Особую активность в нападениях на русское Приуралье проявлял вогульский «князь» Асыка, владетель «княжества Пелымского». Он всегда нападал неожиданно и при приближении русских ратей, посланных на помощь местному населению, быстро уходил обратно за «Камень» (так называли тогда Уральские горы). Образумить его мог только большой военный поход в «закаменную землю», в его собственные владения, и в 1483 году «князь великий послал рать на Асыку, вогульского князя».
Однако цели похода были гораздо шире, чем просто желание наказать вероломного вогульского «князя» и обезопасить восточные владения России. К тому времени реальной стала угроза подчинения всей Западной Сибири сибирскому хану. Разрозненные и слабые в военном отношении вогульские и остяцкие князьки (предки нынешних хантов) не могли оказать серьезного сопротивления татарской агрессии. Хан Ибак уже продвинул свои владения до Тавды и Среднего Иртыша, подчинял местное население, требовал ясак и воинов для своего войска. Только защита и покровительство со стороны России могли остановить агрессию. Добровольное присоединение сибирских князей к Российскому государству – вот чего должны были добиваться посланные в Западную Сибирь русские воеводы. Таким образом, перед ними стояли и военные, и дипломатические задачи. Кроме того, внушительная военная демонстрация в непосредственной близости от Сибирского ханства должна была нарушить «единачество», которое начало было складываться между казанским «Царем» Али-ханом и сибирским «царем» Ибаком.
Поход был задуман широко, и силы для него привлекались значительные. В состав «судовой рати» (двигаться в основном предполагалось по рекам) вошли отряды из Вологды и Великого Устюга, из Двинской земли (вычегжане, вымычи, сысоличи – по названиям рек Вычегды, Выми, Сысолы), Приуралья (пермяки, чердынцы). Однако основу ее, наиболее боеспособную часть составляли великокняжеские служилые люди. Летописцы особо отметили что великий князь Иван III послал в поход «двор свой» «своих детей боярских». Поход, таким образом, имел местный, а общегосударственный характер, что вполне соответствовало значительности поставленных перед ним задач. И возглавили его не местные власти Двинской земли или Великой Перми, но «государевы воеводы», причем из самых известных, опытных. Историк С. Б. Веселовский, большой знаток российского «служилого класса» того времени, называл, например, Ивана Салтыка-Травина заслуженным, выдающимся воеводой, причем ставил его в один ряд с таким известным военачальником эпохи образования Российского государства, как «большой воевода» И. Д. Руно.
Кто же они были, эти воеводы, первые сибирские «землепроходцы»?
Князь Федор Семенович Курбский Черный принадлежал к самой верхушке феодальной знати. Свою родословную Курбские вели от внука знаменитого киевского князя Владимира Мономаха – Ростислава Смоленского. Один из предков воеводы, тоже по имени Федор и тоже по прозвищу Черный, стал во второй половине XIII века ярославским князем, от него и произошли Курбские. Первым примял это имя (по вотчине на реке Курбице, расположенной в двадцати пяти километрах от Ярославля) князь Семен, отец воеводы. В разрядной книге Ф. С. Курбский Черный упоминается среди «больших воевод», которые были посланы в 1482 году в Нижний Новгород «беречь от Алегама царя». Войско в Нижнем Новгороде собрали очень большое, пришел даже «Аристотель с пушками», а «Пудовая рать ходила по Волге мало не до Казани, и много повоевав, возвратилась». Не этот ли опыт командования большой «судовой ратью» послужил причиной назначения князя Федора Курбского Черного в сибирский поход?
Не менее известным человеком был и воевода Иван Иванович Салтык-Травин. Он тоже вел свою родословную от смоленских князей. Прадед воеводы – Иван Собака – был боярином при двух московских князьях: Дмитрии Донском и Василии I, прославился строительством белокаменного Кремля в Москве в 1367 году. Дед – Семен Трава – тоже имел боярский чин. Однако его сыновья, в том числе и отец Салтыка-Травина, уже числились в «детях боярских», были «государевыми служилыми людьми профессиональными военными. Впрочем, Иван Салтык-Травин сохранил часть родовых вотчинных владений, имел своих «служилых людей», «прикащиков», «страдных людей», был связан с верхушкой московского боярства (например, с боярином В. Б. Тучкой Морозовым), хотя сам боярского чина не получил. Он тоже имел опыт вождения «судовой рати». В 1469 году Иван Салтык-Травин упоминается в списке «детей боярских», ходивших походом на Вятку, а позднее «судовой воевода Иван Иванович Салтыков Травин» сам возглавляет большие походы.
