– Как жаль, что вам это неинтересно! Должны же вы хоть что-нибудь знать, кроме ваших ролей. Впрочем, я не о том. Ведь вы спросили, почему не старела Диана? То, как она жила, мне кажется, это объясняет. Представьте, каждодневный подъем в пять часов утра, купанье в озерце с холодной водой, потом на коня и часа два бешеной скачки по здешним полям. И так всегда – в любое время года. Многие придворные дамы пытались делать то же самое, но надолго их не хватало. Время шло – они теряли молодость и красоту. Диана же оставалась прекрасной.

Гостья князя возмутилась:

– Что за ужасы – купаться в холодной воде! А вставать в пять часов утра! Да я не верю вам. Вы, видно, забавляетесь, а я, как деревенская дурочка, слушаю ваши немыслимые россказни.

– Разве я способен на подобное? Но если вы мне не верите, я умолкаю.

Схватив веер с платья, лежавшего небрежной грудой в кресле, девица принялась обмахиваться, будто ей стало жарко.

– Нет уж, раз начали, то и заканчивайте. Что же дальше было?

– Дальше? – отозвался князь. – Диана была очень умна, и все три десятилетия романа с ней король всегда слушался ее советов. Но в конце концов...

– Ну конечно! – захлопала в ладоши слушательница. – Я так и знала – он ей все-таки изменил! Вот оно чем кончилось!

– Да нет же! Генрих был случайно ранен на рыцарском турнире и прожил еще несколько дней. За несколько минут до смерти, которую, кстати, ему предсказал Нострадамус, он прошептал склонившейся над ним Диане: «Я вас умоляю всегда помнить о том, что никогда не любил и не люблю никого, кроме вас».

Мадемуазель, расчувствовавшись, даже всхлипнула:

– Боже, какие же были раньше мужчины! Воцарилось молчание. Потом раздался голос Александра Яковлевича, тихий, задумчивый:

– А какие были женщины!..

...Возможно, их было в жизни Лобанова-Ростовского две – по-настоящему им обожаемые, вызывавшие поклонение. Одна – Анна Ярославна, уроженка теплого, ласкового Киева, наверно никогда не мечтавшая ни о какой короне в чужой далекой стране. Другая – Мария Стюарт, которая превратила свою жизнь в трагедию из-за короны, весьма опасного, надо сказать, украшения.

Даты рождения этих женщин разнились более чем в пятьсот лет. Анну Ярославну от ее неожиданного сородича-поклонника отделяло восемь столетий, Марию Стюарт – лет триста. Но эта арифметика ничего не значила для князя. Его покорили характеры этих женщин, их поступки, их смелость в любви, непреклонность во вражде, стремление жить так, как диктовало им внутреннее убеждение.

Известно, что люди быстро забывают отошедших в мир иной, но эти две красавицы веками не отпускали воображение историков, писателей, поэтов. Да уж, Лобанов-Ростовский был не одинок в своем интересе к ним. Разумеется, он прочитал об Анне и Марии все, что только смог отыскать в России и европейских библиотеках, вникая во все нюансы их жизнеописаний. Какими смешными в своих никчемных страстишках, которые они называют любовью, казались князю окружавшие его дамы! Мертвые теснили живых – что ж, не с одним ним такое бывало.

Оттого, вероятно, до нас не дошли сведения ни о каких сколь-нибудь заметных романах самого Лобанова-Ростовского, этого «соломенного вдовца». Маячившие возле него тени прошлого так тревожили его воображение, от них веяло такой страстью и великолепием женственности, что было бы странно завести что-либо серьезнее ни к чему не обязывающего флирта. Анна Ярославна и Мария Стюарт путали князю все карты. Его восхищение требовало выхода: Лобанов-Ростовский решил делом доказать им свой восторг и почтение.

...Эх, каким же он оказался слепцом! Столько раз бывал в Киеве, вовсю развлекался, но так и не удосужился в тиши и спокойствии Софийского собора рассмотреть изображение Анны Ярославны – женщины, жизнь которой теперь ему казалась самым головокружительным романом из всех, что довелось прочитать.

