Лишь спустя шесть лет после гибели Рида Вибке стала обладательницей копии предсмертной записки, найденной полицией на панели управления в машине американца. Она переслала копию Рут-Анне, и письмо было переведено для нее с немецкого языка, на котором оно было написано Ридом, на английский. Мать Рида прочитала его и не поверила. Она отказалась показать письмо журналистам, поскольку в напечатанном виде оно приобрело бы некую достоверность, большую, чем та, с которой она готова была смириться. Однако это письмо находилось среди избавленных германским правительством от грифа секретности документов Штази. И, несмотря на то, что мать Рида оставалась убежденной, что письмо было написано не им, или, по крайней мере, оно было написано под давлением, его строки эхом отражают прежние записи и мысли Дина. В письме подводились итоги текущих скандалов с Ренате, прошлой жизни и его усилий повлиять на ситуацию в различных странах. В нем высказывались мысли о будущем и надежда, что другие устранят извращения коммунистической идеологии и добьются воплощения заложенных в ней основ. Письмо датировано 12 июня. В тот четверг вечером он навсегда покинул свой дом.

«Моему другу и генералу Эбергарду Феншу –

Я сожалею, мой друг. Ты для меня являешься примером, как и многие истинные социалисты Чили или Ливана. Моя смерть не связана с политикой. И пусть наши враги, фашисты и реакционеры так ее не расценивают!

Я хотел в воскресенье спокойно приехать к тебе с Ренате. Но этим вечером, как только я вернулся домой со студии ДЕФА и сел перед телевизором (Саша, мой сын, может подтвердить это), Ренате принялась дразнить меня, что я просто шоумен, и все это для меня всего лишь "шоу".

Я попросил ее оставить меня в покое, но она кричала снова и снова, что я просто несчастный американский шоумен. Она изводит и издевается надо мной уже много лет, потому что болезненно ревнива ко всем тем людям, которых я люблю или которые любят меня: проф. Велкониг, Семит, Лес, Марлен Хоффманн, Мартин Вагнер, и особенно моя бывшая жена Вибке и дочь Наташа. Я принял ее сына Сашу как своего сына и люблю его как родного. Но Ренате уже пять лет набрасывается на меня, как только я хочу увидеться с Наташей. Она и Вибке должны быть моими врагами. Я отказываюсь ненавидеть ту, которая была мне женою. Я люблю Ренате, несмотря на ее болезнь, но я не вижу выхода из этой ситуации. Через неделю мне нужно снимать чрезвычайно важный фильм, а с Ренате это невозможно делать нормально. Когда она постоянно кричит мне, что я всего лишь позёр и не имею смелости покончить с жизнью, она доводит меня до исступления, неужели я должен это слышать до конца своих дней? Единственный способ сохранить связи ДЕФА с Советским Союзом – если я уйду из жизни. Я бы предпочел умереть в Ливане или Чили – в сражении с врагами, с теми преступниками, которые повсюду пытали и убивали моих друзей. Но сейчас мне это также недоступно.

Мои наилучшие пожелания Акиму и благодарность за все. Не злись – другого пути нет. Я хотел жить с Ренате, пока смерть бы не разлучила нас, однако день за днем она убивала меня и, говоря мне сегодня, что я слишком труслив, чтобы покончить с собой, она все продолжала, а Саша подошел ко мне и сказал, что он думает, как это омерзительно, – все, что она со мной делает. Он тоже хотел уехать. Самолюбие Ренате требовало лишь самых привилегированных продуктов – и она получила их – Франка, Гешко и меня, и затем она покончила с нами.

Я верю, как всегда, в превосходство прогрессивных людей – хорошие люди построят лучший мир – социалистический мир. Оставайся таким же честным и открытым, какой ты есть. Оставайся смелым и сражайся также против наших собственных противоречий. Я так жалею, что не погиб вместе с моим другом Виктором. Но у каждого своя судьба. Я много сражался и пытался обратить мои силы и талант ко всем, кто нуждался в моей помощи. Я надеюсь, что моя жизнь имела какую-то ценность для моих друзей в Никарагуа, Чили, Аргентине, Уругвае и для палестинского народа. Единственное решение для ДЕФА – если я умру, потому что я не могу забрать у людей деньги на фильм, который, возможно, никогда не будет закончен, ведь каждый день моя жена будет издеваться и изводить меня еще больше – а времени, чтобы найти другого актера, нет. Мне жаль Наташу, которая должна страдать только из-за ревности Ренате. Такое отношение моей жены было несправедливо и безобразно. Я люблю ее сына, но не могу любить мою собственную дочь.

