– Будет вам развлечение, – грожу неведомо кому, быстро сооружая одну нехитрую штуку.
Я спускаюсь вниз к нетерпеливо ожидающему меня Гектору, тот уже предусмотрительно закутался в плащ. На небе полная луна, а доспехи слишком блестят, кто-то может насторожиться: с какой стати рыцарь в полном облачении разгуливает посреди крестьянского лагеря по ночам.
– Что так долго? – интересуется Гектор.
– Готовил сюрприз, – невинно признаюсь я.
И сюрприз удается на славу. В тот самый момент, когда мы выводим из конюшни трех лошадей – одна под припасы, – раздается оглушительный взрыв. Замок Шарля просел и изрядно перекосился, крыши – как не бывало, а стены ослепительно пылают, освещая весь лагерь. Высыпавшие из хижин сонные люди с испуганными криками разбегаются в разные стороны. В лагере разгорается паника, туда и сюда мечутся оглушенные, ничего не понимающие разбойники, громко кричат, бестолково суетятся.
Самые сообразительные молча исчезают в чаще леса. Но надеяться на то, что все разбегутся, смешно. У Шарля остались толковые помощники, которые вот-вот придут в себя и прекратят панику. Нам надо исчезнуть до того, как все опомнятся, пересчитаются и разберутся, что же собственно произошло. Вдобавок и мэтр Трюшо подскажет, что в славных рядах завелась гнильца. В общем, вопрос погони – дело ближайших получаса-часа, а потому…
– Спасайтесь, – кричу я во весь голос. – Англичане, нас атакуют англичане! Шарль убит! Бегите, бегите в лес!
Мы скачем через весь лагерь, в душе я молюсь об одном: не затоптать бы ненароком кого из детей, но как-то обходится. На узкой лесной тропе в миле от лагеря нас останавливают часовые. Их задача – наблюдать за подступами к убежищу, но сейчас они глядят в противоположном направлении.
– Что случилось, – звучат встревоженные голоса. – Куда вы?
– Все пропало! – панически кричу я в ответ. – На лагерь напали англичане! Шарль убит! Спасайтесь!
Последнее, что вижу, – растерянные люди с пылающими факелами толпятся посреди пустынной лесной дороги, куда выходит тропа. Но уже через пару часов мне становится ясно, что за нами – погоня. Гектор все чаще оглядывается назад, кони начинают уставать, спотыкаются. Пару раз я и сам слышу за спиной отдаленный стук копыт. Непроглядная ночь сменяется серым рассветом, когда мы наконец понимаем, что без драки не уйти.
– Плохо дело, – кричит мне рыцарь, уловив вопрошающий взгляд, – их человек тридцать. Придется искать место для боя.
Выбранное место выглядит, на мой взгляд, не особенно подходящим: узкий мост перекинут через неширокую речку с обрывистыми берегами. По замыслу мы встанем посреди моста и будем сражаться до последнего, пока не поляжем. Как энергично выразился рыцарь:
– Дорого продадим свои жизни!
Столь ценный для него перстень он собирается бросить в реку. Пусть лучше пропадет, чем достанется врагу.
– Скажи, Гектор, – трясу я его за плечо, – здесь есть поблизости переправа, кроме этого моста?
– Через пять лье вниз по течению, – морщит тот лоб, – но там дальше дорога уходит к западу. Если побоятся атаковать в лоб, то придется делать изрядный крюк, так что в тыл они к нам до вечера не выйдут, не бойся.
Я и не боюсь. Я уже галопом мчусь к заводной лошади и режу ремни, которыми привязан бочонок с порохом, отвязывать его некогда. Мухой лечу обратно, невежливо отпихнув рыцаря. Бочонок я продырявил, а потому за мной стелется черная полоска пороха.
– Доставай кресало! – нервно кричу я, боясь опоздать.
Грохот все ближе, еще пара минут – и погоня будет здесь. Я добегаю назад, выхватываю из руки озадаченного Гектора кресало, изо всех сил, сбивая пальцы, высекаю огонь. Я тороплюсь, и немудрено, что ничего не получается. Взмыленные кони показываются из-за поворота дороги, когда одна из искр поджигает наконец порох. С тихим шипением огонь бежит к бочонку по тонкой черной дорожке, как нарочно, самодельная мина взрывается в тот самый момент, когда кони влетают на мост.
