Александр Яковлевич решил отправиться на ее родину в Шотландию и там искать документы, которые позволят подробнее разобраться в трагической судьбе этой женщины.

Добившись разрешения быть допущенным к самым ценным архивам, он день за днем просматривал старые бумаги с выцветшими, трудно читаемыми строчками. Выручали блестящее знание языка, за столетия, конечно, весьма изменившегося, да чутье азартного охотника, которым князь, видимо, обладал в высшей степени.

«Самоучкам всегда везет», – сказали бы опытные архивариусы. Думайте как угодно! Только Лобанову-Ростовскому из груды слежавшейся бумаги удалось извлечь несколько подлинных, не известных англичанам писем казненной королевы. Вы это как-то можете объяснить?

Трагедия эта случилась столь давно, что ее подробности волновали только странного русского князя, последнего, надо думать, поклонника прекрасной Марии.

...Казалось, все самое тяжелое и мучительное, что только может произойти с женщиной на этой земле, выпало на долю Марии Стюарт: ненависть, предательство, гнетущий выбор между жизнью и смертью.

О ней говорили и писали разное, часто весьма нелестное. Многие современники и историки считали ее дерзкой интриганкой, разжигавшей страсти, заводившей смуту ради достижения собственной заветной цели – короны Англии. Не она ли сама неуемной гордыней и неуступчивостью подписала себе смертный приговор?

Слыша подобные речи от собеседников, с которыми Лобанов-Ростовский делился мыслями о своем идеале, он страшно кипятился и нервничал. Князь защищал шотландскую королеву с такой страстью, словно речь шла о живом человеке, судьба которого висит на волоске, и только его оправдательная речь может помешать случиться непоправимому.

Друзья-соотечественники, зная о «даме сердца» Александра Яковлевича, называли его «четвертым мужем Марии Стюарт».

Шутки шутками, но Лобанов-Ростовский издал на свои средства три тома писем Марии Стюарт, Он собрал большую коллекцию ее портретов, среди которых оказались редчайшие, каких нет в британских музеях. Поистине, это ли не чудо? Через несколько веков после гибели Марии под топором палача к ней были обращены такая мужская преданность и поклонение, каких она не знала при жизни.

...Разумеется, приобретение подобных редкостей требовало и большого времени, и огромных средств. Азарт охотника и сознание ценности находок заставляли Лобанова-Ростовского платить и переплачивать архивариусам, коллекционерам, всякого рода чиновникам, лишая иных претендентов малейших надежд.

Деньги, надо думать, утекали рекой, и мало-помалу она обмелела. Забегая вперед, следует сказать, что Мария Стюарт, находясь за гранью бытия, как будто оценила старания русского поклонника: хотя князь завещал свои находки, в том числе и ее знаменитый портрет, Эрмитажу совершенно бескорыстно, ему была назначена пожизненная пенсия. И эта, вероятно, не столь уж большая сумма стала существенным подспорьем.

Но к разорению как Лобанов-Ростовский, так и его супруга шли давно.

Почти десятилетнее пребывание князя за границей, путешествие по Европе, коллекционирование редкостей всякого рода, ставшее его страстью, поистощили кошелек. Без денег в чужих краях делать нечего – Александр Яковлевич решил возвратиться домой. Тем более это казалось резонным, что Клеопатра Ильинична, время от времени ему писавшая, жаловалась, что денег отчаянно не хватает, «дом со львами», обязанности, связанные с ним, ей надоели. Она предлагала вместе подумать, как быть дальше.

Весьма странно! «Дом со львами», где аренда помещений была очень высокой, а годовой доход приносил громадную по тем временам сумму – сто тысяч рублей, – не избавлял княгиню от вечных денежных затруднений.

По приезде Александра Яковлевича этот первый доходный дом в Петербурге, носивший аристократическое имя Лобановых-Ростовских, решено было продать. Цену хозяева назначили немалую: один миллион рублей. Время шло, а покупателя не находилось.

