Подобные доводы, разумеется, не останавливают «благодетеля человечества», занявшегося теперь уже меди­циной. Его называли «врачом неизлечимых». «Марат — шарлатан, продающий всякую дрянь как средство, исце­ляющее все болезни», — писали современники. Не случись революции, пришлось бы ему разделить анекдотическую славу составителей «эликсиров жизни и молодости» под предводительством господина Калиостро.

Горькие разочарования и насмешки швыряют Марата за письменный стол. Он, тратя последние деньги и осаж­дая издателей, наскрипел пером около десяти томов в на­дежде «разрушить многие общепринятые воззрения своего времени». Даже терпеливые исследователи признаются, что едва ли в состоянии их перелистать.

Журналы, газеты, издательства были так напуганы од­ним только именем плодовитого автора, что Марат начал хитрить и посылал рукописи анонимно. Однако все было тщетно: он всюду получал по носу. Тот, кто замахивался на титул «благодетеля человечества», по словам французского историка Г.Тэна, «тридцать лет скитался по Европе, прозябал в Париже, всеми освистанный и непризнанный, снедаемый завистью ко всем великим мира сего, постоян­ный кандидат и постоянный неудачник».

Какие гигантские усилия совершал Марат, на какие ухищрения только ни шел, дабы выдрать хотя бы перо из заветного хвоста птицы-славы. И все тщетно! Он пишет авторитетным ученым: «...мои открытия по свету опроки­нули труды целого столетия». Его не удостаивают даже ответом. Он, занимая там и сям, собирает деньги и посы­лает их в Академию Лиона для назначения ему премии за присланную работу. В другую посылает два доклада на одну и ту же тему. Осточертев французам, пытается до­биться признания в Испании. Ищет спонсоров, рассылает письма меценатам и даже своему, вскоре обезглавленному революцией, королю. Ничего не добившись, обвиняет весь мир «во всемогущей интриге». От огорчений, бессонных ночей, плохой пищи и беспорядочной жизни незадолго до революции Марат серьезно заболел и едва не умер. Про­лил бы кто о нем хоть одну слезу? Ни одна женщина не снизошла до заботы о нем, не родила ему ребенка, не позаботилась о крове. В дальнейшем художники изо всех сил старались придать чертам Марата некое благообразие. Тщетно. Лишь Давид, талантливый и авторитетный, в своей знаменитой картине «Смерть Марата» решил при­бегнуть к радикальным средствам, изобразив некую отвле­ченную фигуру, на манер эллинского героя, увенчанного эффектной чалмой.

...Между тем Марату в конце концов повезло. Он таки дождался своего звездного часа. Грянула революция.

* * *

Не сразу толпа признала Марата. И только когда сердца нищих и голодных людей охватило разочарование резуль­татами революционных реформ, которые, в сущности, ни­чего не меняли в их беспросветной жизни, взоры обрати­лись в его сторону. Присмотревшись, люди увидели, что он ходит, как они, почти в тряпье, с грязной повязкой на голове. Дом его пуст, холоден, и даже мыши там нечем поживиться. Все как у них. В глазах подозрительных со­граждан это ли не высшая добродетель? «Он наш! Он та­кой же, как мы! Он понимает наши нужды!» Измучен­ный, сбитый с толку народ, уже не веря вождям в пудре­ных париках, словно сирота, искал, на чье же плечо поло­жить голову. И нашел. Гражданин Марат хорошо все объясняет и, главное, знает, кто виноват в том, что рево­люционная повозка никак не въедет в рай.

«Оглянитесь!» — гремел Марат. Он мог говорить ча­сами, яростно и с таким ожесточением, что казалось, жи­лы на его шее лопнут. Оратор презирал изящную словес­ность, и его язык, шершавый, жесткий, каркающий голос, демонический хохот, выразительная жестикуляция действо­вали на толпу завораживающе.

«Оглянитесь! Вас предали! Вы голодаете, а лавки рас­пирает от товаров. Ваше правительство, хлюпики и трусы, боится навести революционный порядок. Они предали на­ше дело аристократам, ростовщикам, спекулянтам, присо­савшимся к телу трудового человека. Пока мы не стрясем с себя эту нечисть... Всех подозрительных — на эшафот. Будем очищаться! В этом спасение революции... Трепещи­те! Гильотина работает исправно». И вот уже в Нанте па­лач выбился из сил, рубя головы. Есть и другие методы «очищения». Расстреливали маленьких детей и женщин с грудными младенцами.

