— Понял, — наконец вставил слово Бейли. — Кроме дружественного сочувствия, мы предоставим в ваше распоряжение деньги и оружие. Да, кстати, не сообщит ли нам уважаемый министр, как правительство эмира распорядилось последней партией винтовок?

Тупчи-баши закашлялся и потянулся к чайнику. Он отлично знал, куда девались пять тысяч английских винтовок, он даже успел внести в банк вырученные от их продажи деньги, но никак не мог предположить, что хитрый инглиз успел докопаться до истины.

— Видите ли, о мудрейший из посланников Британии, мы были вынуждены, — вдохновенно врал министр, — отправить эти прекрасные мултуки в другие города эмирата, дабы укрепить боеспособность расквартированных там войск. Но что такое в наше время пять тысяч? Против большевиков, вооружённых до зубов, это песчинка в Каракумской пустыне. Нам нужны десять, нет, двадцать тысяч мултуков, нам нужны мултуки, которые стреляют без умолку…

— Пулемёты?

— Справедливо изволили заметить, о наблюдательнейший из посланников. Нам нужны пулемёты. Нам нужны пушки, порох, патроны…

— И вы думаете всё это спустить на базаре в Ургенче?

— Не понял, — поперхнулся тупчи-баши. — О каком Ургенче идёт речь? Да, не скрываю, мы оказывали посильную помощь Джунаид-хану, но не в ущерб великой армии эмира.

— Ну и молодцы! — Бейли с натугой изобразил улыбку и неожиданно для министра одобрительно кивнул головой.

Он понял, что лишние препирательства могут завести высокие договаривающиеся стороны в дипломатический тупик. Чёрт с ними, с этими жуликами, пусть перепродают оружие кому хотят — всё равно оно будет стрелять в красных. — Соседям тоже нужно помогать. Кстати, от союза с Джунаидом во многом зависит и ваш успех. Но…

Одутловатое лицо тупчи-баши залоснилось улыбкой. Он, что называется, на лету подхватил чужое «но» и вплёл его в сюзане повествования.

— Но даже без достаточного количества оружия армия его высочества сильна, как никогда. Пусть трепещут большевистские осквернители веры, пусть кафирам снятся по ночам кошмарные сны. Надежда ислама, его меч — наш священный эмир готов в любую минуту сокрушить неверных и водрузить зелёное знамя пророка на башнях Кремля.

— Не надо, — остановил министра Бейли. В голосе майора тупчи-баши уловил раздражение.

— Что не надо? — спросил он в смятении.

— Знамя не надо. На башнях Кремля. Кремлём и башнями мы займёмся сами. От вас же, уважаемый тупчи-баши, требуется не так уж много. Вскоре в Ташкенте мы надеемся совершить государственный переворот. Нас поддержит своим наступлением с северо-востока адмирал Колчак и атаман Оренбургского войска Дутов, с востока — дружественно настроенные по отношению к нам семиреченские казаки, с юга — джигиты Иргаша, с запада — английские войска генерала Малессона и белая гвардия правительства в Асхабаде. Вы же совместно с Джунаид-ханом должны нанести удар с северо-запада на Самарканд и дальше к Ташкенту. Вот и всё, что от вас требуется, господин военный министр. Понятно?

— Понятно, — пролепетал тупчи-баши и снова потянулся к пузатому чайнику. — Но так сразу… Войска нашего великого эмира ещё не полностью укомплектованы, господа русские и афганские офицеры ещё не успели обучить их современному строю, а те деньги и оружие, которое вы только что пообещали, мы ведь получим не завтра и не послезавтра.

— Не будем торговаться, ваше превосходительство. — Бейли подоткнул себе под спину подушку потолще и полез в карман за блокнотом. — Давайте лучше уточним наши силы. — Он раскрыл блокнот, пошелестел страницами. — Итак, посмотрим, чем располагает на сегодня его высочество.

В самой Бухаре, если мои данные не грешат против истины, вы имеете восемь тысяч штыков и семь с половиной тысяч сабель. Это без учёта афганских отрядов. Так?

— Так, — легко согласился тупчи-баши.

— Кроме того, вы имеете 23 орудия…

— Какие орудия? Вы считаете те, которые белый царь подарил нашему эмиру после Крымской войны? Но ведь в их жерлах вороны давно выводят своих птенцов!