Но Лобанов-Ростовский, человек с чрезвычайно живым и прихотливым воображением, придумал нечто совершенно неожиданное: разыграть «дом со львами» в лотерею.

Идея не отличалась новизной. Еще в Древнем Китае азартные граждане собирали общую кассу. Часть выигрыша получал тот, на чью крышу садился голубь, – остальное шло на строительство Великой Китайской стены. Со временем условия игры поменялись, а суть осталась прежней: люди вкладывали понемногу, но всегда находился тот, кто получал все.

Так вот, Лобанов-Ростовский с супругой, оценив «дом со львами» в один миллион, решили напечатать миллион билетов – каждый стоимостью один рубль. Лотерея была объявлена всероссийской. Газеты во всех городах и весях необъятной родины оповещали, что житель какого-нибудь одному Богу известного селения, затратив всего лишь рубль, может стать обладателем роскошного дворца в самом центре императорской столицы.

Неизвестно, чем закончилось бы дело, но Николай I прочитал это объявление, разгневался и срочно призвал к себе Александра Яковлевича. Тот услышал массу нелестных слов в свой адрес, мол, стыдно русскому князю опускаться до подобных сделок и позорить честь фамилии.

Но Лобанов-Ростовский, очевидно, сумел, улучив момент, обрисовать государю ужасающую перспективу своего полного материального краха. Нищий князь – это тоже, надо сказать, не украшение империи!

Николай внял вполне резонному рассуждению и повелел купить громадное здание под военное ведомство, говоря современным языком – для Министерства обороны.

Говорили даже, что денег было уплачено больше, чем рассчитывали супруги. Но Лобанов-Ростовский, как порядочный человек, предоставил эту громадную сумму в распоряжение Клеопатры Ильиничны, что в общем-то было справедливо: здание возводилось, по существу, на средства, оставленные канцлером Безбородко.

В благородном поступке князя убеждает тот факт, что сам он, имея нужду в деньгах, решился на продажу собственного петербургского дома на Фонтанке с дивным видом на Летний сад и Михайловский замок. Немногие богатые люди владели в Северной столице подобной недвижимостью. Целая череда потерь! Особняк напротив Исаакиевского собора, дворец Фонтенбло, просторные апартаменты в столицах Европы – все это уходило в прошлое. Однако Лобанов-Ростовский не унывал. В респектабельном доме на углу Большой Морской и Гороховой им была приобретена вместительная квартира, где среди книг, картин и редких вещиц он обосновался вполне комфортно, потихоньку пристраивая наиболее ценное – от греха подальше! – в государственные хранилища и учреждения. Так, например, в Генеральный штаб он передал собрание карт и книг по военному искусству, имевших научную ценность, в Публичную библиотеку – коллекцию портретов Петра Великого.

И сейчас невозможно не остановиться у широкой лестницы дома Лобановых-Ростовских, чтобы полюбоваться двумя царственными хищниками, которые стерегут великолепное здание. Модные в то время мускулистые, грозные звери словно символизировали богатство и власть именитых хозяев. Можно представить, сколь эффектно они выглядели два столетия назад, сияя первоначальной мраморной белизной.

Надо думать, Александр Яковлевич с тяжелой душой расстался с единственным в своем роде собранием – это были трости, принадлежавшие известным историческим личностям: королям, принцам, полководцам, знаменитостям артистического мира, героям знаменитых битв и вообще тем, чьи имена оказались вписанными в пеструю летопись человечества. О художественной ценности тростей, украшенных порой драгоценными камнями, сделанных из редких материалов с величайшим вкусом и тщательностью, имевших свои тайные, недоступные постороннему глазу секреты, можно было составить интереснейшее исследование.

Вот с этой жемчужиной своей собирательской деятельности Александр Яковлевич распростился в самую последнюю очередь, продав ее – ах, эти деньги! – графу Воронцову-Дашкову.