Дневная норма в 120 человек доходит до 500. В Вандее революционные каратели не выдержали и возмутились. Но специальная «рота Марата» именем своего вождя продол­жала творить правое революционное дело. Ночь с 14 на 15 декабря 1793 года стала последней в жизни 138 человек.

Такой же ночью вдоль сонных вод Луары медленно движется барка. По сигналу ее днище раздвигается, и плавучий гроб с 90 священниками, закрытыми в трюмах, уходит на дно.

Впрочем, зачем губить барку? Значительно проще столкнуть в воду безоружных людей и поливать их свин­цом до тех пор, пока затихнут вопли несчастных. Матери молили пощадить маленьких детей. «Из волчат вырастут волки», — отвечала бравая «рота Марата».

А потом сыграли «республиканскую свадьбу». Связы­вали попарно юношей и девушек и бросали в воду. «Именем Революции!»

В городе Ментоне, ставшем несколько позднее модным курортом, наладили производство париков и кожевенных изделий. Парики выделывали из волос гильотинированных женщин. Другое же... Дадим слово знающим людям: «В Ментоне существовала кожевенная мастерская для выдел­ки человеческих кож; из кожи тех гильотинированных, ко­торых находили достойными обдирания, выделывалась изумительно хорошая кожа наподобие замши». Кожа муж­чин, как отмечалось, ничем не отличалась от кожи моло­денькой серны. А вот женская была слишком мягка и поч­ти ни на что не годилась.

Воистину правы некоторые историки, утверждавшие, что питерская «Чрезвычайка» была лишь слабой подража­тельницей ретивых мальчиков Марата в красных шерстя­ных колпаках.

Лозунг «Революция без конца» требовал своего оправ­дания. Места повешенных аристократов и священников не могли пустовать. Хватали людей с «подозрительным вы­ражением лица». Не правда ли, истребление врагов по та­кому признаку надолго оттягивает финал революции? Она действительно становится бесконечной. «...Немного зла, чтобы сделать много добра».

СПРАВКА

Перед празднованием 200-летия революции во Франции в 1993 году с помощью ЭВМ был проведен анализ социального состава жертв якобинского террора, «революции без конца», на чем настаивал Марат. Вот какие получились результаты. «Враги нации» - дворяне составили всего 9% погибших. 91% — рядовые участники революции, ее плоть и кровь, которым и было обе­щано «светлое будущее». Из этого числа 28% составля­ли крестьяне, 30% — рабочие.

  * * * 

Письмо, отправленное по почте, либо пропало, либо его не передали Марату. Если бы Корде нервничала, то она вос­пользовалась бы этим, чтобы отказаться от задуманного. Но похоже, Шарлотта обладала необыкновенной выдерж­кой и решимостью. Ей и в голову не пришло ничего по­добного. Напротив, она словно подгоняла себя и, воротясь в номер гостиницы «Провиданс», немедля села писать второе письмо.

«Париж, 13 июня, 2 год Республики.

Гражданину Марату.

Сегодня утром, Марат, я писала вам. Получили ли вы мое письмо? Я не думаю, чтобы вы его получили, потому что меня не допустили к вам. Уведомите меня, могу ли я надеяться видеть вас хоть на одну минуту. Снова повто­ряю вам, что я приехала из Канн и желаю сообщить тай­ны, очень важные для безопасности Республики. Кроме того, я подвергаюсь преследованиям за свою преданность свободе и поэтому несчастна. Мне кажется, что уже одно­го этого обстоятельства достаточно для того, чтобы иметь право рассчитывать на ваше содействие.

Шарлотта Корде».

Чтобы действовать наверняка, она решила отправиться к дому Марата и через близких лиц передать ему письмо. Расчет девушки состоял в том, что слова «тайны», «безопасность Республики» произведут на него такое же действие, как красная тряпка на быка.

Раскрытие заговора — это еще одно очищение Респу­блики от скверны, аресты врагов революции, их смерть на эшафоте и — новое торжество «друга народа». Вот види­те, он не дремлет, всегда на страже. Таким образом Шарлотта хотела выманить дикого зверя из его логова, а лучше — самой попасть туда.