественное положение в более широком смысле; в эту же категорию я включаю возрастные отличия. Под понятием «принадлежность к той или иной категории общества» я имею в виду принадлежность ко всем другим группам населения, таким как племена, кланы, субкультуры, социальным группы или группы, исповедующие какой-то определенный образ жизни.

Мне очень жаль, если я обидела кого-то из редакторов журналов мод или их читателей, искренне полагающих, что одежда служит человеку исключительно для самовыражения или чего-то подобного. То, что в понимании современных западных, постиндустриальных культур есть «стиль» или «самовыражение» — или «мода», если уж на то пошло, — это, по сути, просто нарядный набор элементов, указывающих на половые различия, статус и принадлежность к той или иной категории общества. Возможно, я также наношу оскорбление и тем представителям этих обществ, которые декларируют, что им нет никакого дела до моды, что их одежда не выполняет никаких социальных функций, что при выборе одежды они руководствуются исключительно принципами удобства, экономии и практичности. Вероятно, некоторые и впрямь сознательно не интересуются модой, но даже они вынуждены выбирать какую-то дешевую, удобную, практичную вещь из целого ряда ей подобных, а значит, нравится им это или нет, своей одеждой они делают некое социально значимое заявление. (К тому же претензии на то, чтобы быть выше таких пустяков, как одежда, — уже само по себе социально значимое заявление, причем довольно громкое.)