Оглушительный грохот прокатывается над сонным лесом, всполошенные птицы с паническими воплями взлетают вверх. Решили, бедолаги, что настал конец света. Мимо головы с легким свистом пролетает одна из досок настила, ласково взъерошив волосы. Хорошо, что я невольно присел при звуке взрыва, не то валяться бы мне на берегу с расколотым черепом. Зря я все-таки снял тяжелый и неудобный шлем, но в нем так потела голова, что мне все время казалось: еще чуть-чуть, и мозги окончательно спекутся. Найдя скинутый шлем, нахлобучиваю его поглубже. Я нетерпеливо смахиваю тонкую струйку крови со лба, похоже, меня немного зацепило краем доски, напряженно вглядываюсь в противоположный берег.
С той стороны моста – истошное ржание лошадей, крики и стоны, проклятья и просьбы о помощи. Густой пороховой дым наконец рассеивается, моста – как не бывало, серая речная вода плавно обтекает расщепленные сваи. На той стороне реки десяток мертвых лошадей лежит вперемешку с убитыми разбойниками. Я с трудом сглатываю, среди прочих разглядев Леона. По странной иронии судьбы парню оторвало не правую, вылеченную мной руку, а левую. Он умер от болевого шока и неостановленного кровотечения. Будь я рядом, сумел бы ему помочь.
«А он, он помог бы мне, догнав?» – мелькает неожиданная мысль.
– Ты – молодец, – в восторге хлопает меня Гектор по плечу. – За одну ночь ты трижды спас меня от верной смерти. Я – твой вечный должник.
– Да ладно, – хмурюсь я. Мне грустно и мерзко. Здешний мир все-таки заставил меня убивать, а для лекаря это неправильно, так быть не должно.
«Не должно, – соглашается со мной внутренний голос, – и не будет, но случится это еще не скоро. А здесь, чтобы выжить, ты должен будешь убивать. Обязан даже, иначе ты сам – труп, и случится это очень скоро».
– Нет, – шепчу я, с тоской глядя на картину устроенной бойни, – я не хотел убивать, я хотел только остановить вас, не дать убить себя.
Мы едем шагом, ведь лошади изрядно устали в ночной гонке: если их не поберечь, могут пасть. Идти пешком по здешним дорогам – удовольствие не из великих, это вам не по Арбату рассекать. Время от времени мы спешиваемся, ведем коней в поводу, затем снова забираемся в седла. Я еду молча, все анализирую случившееся. Пытаюсь понять, стал бы я взрывать мост, если бы знал, что погибнут люди? Пусть даже это люди, желавшие меня убить. Тревожащий меня ответ – да. Похоже, здесь я изменился сильнее, чем думал.
И немудрено. Целый год наблюдать, как люди, не раздумывая, убивают себе подобных, и при этом остаться прежним – очевидно невозможно. Я незаметно для себя менялся, а события последних суток лишь ускорили этот процесс. Как будто в пороховой погреб швырнули факел, и в ярчайшей вспышке, что озарила все вокруг, я увидел пугающую истину. Отныне я осознал: впредь, если не будет иного пути, я буду убивать других, чтобы выжить самому! Но как далеко зайдут изменения, не превращусь ли я окончательно в одно из здешних чудовищ, что так запросто лишают жизни себе подобных по малейшей прихоти?
К обеду делаем часовую передышку для себя и лошадей, а к вечеру мы въезжаем в большую деревню. Здесь уйма каменных домов на высоких фундаментах, церковь и кузница. Тут же обнаруживается неплохой трактир, есть даже отделение для богатых путников.
– Чем собираешься заниматься дальше? – небрежно интересуется Гектор.
Я безразлично пожимаю плечами. После произведенного массового смертоубийства я вдруг стал сам себе противен. Жизнь потускнела, все вокруг серо, плоско и уныло. Нехорошо мне. А я еще порицал доктора Менгле, ну и чем я теперь отличаюсь от того нациста?
– Первые покойники? – понимающе замечает Гектор.
Я нехотя киваю.
– У меня тоже было так, – делится рыцарь.
Он говорит медленно, явно припоминая что-то неприятное. Лицо незаметно меняется, на лбу собираются мелкие морщины, горько кривится рот, обычно яркие глаза тускнеют. Похоже, ему также не доставил никакого удовольствия тот давний случай.
– Все правильно, все так и должно быть. Любой нормальный человек, если он не тварь, ощущает печаль, лишая кого-то жизни. Но пойми, не ты на них напал, они хотели тебя убить. Ты всего лишь защищался. Если тебе будет от этого легче, представь, что сам Господь защитил тебя, свое возлюбленное чадо, от этих выродков твоими руками.