— Я не берусь судить о достоинствах всей вашей артиллерии, — не смутился Бейли, — но что касается пятиорудийной батареи пушек Гочкиса, то она представляет собой вполне современное оружие. Не так ли? Кроме того, у вас имеется 32 пушки в других городах эмирата и 27 тысяч ополченцев.

А если вы в один прекрасный момент поставите под ружьё 20 тысяч ваших учёных лоботрясов, я имею в виду мулла-бачей, то вашему воинству не будет равных на всём Востоке. Ай-ай-ай, ваше превосходительство, — скрипуче засмеялся Бейли, — вам ли прибедняться?

— У нас мало патронов, — закричал тупчи-баши, брызгая слюной. — У нас…

— У вас мало мужества, — перебил его Бейли. — Ваши офицеры и сарбазы ожирели от безделья, обожрались пловом. Я слышал, что военный министр больше времени проводит в своём гареме, чем на плацу для учений. Может быть, и это неправда?

— Клевета! — орал тупчи-баши. — Оболгали! — Чалма сбилась ему на затылок, обнажив потную лысую голову. — Я денно и нощно пекусь о войске эмира, я денно и нощно…

Но закончить военный министр не успел. Тихонько скрипнула задняя дверь. Все обернулись. На пороге стоял человек в белой чалме с павлиньими перьями и крупной бриллиантовой заколкой. Рыжие кудри ниспадали сальными завитушками на эполеты, обшитые золотой мишурой. Свитский генеральский мундир времён последнего императора был изрядно поношен, брюки потёрлись на коленях, а аксельбанты на груди напоминали связку гнилых бананов. И всё же в рыхлой фигуре вошедшего было столько властности, что Бейли сразу же сообразил, кто перед ним. Он жадно всматривался в обрюзгшее, поросячьей розовости лицо, в тусклые, заплывшие жиром глазки в надежде отыскать в них приметы ума, но увы… «Таких морд, — подумал майор, — в базарных лавках можно встретить не менее дюжины. Купчик. Но может быть, внешность обманчива?»

Первым опомнился тупчи-баши. С проворством юноши он вскочил на кривые ноги и запричитал, прижимая ладони к груди:

— Мархамат, мархамат, ваше высочество! Солнце, ярчайшее солнце осветило наш жалкий дастархан, согрело нашу скучную деловую беседу. Прошу вас, ваше высочество, прошу…

Военный министр суетился, как повитуха у постели роженицы. Он то расшвыривал, то собирал в кучу шёлковые подушки, перебирал пиалушки, хватался за чайники, зачем— то запустил пальцы в кислое молоко и, видно абсолютно одурев от подобострастного восторга, сунул всю пятерню в рот.

А его высочество продолжал стоять на пороге и глядеть не мигая на всю эту суету, на неподвижные фигуры пришельцев.

— Кто такие? — спросил он наконец тусклым голосом. — Этот… — ткнул в сторону Бейли пальцем. — Англичанин?

— Посланец дружественной нам империи, — залебезил тупчи-баши. — Я ведь докладывал вашему высочеству.

— Помню, — сказал эмир и двинулся к дастархану. Ступал он грузно, медленно, аккуратно переставляя ревматические ноги.

Бейли, а за ним Камол вскочили с курпачи, щёлкнули каблуками.

— Честь имею. Майор Бейли.

Эмир в задумчивости протянул ему руку ладонью вниз, видно, для целования, потом, что-то вспомнив, опустил руку вдоль тела.

— Очень хорошо, майор, — сказал он по-английски тем же тусклым голосом, и на лице его не дрогнул ни один мускул. — Мы давно вас ждём. Прошу садиться.

На Камола их высочество не обратил ни малейшего внимания. Он медленно опустился на подушки и потянулся рукой к блюду с миндалём.

— Здоров ли его величество? — спросил эмир и с хрустом разгрыз оболочку миндаля.

Бейли ревностно служил короне, но лицезреть короля Великобритании как-то до сих пор не сподобился. Однако, чтобы не нарушать этикета, он заверил эмира, что его величество чувствует себя превосходно, что королева, а также королевские отпрыски тоже пребывают в добром здравии. Но эмиру показалось мало, а потому пришлось по ходу дела выпустить устный медицинский бюллетень о состоянии здоровья премьер-министра, членов британского кабинета, их жён и родственников.

Как трудно на Востоке начать деловую беседу!