Эбергард, ты всегда был преданным другом, пожалуйста, не испытывай ко мне ненависти. Я вчера был на пределе, но было бы лучше, если бы Ренате не начала обзывать меня трусом. Она сказала, что ты назвал то, что произошло вчера, "шоу". Я уверен, что она всегда врет мне, когда ей хочется поссорить меня с друзьями.

Мои добрые пожелания также Эриху. Я не согласен со всем, но ведь социализм еще не зрелый. Это единственное решение важнейших проблем человечества во всем мире. Я люблю тебя и еще очень многих людей в Чили, Аргентине, Уругвае, Палестине, Советском Союзе, Чехословакии и в ГДР, которая стала моим вторым домом за короткий срок. Пусть все прогрессивные люди возьмутся за руки, и вместе вы создадите лучший, справедливый и спокойный мир.

Передай мою любовь, пожалуйста, моей маме, которую я очень люблю и которая была для меня идеалом. Рамоне, моей дочери, Наташе, моей дочери и Саше, моему сыну.

Обнимаю тебя

Дин Рид. 12/6/86». (314)

Практически единодушной реакцией друзей Рида и его семьи на это прощальное письмо было неверие. Из-за того, что власти Восточной Германии так долго его скрывали, возникли подозрения, что им просто требовалось время на изготовление фальшивки. Мать Рида провела параллель с фальшивыми дневниками Гитлера, которые появились в середине 70-х и в течение нескольких месяцев считались подлинными, пока ученые и историки не сумели доказать подделку. «Мы даже не уверены, что письмо было написано именно тогда, - сказала Рут-Анна. – Где оно было все это время?».(315)

Разумно она не находила в нем смысла и по другой причине. Ее сын несколько лет бился над тем, чтобы обеспечить финансирование своего фильма «Кровавое сердце». Всего за несколько дней до его гибели окончательно оформилось совместное предприятие между ДЕФА и одной из советских киностудий, и деньги уже находились в руках. Это был тот фильм, который, он был уверен, поднимет его до звездного уровня дома, в Соединенных Штатах. Зачем же ему было уничтожать этот шанс, наложив на себя руки? - задавалась вопросом его мать. Она разделяла мнения других людей, включая бывшего агента ЦРУ, посетившего ее вскоре после смерти Рида. Не имея никакой информации из первых рук об обстоятельствах гибели ее сына на озере, он поведал ей о «мокрых делах» - обычной тактике, распространенной среди тайных агентов по всему миру, - убить жертву и затем устроить так, чтобы все выглядело, будто бы он утонул случайно, объяснял ей бывший сотрудник спецслужб.(316)

Известие о предсмертном письме сильно удивило Фила Эверли. Рид не был похож на человека, способного лишить себя жизни, и уж точно не в тот момент. Он был воодушевлен перспективой возвращения в Соединенные Штаты и возобновления его угасающей карьеры. «У меня не было ощущения, что разрушавшийся брак толкнул бы его на такое, - сказал Эверли. – Даже если это было в третий раз. У меня складывалось впечатление, что дела у него шли достаточно успешно. Это мог быть какой-нибудь ревнивый муж. Я предпочитаю думать о нем, как о веселом, отличном парне, который верил в мирную жизнь».(317)

Первая жена Рида Патрисия была с ним в Аргентине, когда его там в первый раз арестовали и допрашивали. Она видела, как он противостоял различным опасностям и отстаивал непопулярные суждения. Она также не поверила в историю с самоубийством, хотя признала, что он действительно страдал. Когда в 60-х годах он сражался за бедных в Южной Америке, он был частью не слишком большого народного движения, и это было отважно, живо и весело. Бедняки одобрительно встречали его приветствиями и салютами, а идейные братья поддерживали его дух во время арестов. Газетчики, особенно левого толка, практически в любое время были счастливы поговорить с Ридом. В Восточной Германии почти ни одного из этих эликсиров предложено не было. «Много раз, когда мы занимались любовью, я успокаивала и утешала его, - сказала Патрисия. – На следующее утро он просыпался полным энергии. Причина его гибели в том, что люди, которые находились с ним рядом, не оказывали ему поддержку. Все свободомыслящие люди были с нами (в Аргентине), которые одобряли: "Да, да, да". В нашем распоряжении были газеты. Он мог позвонить репортерам, я могла, и они отдавали нам первые полосы».(318)