Такое «парное» назначение было обычным для того времени. Формально во главе рати ставился потомок великих или удельных князей, который своей знатностью придавал авторитет всему предприятию (порядок местничества, по которому военные назначения зависели от «породы» человека, еще господствовал на Руси), но ему «в товарищи» назначался опытный и способный воевода, и часто фактическим руководителем являлся именно последний. Наверное, так было и на этот раз. Летописные сведения противоречивы: в Устюжском летописном своде и в Никоновской летописи первым поименован Курбский Черный, а вторым – Салтык-Травин, в Вологодско-Пермской летописи – наоборот.
Летописи при описании походов того далекого времени обычно не балуют историков точными датами и географическими ориентирами. Сибирский поход 1483 года – исключение, значительную его часть можно проследить с точностью до одного дня. Из Вологды воевода Иван Салтык-Травин «поидоша в судах месяца апреля в 25 день». В Великом Устюге он соединился с ратью князя Федора Курбского Черного и дальше они шли вместе. «Пошла рать с Устюга мая в 9 день», – сообщает летописец. Запомните эту дату, с нее начинается отсчет дням, неделям и месяцам сибирского похода 1483 года!
«Судовая рать» поплыла от Великого Устюга вниз по реке Сухоне на больших кораблях с палубными надстройками и плоскими днищами – насадах, и на ушкуях – кораблях поменьше, но все же вмещавших до тридцати человек с оружием и припасами. Ушкуи тоже были приспособлены для дальних путешествий, их покрывали палубы, под которыми находились каюты. Суда имели высоко поднятые нос и корму, вырезанные в виде медвежьих, птичьих или моржовых голов. При попутном ветре подымали паруса, в безветрие или против течения шли на веслах. У рулей стояли опытные «кормники», хорошо знавшие северные реки – по ним новгородские «ушкуйники» ходили еще несколько столетий назад, проникая за «Камень», до самой Обской губы. Но такой большой поход совершался впервые…
По обжитой Двинской земле плыли легко и весело. Из устья Сухоны свернули в Северную Двину, течение само несло суда. Ночевали на берегу, рядом с ладьями варили уху в больших медных котлах. Потом свернули в реку Вычегду, пошли на веслах, останавливаясь возле городков, принимая местные отряды. Верстах в тридцати выше устья Вычегды, на высоком правом берегу реки – городок Усолье, дальше – Усть-Вымский городок, резиденция пермского епископа с многочисленными деревянными церквами, с Архангельским монастырем. Церковь этого монастыря славилась тем, что поставлена была на пне необыкновенно большой березы – святилище зырян-язычников. Между Усольем и Усть-Вымским городком, на лесистых берегах – обнесенные деревянными стенами погосты, церковки с шатровыми кровлями, деревни по пять-шесть дворов, разбросанные далеко друг от друга. В этом краю люди жили охотой, рыболовством, лесными промыслами. Из местных охотников выходили знатные воины.
Устье реки Сысолы. Здесь много укрепленных городков – рядом немирная Вятская земля, население которой привыкло к опасностям, быстро собиралось за крепостные стены, где в амбарах хранилось оружие. Каждый мужчина в Сысольской земле – умелый ратник, поэтому воеводы охотно принимали сысольцев на свои ушкуи.
А впереди было устье реки Кельтмы…
До этого места путь «судовой рати» бесспорен – к «Камню» из Великого Устюга всегда ходили по реке Вычегде. Но дальше было два пути – печорский и камский. Если «кормники» выбирали печорский путь, они поднимались вверх по притоку Вычегды – реке Выми к известному Вымскому волоку, преодолев который по реке Ижме выплывали в Печору, а затем по притокам Печоры добирались до «Камня». Дальше – каменный волок и верховья притоков Оби – уже в сибирской земле.