Правда, там, на фреске, Анна еще девочка-подросток, смиренно ступающая в ряду с сестрами. Ее ждет дорога в Париж, корона, рождение четверых детей – троих сыновей и дочери, – признание Папой римским ее замечательного ума, а всей Францией – красоты и мудрости. Потом придет вдовство, а в тридцать шесть лет – сумасшедшая любовь к женатому человеку. Против Анны и ее избранника восстанут церковь и собственные дети.

«Полюбить – так королеву, проиграть – так миллион». Шутки шутками, но, похоже, князь Лобанов-Ростовский, сам того не ведая, жил по этому принципу. Во всяком случае, именно русская королева Франции Анна Ярославна могла оспаривать у Марии Стюарт первое место в душе и мыслях князя, но никак не вполне живая, милая, но все-таки очень уж заурядная Клеопатра Ильинична.

Но все будет напрасно – их любовь устоит и лишь окрепнет. А за десять лет счастья и согласия можно заплатить многим: это не станут отрицать ни те, кто нашел своего человека в жизни, ни те, кто с ним разминулся.

...Многое обнаружил Лобанов-Ростовский такого в биографии Анны Ярославны, что раньше не было никому известно. Но дата ее смерти так и осталась невыясненной. По одной из версий, русскую княгиню, потомки которой в восьми поколениях были королями Франции, похоронили в местечке Серии. Там находилось аббатство, где и окончила свои дни удивительная дочь Ярослава Мудрого.

Разумеется, Лобанов-Ростовский ездил туда, расспрашивал монахов, не сохранилось ли каких бумаг, способных документально подтвердить легенды. Но увы! Он узнал только, что надгробие Анны-королевы, как называли ее во Франции, действительно было на территории аббатства. Однако в годы революции чернь, испепеляемая ненавистью не только к живым, но даже к тем, кто ушел в вечность, все сравняла с землей.

...Vestigia semper adora. Чти всегда следы прошлого. Странно, думал князь, это высказывание поэта Публия Папиния Стация датируется концом первого века новой эры. Невозможно даже представить себе, какая бездна времени разделяет нас! Но и тогда, выходит, умные люди понимали: события, маленькие и большие, их связь – это та невидимая, но живая нить, которая связывает поколение с поколением, не давая людям ощущать себя сиротами в мироздании. Откуда мы пришли? Куда уйдем? Нет, любой из нас есть крохотное звено в бесконечной веренице жизней, каждая из которых в назначенный срок передает эстафету другой. Не потому ли мы в этой цепочке будней обнаруживаем тех, кто нам почти по-родственному близок и симпатичен?

Лобанов-Ростовский обожал эту женщину. Как не похожа была она ни на одну из прелестниц, с кем сводила его судьба! И сколько бы пугающих слухов не ходило о ней, князь только посмеивался: это все от зависти, от сознания своей незначительности перед такой красотой и таким характером. Эта Мария стоила князю уйму денег, да и Бог с ними – хорошо, что на них можно купить лишний листок пожелтевшей бумаги, исписанный дорогой ему рукой. Беда в другом, Мария Стюарт, королева Шотландская, старше его ровно на 262 года. «Мы не совпали с ней в веках – не наша в том вина...».

Раздумывая над трагической судьбой Марии Стюарт, русский князь Лобанов-Ростовский не считал, что она жила слишком давно. Каких-нибудь три сотни лет назад он ничего бы не пожалел, чтобы быть ей представленным! Что же такое было в этой женщине, если и сейчас звук ее имени волнует его – здорового и очень даже ловкого с дамами мужчину? Почему всякий разговор с более чем живой и даже очаровательной женой Клеопатрой уже через полчаса заканчивался либо ее истерикой, либо его бешенством? На эти вопросы ответы туманны и уклончивы, но факт остается фактом: ему очень нравится другая женщина – Мария Стюарт.